Сильных потрясений и приятных сновидений

Глава 7

Следующие несколько дней прошли без особых осложнений. Не сказать, что всё было идеально, но, по крайней мере, Малфой больше не вынуждал Гермиону прилюдно набрасываться на него. Но Гермиона отмечала, что сверхчувствительное обоняние Малфоя доставляло всё больше неудобств. Она замечала, как по несколько раз на дню он внезапно вскидывал голову, а в его глазах загоралось то самое странное осознание.

Для Гермионы это становилось сигналом, что где-то поблизости появился Гарри и что ей пора уводить Малфоя прочь. Также ей приходилось отгонять от него других, чтобы они, случайно приблизившись к Малфою, не попадали под его чары обольщения. Хвала Мерилину, к этому приходилось прибегать не так уж часто. Те, кто уже подвергся влиянию магии Малфоя, сами опасливо обходили его стороной, поскольку, вероятно, находились в таком же замешательстве от собственных эмоций, как и Гарри.

Гермиона уже замучалась выдумывать разные темы для бесед. Всякий раз, когда люди начинали спрашивать её, почему она запрыгнула на Малфоя посреди Большого зала, она старательно переводила разговор на другую тему, способную их отвлечь.

Многие, вероятно, подумали, что она решила стать метеорологом, потому что, когда они встречали её, Гермиона тут же заводила разговор о погоде.

Кроме того, становилось ясно, что Малфою всё это тяжело давалось.

Его тело пылало.

В буквальном смысле.

Он страдал от перегрева, как будто мучался от невыносимой жары. Хотя, на самом деле, для мая стояла довольно прохладная погода, и это что-то да значило, когда такое заявление делал человек, живущий в Англии. В то время как все ходили в джемперах и шерстяных носках, Малфой щеголял в лёгких футболках, продолжая жаловаться, что ему слишком жарко.

Что сильно отвлекало Гермиону.

Очень сильно.

Когда именно Малфой превратился в такого болтуна? Гермиона решила, что если бы не его симпатичная внешность, то она не продержалась бы рядом с ним столько времени. Ей хотя бы было на что полюбоваться, когда Малфой принимался разглагольствовать, а она равнодушно слушала его вполуха. Футболки, плотно обтягивающие мускулистый торс Малфоя, выгодно отличались от скучных жилеток и пуловеров. Кроме того, на его бледной коже постоянно блестела лёгкая испарина, а щёки покрывал слабый румянец. Гермиона никогда раньше не видела никаких красок на его лице, поэтому не могла удержаться от того, чтобы время от времени открыто его рассматривать. Он выглядел бы очаровательно, если бы не хищный, похотливый взгляд, который, казалось, навечно застыл в его глазах. Выражение его лица оставалось таким же холодным и отстранённым, как и всегда, но его грозовые серые глаза говорили совсем о другом.

Подобно тому, как желудок начинает урчать, когда требует пищи, тело Малфоя выдвигало свои требования, нуждаясь в паре. Но это проявлялось совсем не как невинное урчание. Малфой не мог заснуть. Последние пару суток он страдал от бессоницы, отчего по ночам вёл себя ужасно шумно. А днём отличался повышенной раздражительностью из-за недосыпа.

Гермионе нужно было срочно что-то придумать, чтобы дать ему поспать.

И чем скорее, тем лучше, потому что Малфой не слишком заботился о тишине, заодно не давая спать и другим. Гермионе пришлось конфисковать его надоедливый теннисный мячик, которым он настойчиво долбил в стену с громким «тыдыщ» в течение нескольких часов подряд!

И зачем он это делал? Для чего?!

Мальчишки!

Гермионе пришла а голову одна идея, правда, довольно рискованная, и для её осуществления ей никак было не обойтись без без помощи Гарри. Когда она только озвучила эту идею Гарри, он принял её в штыки. Но Гермиона просила и умоляла, просила и умоляла, просила и умоляла.

И таки добилась своего.

* * *

Драко лежал в кровати, отчаянно пытаясь заснуть. Он знал, что это бесполезно, но так устал, что должен был попытаться. Он никак не мог перестать думать о том, что сказал бы обо всём этом его отец. Мало того, что его сын активно стремился вступить в сексуальные отношения с мальчиком, так ещё и с Мальчиком, Который Выжил. Драко посчитал, что для любого Пожирателя смерти это, наверное, было бы наихудшим кошмаром.

Драко всегда боготворил отца и, когда вырастет, хотел быть похожим на него, чтобы его так же боялись и уважали. С самого детства он активно пытался следовать примеру отца и, соответственно, перенял его убеждения. Когда Люциуса отправили в тюрьму, Драко словно провалился в бездну. Он всегда считал своего отца непогрешимым. Даже Волдеморт мог ошибаться, но его отец — нет. Ему всегда всё сходило с рук.

Когда Люциус попал в тюрьму, эта теория разбилась вдребезги, и Драко потерял пример для подражания. Внезапно ему пришлось самому решать, кем он хочет быть и во что верит. Он едва не впал в настоящую депрессию, когда понял, что, возможно, хочет совсем не того, чего, как ему всегда казалось, он хотел. Он не стал юной копией своего отца, как думало большинство людей и даже он сам. Быть самим собой оказалось для Драко довольно пугающим, но он сомневался, что кто-нибудь это заметил. Он старался особо не демонстрировать происходившие с ним изменения. А просто перестал говорить о вещах, насчёт которых поменял мнение. Не то чтобы он был против, если бы кто-нибудь об этом узнал, ему всего лишь не хотелось делиться своими внутренними переживаниями с кем бы то ни было. Драко быстро пришёл к выводу, что ему наплевать на войну. Он не был против Волдеморта, он просто был не «за» него. Но он также не болел и за Потти с Дамблдором.

Ему было просто наплевать.

Ему вообще на многое было наплевать.

Как оказалось, у Драко, вопреки его собственным представлениям, вовсе и не было какой-то особой точки зрения.

Даже слово «грязнокровка» он произносил с гораздо меньшим презрением в голосе, чем раньше. И то, что ему пришлось провести столько времени с Грейнджер, которая оказалась не такой уж и ужасной, заставило его задуматься о том, чтобы совсем отказаться от этого выражения. В последнее время реальность Драко перестала быть такой уж чёрно-белой, а приобрела приятный серый оттенок.

Стук в дверь спальни привлёк внимание Драко, и он слегка повернул голову, чтобы посмотреть, чего хотела Грейнджер. Он был более чем удивлён, когда увидел, что это не Грейнджер пришла донимать его за то, что он слишком шумел (что в кои-то веки было не так). На пороге стоял тот самый человек, от которого она пыталась отвадить его последние две недели.

— Поттер? — Драко нахмурился, увидев гриффиндорца в дверях спальни. Ни Драко, ни Гермиона никогда никого не приглашали в свои покои, так что присутствие Поттера в спальне Драко было событием из ряда вон выходящим. Тем более, что это был «Поттер».

— Меня впустила Гермиона, — сказал Гарри, подходя к кровати Драко.

— Что ты делаешь? — обеспокоенно спросил Драко, живо вспомнив, что произошло в последний раз, когда они остались наедине.

Теперь здесь, вдобавок ко всему, была ещё и кровать.

Кровать, на которую Поттер только что сел.

Кровать, которую в данный момент занимал Драко.

— Проявляю чёртову заботу, — небрежно заявил Гарри, сбрасывая ботинки. — Теперь ложись на бок спиной ко мне и заткнись.

— Не указывай мне, что делать! — выплюнул Драко. Кем он себя возомнил, что ворвался в его спальню и начал отдавать приказы? Если Поттер думал, что может обращаться с ним как с одной из своих фанаток только потому, что ему выпала честь исследовать языком рот Драко, то он сильно ошибался.

— Ты же хочешь немного поспать? — многозначительно спросил Гарри, обернувшись и свирепо взглянув на Драко. — Тогда делай, как я сказал.

Спать? Спать! Драгоценный сон! О... нет! Нет! Нет! Нет! Он не собирался позволять Поттеру вот так просто командовать им, даже если бы это дало ему возможность немного передохнуть. Не говоря уже о том, как? Как мог Потти знать о его проблемах больше, чем?..

— Эй! — взвизгнул Драко, когда Поттер внезапно лёг рядом с ним и толкнул его на бок.

Драко собирался сопротивляться.

Действительно собирался.

Но тут Поттер пристроился сзади, обхватив Драко за талию, и это оказалось чертовски приятно!

Так приятно, что Драко мог запросто начать пускать слюни в подушку, как ребёнок, засыпающий на руках у матери.

Что он и сделал, сладко уснув.

И не исключено, что и без слюней не обошлось.