Только в смерти

V

Сотни шагов отдавались эхом по дому. Происходила смена караула.

Воющий шторм снаружи пережил ночь и начало дня. Макколл быстро шел к коридору, выходящему из главного зала, чтобы проверить смену разведчиков. Он прошел мимо двери в комнату Гаунта. Она была приоткрыта.

Не Гаунта, сказал он сам себе, больше нет. Роуна.

Он остановился, и сделал пару-тройку шагов назад, пока не смог заглянуть в открытую дверь.

Оан Макколл был суровым человеком, человеком, который не показывал свои эмоции. Он бы никогда не сознался, каким потерянным он чувствовал себя без Гаунта. Все чувствовали это, он это знал. Каждый из них чувствовал потерю, и не было никакого смысла усиливать это горе. Он определенно не хотел, чтобы кто-нибудь выражал ему сочувствие.

Но центр его вселенной исчез, просто так, даже хотя он всегда понимал, что это однажды случится. Он отдал свою жизнь служению Танитскому Первому, и что более важно, Ибраму Гаунту. Макколл знал, что война больше, чем проходящее знакомство. В особенности из-за своей роли, Макколл всегда предполагал, что умрет задолго до Гаунта. Теперь, когда Гаунт победил его в уходе в счастливое место, казалось, что больше ничто не имеет значения.

Он ненавидел себя за то, что чувствует себя так. Он обиделся на Гаунта, за его уход. Это было неправильно. Все время, пока Гаунт был жив, в его жизни была цель, какое-то место в бесконечном каталоге боевых зон и битв, какая-то надежда, какое-то… предназначение.

Макколл распахнул дверь и вошел в комнату. Он вдохнул. Он мог чуять запах Гаунта, его призрака. Он чувствовал запах одеколона Гаунта, крахмал его униформы, задержавшийся запах тела.

Пожитки Роуна были разбросаны по комнате. Макколл подошел к столу.

Утреннее заявление Роуна о том, что меч Гаунта похитили, наполнило Макколл глубочайшей яростью.

Какой бесчестный ублюдок сделал это. Украсть меч мертвеца? Это было низко.

Макколл уставился на стол. На нем лежали несколько личных вещей: планшет, щетка для пуговиц, баночка с полиролью, оловянная кружка.

С того момента, как Макколл вошел в сторожку Хинцерхауса, он не был сам собой. Он был нервным, напряженным и напуганным тем, что он был вне игры. Он рассказал это Гаунту тем вечером на скале. Гаунт пытался подбодрить его, но Макколл продолжал чувствовать это: небрежность, сомнение.

Я не могу доверять себе. Это место делает из меня дурака. А дураки умирают быстрее, чем остальные.

Вот так он сказал тогда.

Макколл был болезненно уверен, что Гаунт был бы все еще жив, если Макколл был бы в форме. Макколл нужно было быть в верхнем западном шестнадцатом, ведя вперед, убеждаясь, что Гаунту не нужно вести вперед.

Мне нужно было там. Я бы знал, откуда исходит реальная опасность. Мне нужно было быть там, и я мог бы спасти Ибрама, даже если бы это означало то, что я бы принял смертельный выстрел.

Макколл вздохнул. Я подвел тебя. Мне очень жаль.

Он снова посмотрел на стол. Фес побери Харка и его должный процесс. Я найду ублюдка, который взял меч Гаунта, и я…

Макколл увидел солнечные очки. Он взял их и повертел в руке. Они были дешевыми, штампованными из пластека на каком-то заводе на Урдеше или Ридоле. Он вспомнил, как Варл позировал в них ради смеха на Херодоре.

А что он еще отчетливо помнил, так это то, что солнечные очки никогда не покидали лица Нихтгейнца с того самого момента, когда Варл дал их Эзре на Херодоре.

— Ох, тупой ты фес, — пробормотал себе под нос Макколл. — Что ты наделал и куда ушел?