Крылья радуги

..12.. Есть такая птица, называется обломинго...

Северус потерял сон и аппетит. Он и раньше-то не особо соблюдал график приема пищи и сна, а тут и вовсе начал воздухом питаться и превратился практически в профессора Вагнера с его экспериментальным периодом «Человек без сна». Причина была в Поттере: чем дольше он цокал копытами, тем больше хотелось прекратить это безобразие и вернуть его в человечье состояние. Северус, Филиус и Поппи горы литературы перелопатили в поисках средства вернуть Поттера в исходное положение.

Но увы и ах, о той долине, о которой рассказали Гарри и Седрик, знали только они двое. Остальные, как известно, унесли драконью тайну с собой в могилы, навеки замолчав соляными статуями в белых песках.

Так что в книгах просто не было нужной информации о том, как снять проклятие с Гарри Поттера, единственного анимага, покинувшего долину Радуги и сумевшего увезти с собой товарища, чего никогда не случалось за всю историю магического мира.

Книга за книгой, трактат за трактатом — симптомы анимагической комы, выходы из неё, много способов научиться анимагии и как исправить ошибки при неудачных превращениях — много чего было в старых и не очень фолиантах и гримуарах, и ни единого слова о том, как вернуть человеку его облик. С отчаяния Северус даже маггловские сказки вспомнил: «Принц-лягушонок», «Красавица и чудовище», «Король-Дроздобород», «Щелкунчик» и даже «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями», все эти сказки он честно перечитал, надеясь увидеть в них если не скрытый смысл, то хоть подсказку — как можно расколдовать заколдованного принца. Во всех сказках, однако, был один общепринятый способ — поцелуй невинной девушки или, наоборот, слюнявый чмок заезжего принца спасал какую-нибудь столетнюю спящую красотку…

Ну, чем бы Моргана не тешилась, Мерлину всё одно фиолетово. Попробовали поцелуй невинной девушки. Попросили Полумну чмокнуть Поттера ради эксперимента, смеяться Пандора Луна не стала, а всерьез подошла к этому делу: для начала она честно забыла о просьбе, а когда Гарри, мокрый насквозь, вылез из озера с Габриэль на плечах, то на радостях расцеловала его — обчмокала всю морду, включая губы конские… Флер добавила, тоже обняла героя и присосалась, страстно благодаря за спасение сестренки.

Надо ли говорить о том, как замерли трибуны, все зрители аж дышать перестали, моментально вспомнив сказки и надеясь на ЧУДО?

Чуда не случилось, мокрый конь как был, так и остался мокрым конем… разве что обалдевшим слегка — его две такие красавицы отметили!..

Что касается Гарри, то он жил и ни о чем не тужил. Было бы с чего — его не обижали, не мучили железом, он имел возможность высказать просьбы и желания при помощи табличек с пюпитрами, на здоровье не жаловался, шерсть блестит, глаза ясные да зоркие, друзьями окружен, вниманием не обделен, чего ещё надо?

Да ещё и после второго тура к нему слава пришла, все были в восторге от того, какой он оригинальный выход нашел — превратиться в гиппокампа, морского коня, да можно ли придумать что-то получше этого?! Рон, бедняга, обзавидовался до красных кругов перед глазами и обильного слюнотечения — ну как же так, опять Гарька впереди всех!!!

Как конь, Гарри, конечно, попробовал пообщаться с лошадьми, точнее, с пегасами в загоне… Что ж, язык у них был, но весьма своеобразный, не слишком богатый словарный запас восполнялся жестами, а отношения вводили в ступор. Выбить глаз копытом или откусить ухо в драке среди жеребцов — милое и обычное дело, тумаки и удары лошади принимали и прощали только от себе подобных, человек, ударивший коня кнутом, моментально становился врагом номер один, потому что он, оказывается, не имеет права, с точки зрения лошади, на такие личные оскорбления!

Вожаком в табуне был не самый сильный и быстрый жеребец, а мудрая и опытная кобыла, иными словами, среди лошадушек существовал матерый матриархат, а молодой и прыткий красавец мог сколько угодно воображать себя защитником — старшая кобыла Всеобщая Мама снисходительно позволяла сынку развлекаться, видя в нем всего лишь хорошего производителя. У Гарри аж челюсть отвисла, как только он узнал об этих нюансах лошадиных отношений.

Жить жеребята могли в общем табуне до трех лет, потом они изгонялись, но если он сын начальницы, то оставался с матерью в табуне на всю жизнь и даже имел некий статус привилегированного вожака. Есть над чем подумать.

Пробуя с ними беседовать, Гарри вскоре оставил бесполезные попытки, поняв только одно: чтобы понимать лошадь — надо родиться лошадью. Уж больно специфичен оказался лошадиный взгляд на мир… Мокрую траву она не любит, зато обожает стоять под проливным ливнем, слушать раскаты грома и смотреть на проблески молний. Любят лошади и ветры, в буквальном смысле видя их, в чем Гарри лично убедился ещё в горах драконьей долины. А ещё милые лошадки оказались жуткими собственниками, для них существовал только один жизненный интерес — шкурный: для каждой отдельно взятой лошади имелось только одно понятие ценности — «мое». Мое яблоко, мое мнение, моя трава, моя нога, мой луг и так далее и тому подобное. Других слов вроде «его» и «наш» в лошадиной азбуке просто не было. Но дружить они, слава богу, умели, и очень хорошо, нормальный конь со своим любимым другом может и поделиться яблочком с травинкой пополам, и холочку ему почесать, и спину подставить, чтобы усталый товарищ об него оперся и поспал.

Вспомнив единорогов и кентавров, Гарри прогулялся в лес, решив пообщаться и с ними. Кенты оказались жуткими снобами: на простого коня едва глянули, а когда тот наивно сунулся в их поселение, чуть не залягали насмерть. Гарри от них еле-еле отбился, с мстительной точностью повыбивав агрессорам глаза и зубы с челюстями, дабы те были человечьими и уязвимыми…

К единорогам Гарри шел уже с опаской: кто их знает, этих непарнокопытных гинекологов, как они к лошадям относятся? К счастью, уникорны отнеслись к визиту коня нормально, и Гарри вволю побродил среди них, наслаждаясь эстетическим удовольствием от живых прекрасных зверей, а то только одного в детстве видел, да и то мертвого… Единорожики приветливо обнюхались с гостем, поводили его по тайным лужайкам, познакомили со своими женами и детьми и даже пригласили на танцы под луной. Неожиданный бал у единорогов привел Гарри в восторг, и он всласть наплясался с ними на лунных дорожках, не подозревая, что рогоносцы вливают в него волшебные силы и долголетие…

Фестралы немного напугали Гарри, когда он их увидел: кошмарных, скелетированных зверюг, но драконолошади его не обидели, понюхали, проходя мимо, погладили крылом да и удалились восвояси. А Гарри задумался: а когда и где он смерть видел, чтоб фестралов начать визуалить? Он таких в книжке Ньюта Саламандера наблюдал, так что спутать не мог, или это у лошади такое зрение, так устроено, чтобы видеть невидимое?

Акромантулы Хагрида в спячку зимнюю впали, так что Гарри не боялся, что наткнется на них, оборотней в лесу тоже не стоит опасаться — их придумали для устрашения, потому что это был Люпин, но он сейчас далеко и неправда. Гиппогрифы обитали где-то на южной окраине Запретного леса, а туда Гарри не пошел — незачем, зато возле паучьей лощины он нашел клетку. Цельностальная, этакий металлический куб, с небольшим решетчатым окошечком и дверью в одной стене. Оттуда сильно тянуло смесью вони: кошачьей мочой, гнилью и болезнью. И внутри кто-то тяжело и хрипло дышал. Гарри приник к окошечку, пытаясь рассмотреть в тесном полумраке пленника, но, кроме какого-то бугра, ничего так и не увидел… Посмотрев на дверь, Гарри оценил замок, тот был обычный, навесной амбарный. Подумав, Гарри постучал копытом в стену, решив хотя бы по голосу определить обитателя клетки, и, к своему вящему ужасу, услышал:

— О, наконец-то кто-то пришел! Меня покормят?

Из клетки раздался человеческий голос, и не абы чей, а женский, грудной и глубокий. Гарри на ум тут же пришел какой-то нереально запредельный маньяк, державший в лесу своих жертв в вот таких вот тесных клетушках и моривший их голодом. Опасливо осмотревшись по сторонам, Гарри предположил, что днем психи вряд ли навещают своих жертв, а судя по тому, что она сказала, он сюда редко заглядывает… Тщательно примерившись, Гарри ударил копытом по замку сверху вниз, раз, другой, третий… С восьмого удара замок поддался, латунная дужка соскочила с паза, и, он, раскрывшись, криво повис. Аккуратно поработав губами, Гарри снял замок и потянул щеколду на себя, как ручку, распахивая дверь и впуская в клетку свет. Пленница посмотрела на него поверх своего плеча и как-то позабавлено произнесла:

— Опа… а это конь! Коней не ем, простите…

Гарри же было совсем не смешно: в клетке среди нечистот лежала мантикора, она же греческий бескрылый сфинкс. И сфинкс этот был серьезно болен, вернее, больна. Гарри зло посмотрел на снег под ногами, на стальные стены, пар изо рта, и возмутился окончательно — да ну вас на… то, что у быка между задних ног! Сволочи, я щас сам стану существом ХХХХ уровня опасности! Так издеваться над… леди! На волне возмущения Гарри и поскакал в Хогвартс за профессором Снейпом. Прорысил по коридорам и о-о-очень вежливо постучал копытом в дверь класса. У Снейпа хоть и был урок со вторым курсом, но гостя гнать не стал, а молча посторонился и пропустил к пюпитру, где Гарри скоренько набрал фразу:

«В лесу умирает больная женщина».

Идиотских вопросов Северус задавать не стал, невербально призвал из кабинета походный саквояж зельевара. Ученики, видя, что происходит, тоже молчаливо собрались и покинули класс. С крыльца Северус вскочил на спину Гарри, и тот на хорошей рыси унес его в лес прямиком к клетке. Увидев мантикору, Северус яростно зашипел:

— Это, по-вашему, женщина? Поттер, у вас мозгов нет?

Гарри отвел уши назад и набычился. Пришлось Северусу посмотреть на мир правильно и увидеть в чудовищной химере несчастную пленницу… Спешился, зашел в клетку, осмотрел больную. Женщина-сфинкс лежала врастяжку на боку, с закрытыми глазами и тяжело дыша. После осмотра Северус мрачно взглянул на Гарри и хмуро спросил:

— Ну и куда её, Поттер? Сомневаюсь, что мадам Помфри обрадуется такому пациенту и предоставит больничную койку.

«Ко мне», — мотнул головой Гарри. И фыркнул — у профессора так смешно отвалился ротик…

Позвали Хагрида, выслушали его охи-ахи и возмущенные непечатные формулы в адрес министерских, которые с января девку кошачью мучают холодом-голодом, шоб она злее была для охраны чего-то там в лабиринте. Эпитет кошачьей девки впечатлил Северуса, и он окончательно перестал видеть в ней хтоническое чудище из царства мертвых. С помощью Хагрида соорудили волокушу, прикрепили один край на холку коня, за другой конец взялся полувеликан, и сообща доставили температурящую мантикору в гаррины апартаменты. Уложили на лежанку, закутали в сто одеял, после чего Северус споил ей дозу того-сего лекарственного, что благотворно повлияло на простуженную девушку, и она крепко и сладко заснула, обняв лапами плюшевого мишку, которого ей Хагрид из дома принес.

Гарри тут же пристроился, собираясь согревать её своим большим и горячим телом, Северус трансфигурировал себе из табурета кресло и уселся в него у изножья караулить сон больной. И думать. Думал он обо всем, что произошло, происходит и будет происходить в дальнейшем: похоже, у учредителей турнира крыша давно уехала и велела долго ждать. Состязания основаны исключительно на школьной программе. Чемпионам предстоит продемонстрировать владение магическими искусствами, личную отвагу и умение преодолеть опасность.