Котел, полный солнечного света

«Ты все вспомнишь задолго до следующего сочельника»

Пенни трясло.

* * *

Кончики пальцев скользили по фарфоровой голове книззла. Вверх-вниз, вниз-вверх — легонько, аккуратно. Если не считать спокойного дыхания самого верховного мастера, звенящее урчание волшебной игрушки было единственным звуком, что раздавался в кабинете директора. Все остальное за пределами этой комнаты, весь громадный замок Хогвартс и прилегающие территории, окутала гулкая тишина. Тишина и плотное снежное покрывало.

Снейп вспоминал, как заявил Пенелопе, что книззл переезжает к нему. И будто заново увидел, как после этих слов в глазах девушки затанцевали смешинки.

— Бери, конечно. Только смотри, не обижай его.

Фигурка отправилась в ящик, на дне которого уже лежала парочка вещиц, коим предстояло обосноваться в кабинете нового директора.

— А ты никогда не думал завести настоящего домашнего питомца? Какого-нибудь зверька?

Северус словно наяву услышал собственное фырканье.

— Если ты не забыла, я проработал учителем семнадцать лет. И все это время имел дело с баранами, орангутанами и троллями каждый божий день. Так что нет уж, спасибо. Мне с лихвой хватило общения со "зверьками".

Ее смех звенел в ушах.

— Как непедагогично, профессор!

— Непедагогично, мисс Хэйвуд? Не припомню, чтобы вы жаловались на мою некомпетентность, когда убеждали взять вас в помощницы. — он насмешливо приподнял бровь. — Припоминаю, вы даже хвалили мои преподавательские навыки.

Северус вспомнил как притянул ее к себе и прошептал, почти касаясь губами уголка улыбающегося рта.

— Разве не я, как ты там говорила… научил тебя любить «спирали дыма, запах трав и танец искр над готовыми настойками»…

Зельевар будто вновь почувствовал, как ее дыхание обжигает губы, а теплые ладони гладят лицо и плечи.

— Ты научил меня любить не только зельеварение, Северус.

И почему он ей тогда не ответил? Вместо этого принялся целовать: долго, напористо, смакуя вкус мелисы на кончике языка.

— И с каким животным у вас ассоциировалась я, сэр? — поинтересовалась девушка, как только ласки бывшего наставника перестали затыкать ей рот.

— Ученики, обладающие навыком не пропускать мимо ушей половину рецептов и понимающие с какой стороны у кинжала лезвие, а у поварешки — ручка… Хм-м. Вы были редки, словно единорог, Хэйвуд.

— Такой?

Серебристый Патронус весело гарцевал в лучах заходящего солнца.

— Да. — его шепот защекотал ее обнаженные ключицы за секунду до того, как расстегнутая блузка соскользнула на пол, а губы отправились ниже — покрывать податливое тело жадными поцелуями.

Северус медленно моргнул. Воспоминание сменилось.

— Когда все это закончится мы устроим праздник. Настоящий бал, вот увидишь.

Они сидели в обнимку на диванчике в ее гостиной. Пенни привычно положила голову на его плечо, а он зарылся рукой в ее волосы. Его наивная Хэйвуд. Северус с горькой усмешкой покачал головой.

— Ты слишком оптимистична, Пенни.

— Ну уж нет! Так и будет: Сам-Знаешь-Кто падет, мы победим, и закатим такую вечеринку, что весь замок будет ходить ходуном! Я лично займусь торжеством.

Снейп не стал тогда говорить ей о том, что как бы не закончилась война, его будет ожидать как минимум суд. Мечтать, так мечтать.

— Что ж, тогда за этот этап я не переживаю. У тебя талант организовывать праздники. Я помню твой первый опыт. Третий курс. Небесный бал.

— Я тоже помню. Ты почти все время простоял в углу, справа. Там, где обычно находится наш, хаффлпаффский, стол. Вы с профессором Дамблдором просто держались в сторонке и смотрели на то, как все веселятся. Мне даже иногда казалось, что ты вот-вот улыбнешься.

— Да вы никак следили за мной, мисс?

— Разумеется. Каждый день, начиная со второго курса. Тебя это смущает?

— То, что по мне вздыхала тринадцатилетка?

— Вам не в чем себя упрекнуть, профессор. Сейчас мне уже далеко не тринадцать.

— Прекрасные новости.

Поцелуй. А потом он слегка отстранился, их взгляды встретились, и Северус на несколько долгих моментов замер, всматриваясь в пронзительную синеву, словно загипнотизированный.

— Чего я не пойму, так это почему ты оформила тогда Зал в черных тонах. Я был уверен, что будет лазурный. Под оттенок утреннего неба и твоих глаз.

Снейп почти видел как расцветает ее улыбка.

— Голубой — всего лишь марево атмосферы вокруг нашей планеты. Я предпочитаю космос. Чернильно-черный цвет и тысячи звезд. Бесконечная, неизмеримая глубина, что-то неопознанное и всепоглощающее. Настоящее небо. — Ее пальцы легонько коснулись его век, а улыбка стала еще шире, еще теплее. — Я ведь не о своих глазах думала, когда подбирала палитру, Северус.

Картинка дернулась, и зельевар погрузился в новую иллюзию. Их последний вечер. Он только что пообещал изменить ей память. И дал слово — стертое вспомнится, когда он лично снимет собственные блоки. Или же, если с ним что-то случится.

Только вот прежде, чем удалять из ее головы их самые сокровенные моменты, он хотел добавить в копилку еще одно совместное воспоминание. То, которое будет особенно приятно ей вернуть. Лично, как она и просила.

Пенни льнула к нему, как продрогший котенок. Доверчиво, ласково смотрела ему в глаза не отрываясь, лишь изредка моргая, смыкая золотистые ресницы. Северус бережно опустил ее на постель, лопатками на прохладные простыни.

Нарочито медленно подался назад всем телом, попутно стягивая с нее белье, джинсы и смешные, в полосочку, носки. Затем привычным движением расстегнули пуговицы, и его собственная рубашка полетела прочь, вслед за ее вещами.

Маленькие ступни были холодными, словно Пенни только что пробежалась по снегу. Может зря он избавился от носков? Однако, Северус уже придумал иной способ согреть ледяные ноги. Если вдуматься — гораздо более приятный. Его чуткие ладони растирали, гладили замерзшие стопы, и вскоре рукам на помощь пришло его горячее дыхание и губы, медленно скользившие по ступне вверх: от розоватых пяток до самых кончиков ногтей.

Он почти инстинктивно уловил, как ее сердцебиение участилось, почувствовал, что все внимание Пенни, весь ее мир сжался до крохотного участка: влажного тепла его рта, обволакивающего миниатюрные пальчики. Он аккуратно обвел каждый кончиком языка, а потом взялся за вторую ногу, не отпуская до тех пор, пока не почувствовал, как убыстрившийся кровоток и его движения возвращают ее конечностям тепло.

Тогда Северус принялся подниматься выше: нежно массировал узкие щиколотки, покрывал поцелуями бархатную кожу голеней, мягко, почти невинно касался губами круглых коленей.

В какой-то момент, мужчина притянул ее на себя, скользнул плечами под самое основание ее ног. Когда его разгоряченное дыхание обожгло внутреннюю часть бедер, Пенни начала бить крупная дрожь, не имевшая с холодом ничего общего. Через секунду Хэйвуд почувствовала его прикосновение чуть ниже лобка и резко смяла руками простынь — Пенелопе чудилось, что на нее напала тропическая лихорадка, так нестерпимо жарко ей вдруг стало.

Северус действовал неторопливо, медленно лаская девушку губами, легонько помогая себе кончиками пальцев. Стоило его языку обнаружить самую чувствительную точку, Пенни выгнулась дугой, не в силах сдержать судорожного вздоха. Легилимент без труда считывал ее нетерпение и подчеркнуто растягивал прелюдию, доводя Хэйвуд до изнеможения, заставляя буквально извиваться от желания в его руках.

Хотелось дать ей прочувствовать каждое касание, смаковать вместе с ней каждую секунду, запомнить, как следует ее солоноватый вкус и тепло. Показать, что ее эмоции и ее удовольствие — самое важное для него сейчас. И лишь поняв, что она распалена до предела, напряжена как натянутая тетива, он резко углубил, ускорил, усилил свои движения, приводя Пенни в дикий восторг, который ярко резонировал с ощущениями самого Северуса. Еще несколько минут, и девушка забилась в конвульсиях оргазма. Как всегда — с его именем на губах.

Зельевар ухмылялся улыбкой мартовского кота, одной рукой расстегивая ставшие тесными брюки, а другой поглаживая прохладную кожу ее груди. Они только начали. У Северуса и Пенни оставалось еще несколько часов, и пока их время не истекло, он собирался послушать как она еще не раз исступленно выкрикивает его имя.

Вынырнуть из этого воспоминания было тяжелее всего. Cамое свежее, самое яркое. Последнее. Снейп словно наяву слышал как учащенно бьется сердце Пенелопы под его ладонями. Но, тем не менее, необходимо было осознать нереальность миража — иначе даже ледяной душ не смог бы успокоить его томление, эту изнуряющую тоску по ее близости. Северусу дорогого стоило сфокусироваться на реальности, стряхнуть с кончиков ресниц пьянящий морок. Ему пришлось остывать минут двадцать, концентрируясь на собственном учащенном дыхании.

Все эти мысли, каждая совместно прожитая секунда, временно перешли в его единоличное владение. Ничего из этого Пенни не помнит. Она забыла их долгие разговоры, сплетенные пальцы, лесные прогулки и смех. Для неё словно и не существовало их поцелуев, ночей под общим одеялом и редких, почти семейных завтраков. Это бережет её чувства и его тайны. Так было нужно. Так было правильно. И все, что Северусу теперь оставалось: хранить и переживать их моменты в одиночку, вновь и вновь невольно воскрешать в памяти каждый день.

И все же это было чертовски несправедливо! Слишком уж жестокая пытка — сначала прикипеть к человеку, прирасти к ней всей душой, стать зависимым от всего, что с ней связано, а потом в одночасье потерять малейшую возможность видеть ее, слышать голос, ощущать тепло объятий. И знать, что там, далеко, ей абсолютно все равно.

Снейп убрал руку от фарфоровой игрушки. Еще секунда, и он бы просто сломал невинного книззла, чересчур сильно сжав фигурку кота в напряженных до предела пальцах. Тогда к многочисленным сожалениям директора прибавилось бы еще одно.

Ещё немного осколков в дремучих развалинах его унылого, наполненного вечным трауром существования.

И тут он понял, что с него довольно.

На его веку хватило потерь. Причин для огорчений было более, чем достаточно. Неужели он свое ещё не отстрадал? Может, все, что стоило искупить, уже давно было искуплено? Полно уже оставаться в дураках, Северус. Он слишком уж часто размышлял о смерти все эти долгие годы. Не пора ли задуматься и о жизни?

— Я верну тебя. Слышишь меня, Пенни? Верну!

Голос казался слишком громким на фоне звенящей, всеобъемлющей тишины. Портреты почивших предшественников задергались, словно испугавшись резкого выкрика. Плевать.

Неважно сколько на это уйдет времени и сил. И что нужно для этого сделать. Война закончится. И. Я. Верну. Тебя.

Взгляд Снейпа моментально стал жестким и уверенным, а губы сжались в тонкую нить. Нужно положить конец всей этой заварушке и заняться самым важным: просто жить. Для себя. И для неё.