Только в смерти

IV

Харк сглотнул. Он очень хотел схватить ощущение, опознать его, постичь его ясно в этот раз. Оно часто посещало его последние месяцы, возможно, годы, все чаще и чаще. По большей части во снах, и он пробуждался с дрожью и чувством озадаченности. Иногда оно приходило, когда он бодрствовал, зуд, который он не мог почесать, привкус во рту, привкус в разуме.

Дорден, старый медик, говорил Харку, что такая серьезная физическая травма, которую испытал Харк, часто оставляла неизгладимый отпечаток на жертве. Он говорил не только о синдроме фантомной конечности. Он подразумевал ментальный шрам, выгоревшие синапсы, вспыхнувшие и расплавившиеся в момент агонии.

— Некоторые пациенты докладывают о металлическом привкусе, Виктор, — сказал ему тогда Дорден.

— Значит, вы уже побывали в столовой?

Дорден улыбнулся. — Металлический привкус. Иногда запах, воспоминание о запахе, возможно из детства. Мыло. Предпочитаемый парфюм твоей матери.

— Моя мать была чемпионом по реслингу в СПО, — ответил Харк. — Она не слишком разбиралась в парфюме.

— Ты шутишь, — произнес Дорден.

— Ага.

— Шути сколько хочешь, если это помогает тебе справляться. Каждый находит свои собственные стратегии, Виктор. Ты просил меня помочь.

— Я спрашивал вас о вашем медицинском мнении, доктор, — сказал Харк. Затем он сделал паузу. — Простите. Простите, доктор. О чем вы говорили?

— Это привкус? Запах? Воспоминание?

— Это… это сон, доктор. Всего лишь блеклое эхо сна, который я совершенно не могу вспомнить. Он просто вне досягаемости. Постоянно за гранью моей способности воспроизвести его.

— Это тебе снится? Это, на самом деле, сон, или только воспоминание о сне? — Харк задумался перед тем, как ответить. — Мне много чего сниться в эти дни, доктор. У меня тревожные сны, но я не могу сказать от чего.

— Со временем это может пройти, — заверил его тогда Дорден.

Не прошло. Харк знал, что и не собирается. Иногда он просыпался, кусая губу, чтобы не закричать. Иногда, когда он совершенно не спал, ощущение приходило к нему: аморфная, непостижимая волна мягкости, как дым, как мягкие подушки, прижимающиеся к нему.

Но всегда было что-то с острыми краями, спрятанное в мягкости, давящее на него с другой стороны подушек.

Свет медленно пульсировал, как будто дом дышал медленным дыханием спящего. В точности так, именно так. Что это было? Что, во имя Трона, было…