Сошедшие с орбиты

Опять этот сон... Габриель стиснул зубы, чтобы не застонать, тихо встал и, стараясь не разбудить Эмили, выскользнул из комнаты в ванную. Включил воду, до боли в пальцах сжал край столешницы и замер, не решаясь поднять глаза и взглянуть в зеркало. Словно боялся увидеть… Кого?

Это началось давно, но раньше сны были нечастыми, и Габриель списывал их на постоянную усталость и измотанность, на проблемы с сыном, на охлаждение отношений с женой и даже на политическую ситуацию в стране. Кто бы мог подумать, что в Париже могут быть такие погромы, что люди будут крушить центр города и некому будет их остановить? Да, конечно, дело было в этом — в подспудном страхе за своё дело, за близких, в беспокойстве, в котором он решался себе признаться только ночью, на грани сна и яви.

Но сны становились всё чётче, всё реалистичнее и одновременно всё фантастичнее. В них он обладал невероятной магической силой и каждый раз использовал её для того, чтобы разрушить Париж. В этих обрывочных снах не было логики, и, стоило открыть глаза, как смысл ускользал, оставляя только сожаление… Сожаление о чём? Он не мог ответить.

Раз за разом, раз за разом... Сегодня ему снова снился Париж, почти полностью ушедший под воду, разрушенная Эйфелева башня и сошедшая с орбиты Луна.

— Что за чушь? — Габриель выключил воду. Сердце понемногу успокаивалось, и он опять смог убедить себя, что всё это — просто кошмар.

Он неслышно открыл дверь, вернулся в спальню, тихо скользнул под одеяло. Эмили заворочалась и вздохнула, сведя брови во сне.

Остаток ночи он пролежал в постели, пялясь в потолок и вспоминая, что предстоит сделать днём. Как всегда — работа в ателье, встречи в офисе и... Что еще? Натали, конечно, напомнит, но почему он сам забыл? Старость, как он надеялся, была ещё далеко, сорок шесть лет — отличный возраст: ещё полно сил, но уже есть мудрость, чтобы не кидаться в разнообразные омуты с головой. Жаль только, что страсти к работе стало меньше, зато вернее стал расчёт. Пусть он не достиг вершины, но всё-таки стал известным модельером, дом «Габриель» имел хорошую репутацию, денег на безбедную жизнь хватало с лихвой. Наверное, он мог бы достичь большего, но — чем выше взбираешься, тем выше риски. Лучше чуть умерить амбиции и получить если не желаемое, то хотя бы возможное.

Уже почти задремав, Габриель вспомнил — завтра он должен читать лекцию в Университете моды. Новый опыт, которого он не хотел, но на который всё-таки согласился.

* * *

У аудитории, куда его проводила куратор, стояла темнокожая девушка в ультракороткой юбке. Ждала, приняв завлекательную позу, и делала вид, что поглощена чем-то в своём смартфоне. Габриель даже не усмехнулся, вообще никак не отреагировал — годы в модной индустрии сделали его нечувствительным к таким явным попыткам завладеть его вниманием. Скольких моделей, о которых мечтали чуть ли не все мужчины мира, он видел едва одетыми за все эти годы? И не сосчитать! Тело — это всего лишь тело, даже самое прекрасное.

Девушка скользнула в аудиторию вслед за ним, явно разочарованная его безразличием.

Он представился студентам, хотя по их лицам было видно — узнали и взирают с явным благоговением. Хорошо — учить тех, кто готов учиться, всегда проще и интереснее, чем пытаться вбить знания в головы тем, кто в них не заинтересован. И опять укол в сердце — Адриан, их с Эмили провал как родителей.

Габриель вздохнул, вновь удивившись своему согласию повесить на себя преподавание, и начал лекцию.

— Сколько модельеров с мировым именем вы знаете? Начинаем с Шанель, меня можно не упоминать, — спросил он, обводя взглядом аудиторию.

Студенты наперебой стали называть имена. Габриель не прерывал, заложив руки за спину, расхаживал по аудитории и присматривался к ребятам. Только одна девушка молчала и как заворожённая глядела на него. Нет, в её голубых глазах не было и следа обожания или восхищения. Она смотрела с отчаяньем, прижимая к груди скетчбук и закусив губу так, что казалось — ещё чуть-чуть и пойдёт кровь.

Он резко развернулся и пошёл к лекторской кафедре.

— Достаточно. Всего имён сорок? Пятьдесят? Хорошо, для ровного счёта — сто. Сто известных модельеров. С тысяча девятьсот тридцать пятого года Марангони закончили более сорока тысяч человек. Пусть даже половина из них это другие специальности в мире моды, всё равно — двадцать тысяч. Плюс выпускники других институтов всего мира. Но у нас на слуху только сотня тех, кто находится на вершине.

В аудитории воцарилась тишина.

— Думаете, всех вас ждёт успех? — он сделал паузу. — Думаете, — он усмехнулся. — Даже если сейчас начнёте меня убеждать в обратном. Но реальность такова, большинство из вас останутся неизвестными. Вы готовы быть не первыми? И даже не вторыми? Вы готовы заниматься модой и оставаться в тени? Подумайте, потому что большинство из вас не смогут стать лучшими.

— Это не похоже на мотивационную речь! — выкрикнул с задней парты длинный парень, у которого одна половина волос была окрашена в фиолетовый, а другая в рыжий.

— Наверное. Но только если вы готовы посвятить всего себя моде, даже зная, что успех почти нереален, только тогда вы сделали верный выбор. Так вы готовы?

Все с энтузиазмом закивали. Все, кроме той самой голубоглазой девушки. Габриель чувствовал, что с ней что-то не так, очень сильно не так — почти так же, как с ним самим. Просто он умел это скрывать, а она — нет.

После занятия она задержалась и так долго копалась в сумке, что ему захотелось ей сказать: «Подойдите и скажите уже всё, что у вас на уме, я вижу ваши уловки и они не нужны». Но он ждал, с интересом гадая, когда она наберётся смелости. Ей потребовалось пять минут.

— Извините, месье Агрест, я… Я хотела спросить, понимаю, что это не очень удобно и может выглядеть глупо... — она отвела глаза в сторону, теребя ремень сумки.

— Вас зовут?..

— Маринетт. Маринетт Дюпэн-Чэн, — она только мельком взглянула на него и снова уставилась в пол. — Это прозвучит по-идиотски, но… у вас же есть сын?

Он испытал ужасное разочарование! Впрочем, а чего он ожидал? Что она скажет, что он, Габриель, любовь всей её жизни? Какая пошлость!

Он скривился и вздохнул:

— Какой банальный способ познакомиться с моим сыном. Адриан терпеть не может фанаток, и моя рекомендация не...

— Да нет же! — она внезапно изменилась в лице, глядя на Габриеля чуть ли не с яростью. — Я не хочу с ним знакомиться! Я не фанатка! Это не объяснить. Просто… скажите мне — с ним всё в порядке?

— То есть? — он действительно не понял, о чём идет речь. Или она знает, что Адриан то и дело балуется наркотиками? Но ей-то какое дело?

— Ему не снятся странные сны? Он ничего вам не говорил? Это долго объяснять. Нет, я не смогу это объяснить, но мне почему-то кажется, что мы… Нет, простите, — она выдохнула, видимо, решив, что продолжать разговор не стоит. — Извините. Забудем.

— Дайте ваш скетчбук, — потребовал Габриель, протягивая руку. Он привык командовать и привык, что ему подчиняются.

Она сжала сумку, в которую убрала скетчбук, но спустя пару секунд всё-таки вынула его и с явной неохотой отдала.

Габриель быстро пролистал альбом. У этой Дюпэн-Чэн определённо был талант. Что ж, хорошо… Он закрыл скетчбук, а потом открыл его с конца: всё самое интересное всегда пишется и рисуется на последних страницах, не предназначенных для чужих глаз.

Натянув на лицо привычную маску равнодушия, он опёрся бедром об угол стола, старясь дышать размеренно и спокойно — стоило увидеть её рисунки, как его ноги подкосились.

Париж из его сегодняшнего сна. Залитый водой Париж. На другой странице опять же его сон — только словно с другого ракурса. Ещё и ещё, всё, что ему снилось и в эту ночь, и раньше. Как она могла? Как она могла видеть его сны?

— Интересные рисунки. Я надеюсь… у нас получится плодотворное сотрудничество. А Адриан… Насколько я знаю, у него всё в порядке, но он давно живёт отдельно от нас, в Нью Йорке.

— От нас? — она поднесла руку ко лбу. — Ах да… У вас же есть жена.

Его словно окатило ледяной водой, и он внезапно вспомнил — там, в том мире, который ему снился, Эмили… что-то случилось с Эмили.

— Мне нужно идти, — Габриель откланялся и поспешно вышел.

* * *

На работе царил привычный хаос, в котором всегда зарождалось что-то новое, хаос, который Габриель обожал упорядочивать, хаос, над которым так заманчиво было властвовать.

— Натали, эта группа в Марангони, там человек двадцать?

Совещание подошло к концу, все разошлись, кроме его верной помощницы. Надо было подписать бумаги, сверить графики и пройтись по рутинным неинтересным вопросам.

— Восемнадцать, — сообщила Натали.

— Я хочу, чтобы у них были дополнительные занятия тут, по субботам. Надо выделить помещение, пусть поставят всё необходимое — столы, машинки. В общем, ты сама знаешь.

Натали очень красноречиво изогнула бровь, но комментировать его решение не стала.

— Хочу видеть, на что они способны! Договорись с их куратором или кто там у них главный. Дадим им возможность создать всю коллекцию. Восемнадцать моделей — вполне подъёмно.

— Можно объединить их в группы, пусть будет три коллекции. Лучшую продадим. Все прет-а-порте? — Натали быстро застучала стилусом по экрану планшета. — Это хороший инфоповод, поддержка молодых модельеров и прочее. В качестве приза…

— Натали, дай задачу пиар-отделу, мне только выжимку.

— Я всё поняла, я сделаю.

И она сделала. На Натали всегда можно было положиться.

Когда-то, лет десять назад, они чуть не стали любовниками, но всё-таки удержались. Золотое правило — никогда не трахай того, кто работает на тебя, особенно того, кто работает и на твою жену тоже, да ещё и живёт в твоём доме. А может, не так уж и хотелось? Тогда он всё ещё любил Эмили. И как так вышло, что эта любовь выцвела, как забытая на солнце ткань?

* * *

Новость о том, что они получат возможность работать в доме «Габриель», взбудоражила всю группу. Предсказуемо всех, кроме Маринетт Дюпэн-Чэн. И его это задело. Она вела себе неправильно. Откуда он знал, как она должна себя вести, Габриель предпочёл не думать, объяснив себе это просто — он всегда был чувствителен к чужой фальши. Но ведь и фальши в Маринетт тоже не было. Просто… Просто она должна была быть более озорной, весёлой и смелой, как все её наглые беспардонные ровесники.

На этот раз он сам попросил её задержаться. Бель — та самая мулатка с безупречной фигурой — сделала круглые глаза и тихо протянула: «Вау!», явно рассчитывая, что он услышит, но он её проигнорировал. Его репутация была настолько кристально чистой, что пять минут наедине со студенткой под прицелом камер наблюдения явно не могли её испортить.

— Мне показалось, или вы не рады, что будете работать у меня?

— Что вы, я просто не могу поверить. Это же… это не работа, — она улыбнулась, но сразу уставилась в пол. Ему захотелось поддеть её подбородок пальцем и заставить посмотреть ему в глаза. Но он только заложил руки за спину— полезная, отработанная годами привычка. Харассмент мог дорого обойтись, и Габриель приучил себя никого и никогда не касаться даже случайно.