Просто однофамилец

— Я пойму, я справлюсь, ты только скажи мне правду.

— О, Мерлин! — Отец с усилием провёл по лбу рукой. Закрыл лицо ладонью и так и замер. Гарри, не дыша, следил за ним. — Гарри, ты сейчас серьёзно? Серьёзно... и как давно ты всё это себе напридумывал?

— Я не придумывал! Я...

— Гарри, — отец взял его ладони в свои и крепко сжал, — если я ещё раз услышу подобную глупость, я тебя не от лаборатории отлучу, а отшлёпаю. По-настоящему отшлёпаю, понял меня? — Замерший Гарри, который боялся пошевелиться, только кивнул. У него сердце стучало так, как будто должно было-вот-вот сломаться. Всё кончено… или нет? — Я пошёл с тобой сегодня, потому что ты хотел встретиться с братом, а не для того, чтобы оценивать, кто из вас лучше. Мне всё равно, кто на кого из родителей похож, мой сын — ты. Ты им стал, как только я отобрал тебя у Петуньи.

Судорожным, неловким движением отец притянул его в объятия. Гарри уткнулся носом в чёрную ткань его сюртука, до боли знакомо и любимо пахнувшую мятой и травами, обхватил папу за пояс и всхлипнул.

— Мерлин, ну и фантазия у тебя, сын.

Было невыносимо стыдно, что Гарри подумал про отца так плохо, и при этом он чувствовал себя счастливее некуда. Папе никто другой не нужен, никто не вклинится между ними и не поломает тот маленький, хрупкий мирок, в котором они с папой были счастливы.

Спустя несколько минут отец мягко отстранил его от себя и спросил с напускной строгостью:

— Наревелся? Больше не будешь придумывать?

Гарри отрицательно помотал головой, ещё раз, сколько было сил, обнял папу, помялся и всё-таки нерешительно произнёс:

— Ты так смотрел на Джеймса, что я испугался.

— Гарри, мне было жаль его. Каким бы героем его ни прославляли, он всё-таки ребёнок и не заслуживает того, чтобы жить там, где им откровенно пренебрегают. Но нет, я не буду бороться за опеку ещё и над Джеймсом. Для нас с тобой это может быть опасно.

Припомнив ещё раз худого, заморенного и откровенно зашуганного брата, Гарри устыдился собственных мыслей. Какой же он всё-таки эгоист! Ужасный, жестокий, совершенно безжалостный. Если бы не папа, Гарри мог бы оказаться на месте Джеймса, жить у магглов, ходить в обносках и считать чудом мало-мальски доброе отношение к себе. Папа столько сделал для него, а чем Гарри ответил? Глупыми обвинениями, ревностью, да ещё и продемонстрировал, насколько он чёрствый и холодный душой. Может, и Джеймс совсем не хотел ничего дурного, а только позавидовал; это Гарри, не разобравшись, приписал ему то, чего на самом деле не было.

— Но ты ведь поможешь ему? Джеймс сказал, что магглы, у которых он живёт, ему всё запрещают. Он даже о магии ничего не знал.

— Я поговорю с Амелией, у неё есть знакомые в отделе опеки и попечительства. Не буду загадывать, получится ли завести дело и передать Джеймса в хорошую семью. Сам же знаешь, кто заявил, что позаботился о Мальчике-Который-Выжил.

Директор Дамблдор. Гарри поёжился. Он, слава Мерлину, за весь год учёбы ни разу не привлёк внимание директора, чего они с папой очень опасались. Отец считал, что директор не такой уж добрый и всепонимающий, всепрощающий человек, каким выставляет себя в глазах учеников. Гарри и сам видел, как тот мягко и аккуратно подзуживал гриффиндорцев и слизеринцев, поддерживая огонь противостояния между ними. Это не говоря уже о том, что Джеймс и Лили Поттеры были его сторонниками в прошлой войне с Волдемортом, а Дамблдор не только не сумел их защитить, но и отдал их ребёнка родственникам, которые того почти что ненавидели. Такой противник папе точно не по зубам, несмотря на все его связи. Но даже если отец просто попытается, Гарри уже будет благодарен ему. Джеймс всё ж таки брат…

— А… а я? — он нервно сглотнул, не зная, как выразить свои мысли. Теперь требовать от папы, чтобы он заменил опекунство полноценным усыновлением, казалось неправильным, кощунственным. Гарри такого не заслуживал. Он завистливый, он отвратительный, он…

Отец неожиданно взъерошил ему волосы и горько улыбнулся.

— Ты вправду хочешь быть моим сыном после того, как я одиннадцать лет ничего не делал, чтобы тебя по-настоящему усыновить?

— Ну, у тебя ведь была какая-то причина, — тихо предположил Гарри, втайне ругая себя за длинный язык. За папиной грустью крылась неприятная, явно болезненная тайна, и он… нет, всё равно он должен знать.

— Была. Я до последнего надеялся, что Поттеры не забыли о тебе и хоть что-то оставили.

— Наследство? Да не нужно мне от них ничего! Я сам заработаю!

— Ты не понимаешь, насколько это важно — быть признанным родом, семьёй. Я дал тебе шанс жить спокойно, без излишнего внимания, когда назвал в бумагах магглорождённым, и я же, — отец тяжело вздохнул, — этим самым поступком закрыл перед тобой столько дверей в волшебном мире. Когда-нибудь ты меня проклянёшь за это.

— Ты что?! И не подумаю! Ты же мой папа, как я могу?

— Я ждал, когда Джеймс Поттер придёт в Гринготтс. Гоблины бы объявили ему, если бы вдруг в завещании был ещё кто-то. Будь ты официально моим сыном, а не опекаемым, то не смог бы претендовать на наследство.

По его лицу Гарри всё понял без слов.

— Они про меня не вспомнили?

— Нет. Когда мы с Амелией ходили в Министерство, я выкроил минуту, чтобы посетить гоблинов. Стребовал давний долг за лечение главы их клана. В завещании один Джеймс, ему досталось всё. Хотя после того, как я увидел твоего брата, я даже рад тому, что Поттеры про тебя промолчали.

Гарри постарался так же искусно вздёрнуть брови, как это делал отец, но, видно, в очередной раз получилось нелепо и смешно, раз тот улыбнулся и еле слышно хмыкнул.

— Дамблдор. Он ведёт какую-то хитрую игру, в которой центральное место отведено Мальчику-Который-Выжил. Не просто так же он оказался у магглов, и Петунья до сих пор не избавилась от него.

— Но про меня он не узнает? — взволнованно переспросил Гарри. Причин опасаться странного и хитроумного директора Хогвартса у него и прежде было предостаточно, однако папина догадка с лихвой перекрыла их все. Верно же, Дамблдор обещал одно, а сделал совершенно другое. Возможно, такой робкий, послушный и восприимчивый Джеймс и правда часть какого-то большого плана. Он ведь в лепёшку расшибется, будет что угодно делать, лишь бы не возвращаться к нелюбимым родственникам, а остаться в волшебном мире. Нет, такое родство и следующее за ним внимание Гарри было совсем не нужно. Отец сказал бы, что поступок настоящего слизеринца, а не рейвенкловца, но для Гарри имело значение лишь то, чтобы они оба оставались в безопасности, а их тайна — только их тайной. — Не узнает же?

— Конечно, нет, если ты будешь осторожен, как я тебя учил. И я завтра же подам все бумаги на усыновление. Давно пора было это сделать, а я, дурак, всё ещё слишком хорошо думаю о людях. Прости меня, сын.

— Ты не дурак, — горячо запротестовал Гарри, снова полезший обниматься, — ты мой самый лучший и любимый папа на свете.

Душа запела от восторга и счастья, а Гарри всё боялся поверить, что это правда, и можно больше не скрываться и не страшиться проговориться на людях. Больше никто не посмеет кривляться и тыкать Гарри тем, что он сирота, а те «двери», про которые толковал отец... Благодаря папе у него и так много возможностей, и Гарри сам будет трудиться, не покладая рук. Да, потребуется, наверное, побороться за место под солнцем в магическом мире, защищаться от директора Дамблдора, если отец прав на его счёт, однако теперь Гарри знал, что справится. Отец всегда будет рядом, поможет и поддержит, он любит Гарри как своего сына, а другого Гарри и просить не смел. Со временем прошлое, невидимой нитью связывавшее его с семейством Поттеров, отступит, и Гарри сможет жить без оглядки, не раня душу сомнениями и размышлениями, не выискивая, почему Поттеры его бросили, а второго сына нет. Джеймс и Лили окончательно станут для него посторонними людьми, а когда Гарри официально превратится в Гарри Снейпа, не быть им с Джеймсом больше однофамильцами.

Но, может, когда-нибудь они снова попробуют стать друзьями.