Только в смерти

VIII

Грохочущая Саламандра неслась вдоль Кадогасской колонны, поднимая пыль. Харк сидел с кабине, потерянный в своих мыслях. Крийд и Твензет следовали во второй Саламандре.

Баклер, едущий в кабине рядом с Харком, сказал им, что эскорт ожидает их в конце колонны. Баклер был занят передатчиком вокса, раздавая инструкции офицерам, которые примут командование механизированным дивизионом, когда он уедет.

В отдалении, ночное небо было освещено вспышками артиллерийской дуэли в десяти километрах к северу. Танки и бронированные машины мелькали мимо, когда они ехали в центре продвигающейся колонны Баклера.

Харк не обращал внимания на машины и шеренги людей. Боль и усталость почти одолели его. Он раскачивался в своем сидении, сожженный и потерянный, потерянный, как Танитский Первый. Его сломанная механическая рука болела, и он нашел боль слегка смешной.

Глубоко внутри его головы начала играть волынка. Это была Танитская волынка, и они играла так, как только Брин Майло мог играть на ней. Она играла так, как часто играла в его жутких снах эти последние несколько лет.

Он поднялся, стабилизируя себя.

— Комиссар? — спросил Баклер.

— Что-то должно произойти, — сказал Харк.

— Что?

— Скажите водителю остановиться, — сказал Харк. — Что-то должно произойти. Когда бы ни играла волынка, это знак.

— Комиссар, вы устали. Вы прошли через многое...

— Остановите машину! Я могу слышать волынку.

Баклер неловко улыбнулся. — Здесь нет волынок, сэр. Я ничего не слышу. — Харк посмотрел на него. — Вы и не должны, полковник. Я думаю, что она всегда только для меня. Не будете так любезны сказать водителю остановиться?

— Остановись, — крикнул Баклер в водительский отсек. Было ясно, что комиссар не в себе, но это было едва ли удивительно. Не было никакого вреда исполнить его каприз на пару минут.

Саламандра затормозила, покачиваясь на траках. Машина с Крийд затормозила позади нее. — Все в порядке, сэр? — воксировал офицер на борту второй Саламандры.

— Жди, Лейден, — сказал Баклер в микрофон.

Харк выбрался из машины и спрыгнул на пыль. Он сделал несколько шагов вперед. Мелодия висела в воздухе, или в его голове, он не мог решить где. Он почувствовал внезапное, ужасное чувство печали и сожаления. Это было словно разрушение сна, закопанного сна, который он смог, наконец-то, вспомнить.

Он посмотрел назад на другую Саламандру. Крийд с Твензетом выбрались из нее и пристально смотрели на него.

— Харк? — крикнула Крийд.

— Минуту… минуту, Тона, — крикнул он в ответ. Он пошел вперед, вдоль линии колонны, мимо рядов танков с работающими на холостом ходу двигателями и Кадогасских солдат, сидящих на транспортах. Они смотрели, как он проходит мимо, удивленные видом оборванного однорукого комиссара с безнадежным выражением лица.

Харк.

Харк шел дальше, набирая скорость, мимо танков и транспортов в следующей части ожидающей колонны. Он прошел мимо двух рядов тракторов Троянец, буксирующих канистры с топливом на прицепах. Их двигатели гудели, но не заглушали слабую, плывущую мелодию.

Харк.

Водители Троянцев смотрели, как он проходит быстрым шагом мимо.

Еще несколько Троянцев стояли в линию позади перевозчиков топлива. Машины были выкрашены в черное и тащили гораздо более взрывоопасный груз на своих прицепах. Группа людей в фуражках и черных кожаных плащах встали перед Харком.

Это были комиссары, носящие на своих эполетах и воротничках эмблемы Специального Присоединения.

— Дайте мне пройти, — сказал Харк.

Они замешкались, а затем отошли в сторону.

Помоги мне.

Тяжелые клетки с толстыми, железными решетками стояли на прицепах, которые тащили зловещие черные тракторы. Темные фигуры скрывались за решетками, прикованные руками и ногами к голым металлическим рамам в центре каждой клетки. Решетки некоторых клеток были с шипами, обращенными внутрь.

Несмотря на вонь выхлопов, плывущую от тракторов, Харк мог чуять боль. Кровь, пот, экскременты, гангрена и острый запах статического электричества наполняли ночной воздух.

Волынка стала громче.

За каждой клеткой следили темные, тихие фигуры: комиссары Специального Присоединения, сервиторы, вооруженная охрана в черных униформах с необычными полными шлемами с визорами внизу, и мужчины и женщины в темных робах, вооруженные электрическими пиками. Бледные, мрачные лица и закрытые визоры следовали за ним, пока он тащился вдоль линии.

Помоги мне, Харк.

Харк остановился. Он осознал, что по его лицу текут слезы. Печаль, которая разъедала его долгие годы, наконец-то вырвалась наружу, пробив замерзшую поверхность его эмоционального резерва. Он посмотрел на клетку перед собой. Обращенные внутрь шипы были запятнаны высохшей кровью.

Сгорбленный человек в черной коже подошел и встал перед Харком. — Вы не можете подойти к клетке, — прошипел он сквозь гниющие зубы.

— Иди отфесай себя, — сказал Харк.

Позади горбатого подошла женщина. Она была старой и чопорной, ее узкое лицо портило большое красное родимое пятно. На ней было длинное, строгое черное кружевное платье, которое шуршало на пустынном ветру.

— Кастодиан Калкус совершенно точен, — сказала она. — Вы не можете приблизиться к клетке или к экземпляру. Это правила Санкционированного Дивизиона. Это для вашей же безопасности, сэр. Псайкеры, даже санкционированные, опасные животные.

— С дороги, — сказал Харк.

— Дайте ему пройти.

Харк обернулся. Баклер последовал за ним вдоль линии машин с Крийд, хромающей рядом с ним. В глазах Крийд стояли слезы. Она, возможно, тоже может слышать тихую горестную музыку, подумал Харк.

— Дайте ему пройти, — повторил Баклер.

Старая дама в черном кружевном платье кивнула и отошла, потянув горбатого в сторону.

Харк забрался на грязный прицеп. Он встал на колени перед клеткой, сжимая руками грязную решетку.

— Мне жаль, — прошептал он.

Тварь в клетке пошевелилась. Это был просто мешок гниющего и оплывшего мяса. Тяжелые кандалы приковывали его худые конечности к каркасу клетки. Харк мог видеть, что он испытал всестороннюю хирургию.

Шрамы от швов пересекали его грязный скальп, а аугметические устройства были имплантированы в его шею, грудь и горло. Его уши были отрезаны, а глаза зашиты. Он сидел обнаженным в луже собственных испражнений. Открытые, истекающие язвы, покрывали плоть его тела.

Все в порядке.

— Нет, — сказал Харк. — Не в порядке.

Это теперь моя жизнь.

— Это не жизнь, — сказал Харк.

Тварь в клетке пошевелилась. Кандалы, сковывающие его бледные, как у трупа, конечности, загремели.

Я чувствовал вас здесь.

— Я знаю. Теперь я это понял.

Я чувствовал вас поблизости. Всех вас. Моих друзей. Моих старых друзей. Я пытался добраться до вас.

— Я боюсь, ты ранил нас. Мы не понимали.

Мне жаль, Харк. Я просто хотел помочь вам. Помочь вам выжить.

— Я знаю.

Я просто хотел, чтобы вы услышали меня.

— Я слышал тебя. Мы все слышали тебя, в наших снах, в вещах, которые пугали нас. — Харк вытер нос рукавом.

Я просто хотел, чтобы вы услышали меня. Я просто хотел помочь вам. Вы были так далеко, в такой опасности, но я мог чувствовать вас. Я пытался добраться до вас

— Ты добрался до нас, — сказал Харк.

Тварь внутри клетки вздрогнула. Она забулькала. Слизь закапала из щели, которая когда-то была ртом. Она смеялась.

Это не точное искусство, то, что я делаю. Не однозначное, чистое и аккуратное, как плавка или солдатская служба. Я скучаю по обеим моим старым профессиям. То, что я делаю, это не точная вещь, Харк. Вы были так далеко, поэтому я мог дотянуться до вас только через ваши воспоминания.

— Ты добрался до нас, — повторил Харк.

Прогремел гром. На прутьях клетки образовался иней.

— Достаточно! — крикнула старая дама в черном кружевном платье. Баклер положил руку на ее плечо и зашептал. Она затихла.

Мои укротители недовольны. Они думают, что я могу плохо себя вести теперь, когда ты тут. Они думают, что твое присутствием может спровоцировать меня. Они думают, что я могу убить тебя.

— Я знаю, что ты не собираешься делать этого, — сказал Харк. — Хотя, если сделаешь, я не буду винить тебя.

Я просто хотел помочь вам.

— Я знаю.

Я просто хотел, чтобы ты помог мне. Помоги мне. Пожалуйста, Харк, помоги мне. Я не могу больше выдерживать это.

Тварь в клетке снова загрохотала цепями. Сосульки образовались на прутьях решетки наверху.

— Я помогу тебе, — прошептал Харк, прислонившись лицом к прутьям.

Ты должен заставить выглядеть это правильно, Харк. По-комиссарски, понимаешь? В противном случае, они обвинят тебя в любых преступлениях. Они заставят тебя заплатить сполна.

— Я знаю, что делать. Поверь мне. И прости меня.

Нечего прощать. Просто помоги мне.

Харк поднялся на ноги. Он вытащил свой болт-пистолет с гравировкой и отвел затвор.

— Милостью Императора! — объявил он, достаточно громко, чтобы укротители внизу услышали его. — Ты мертв и я не могу позволить этому продолжаться. Ты убиваешь моих людей своими призраками. — Он отпустил затвор, который встал на место со щелчком, и навел оружие между прутьев клетки.

— Он не может сделать это! — закричала старая дама.

— Да, он фесово может, — прорычала Крийд позади нее.

— Есть что-нибудь еще, что ты хочешь сказать мне? — прошептал Харк, его рука дрожала.

Только ту вещь, которую я пытался сказать тебе все эти последние дни.

— Какую?

Он жив. Он испытывает ужасную боль, но он жив.

Харк замер.

— Покойся с миром, — произнес он.

Несчастная тварь, которую когда-то звали Агун Сорик, посмотрела на него зашитыми глазами сквозь прутья клетки.

Харк выстрелил.

Он спрыгнул с прицепа. Звук волынки затих, навсегда. Харку было плохо.

— Что вы наделали? — заорала на него старая дама.

Харк оттолкнул ее в сторону.

— Я дал ему то, что ему было нужно, — сказал Харк.

— Вы убили его! — заикаясь, произнес горбатый, вне себя от ярости.

— Только в смерти заканчивается долг, — ответил Харк, — а он выполнил свой долг тысячи раз. — Он пошел прочь от прицепа, сжимая рукоять болт-пистолета. Позади него Баклер с Крийд спорили с укротителями.

Нога Харка наткнулась на что-то, лежащее в пыли. Он нагнулся.

Это была медная гильза для сообщений.

Харк поднял ее и отвернул крышку.

Внутри ничего не было.