Зачарованная кровь

7. Узы

Королевские сады мечтают посетить все аристократы, но лишь самые приближённые имеют на это право. А уж в этот вечер насладиться благоуханием гортензий, лилий и жасмина после прошедшего дождя разрешено только официально приглашённым, уже рассаженным на диванчики у фонтана. Сегодня, в мою последнюю ночь в качестве свободной девушки, тут не будет прогулок, негромких разговоров о политике и дымящихся трубок, не будет жеманного смеха фрейлин. Будут фокусники, гимнасты и маленькие дрессированные мохнатые собачки, прыгающие через обручи. И точно так же на потеху публике предстоит играть мне.

– Это издевательство, – вздыхаю я, поправляя струящийся нежно-голубым атласом подол расклешённого книзу узкого платья, первого из свадебных.

Браслеты с мелкими серебряными колокольчиками раздражающе звенят от малейшего жеста. Пока в беседке ещё никого нет кроме нас с Маисой, можно позволить себе не изображать радость. Не притворяться, что мне нравится сидеть тут, отчаянно замерзающей без меховой накидки и едва способной дышать из-за тугого корсета, в котором талию можно обхватить двумя пальцами. На разрисованном ритуальной лазурной краской лице неприятно тянет кожу: вычурные цветки и завитушки на щеках мне совсем не кажутся украшением.

– Это традиции, миледи. – Грустно улыбается Маиса, окидывая участливым взглядом мои заколотые набок свободно струящиеся волосы и розу на груди, словно бант на готовом подарке. – Ночь охоты, ничего не поделаешь. Только предъявив завтра свои права кассиопию, граф Эгертон получит разрешение на обряд.

От скованных в бренчащие браслеты лодыжек по телу уходят мурашки. Если до вечера в спальне Анвара бегал от меня он, то последние дни пряталась от него уже я, забросив даже жизненно необходимые тренировки. И надо сказать, первые сутки и думать забыла о боли: это было потрясающее утро лёгкости и великолепного настроения, объявшего невесомым одеялом тепла. Правда, хватило его лишь до ночи, а после в тело снова вернулось онемение мёртвых мышц. Но провалиться мне прямиком в пасть Харуна, если бы я снова позволила магии помочь, а тем более принялась что-то просить.

Зато даже с некой мстительностью позволила себе вообще не вникать в грядущие проблемы и оставить всё на плечи будущего мужа. Бахвалился своими умениями? Так вперёд, пора их демонстрировать. И к моему бескрайнему удивлению, вопрос с храмом он впрямь решил, уговорив отца провести обряд на центральной площади Велории. Якобы такая прилюдная, народная свадьба будет на пользу текущей ситуации и быстрей донесёт до бунтовщиков вести о вхождении графа в семью короля. Я же слушала эти доводы со снисходительной улыбкой. Отец не возражал, так что завтра нам с ним предстоит пройти прямо по главной улице к уже установленному алтарю.

Была бы моя воля – постаралась бы сделать так, чтобы не видеть Анвара до самой встречи перед чашей кассиопия. Слишком боюсь себя рядом с ним, незнакомки, в которую он меня превращает с каждой встречей. Увы, идиотские традиции охоты на невесту надо соблюсти. Обычай это столь древний, что сейчас уже никто не помнит, появился он до Сантарры или после, и никакие новые веяния вроде зрелищ для публики не отменяют его диковатой сути. Когда-то первые люди именно так и женились: мужчина ловил понравившуюся девушку, и если она давала ему в ответ своё украшение, брак считался состоявшимся. Сейчас порядки претерпели изменения, а «охота» стала развлечением в ночь перед свадьбой, в основном для молодёжи. Невесту наряжают, на запястья и лодыжки вешают что-то звенящее, в зависимости от достатка. А затем жених должен её догнать и снять браслеты, которые и предъявит жрецу до обряда как свои «права» на законную добычу.

Да уж, попробуй-ка побегать в вычурном шелково-кружевном платье до пят, когда корсет мешает сделать лишний вдох. Вот дали бы мне брюки, Шитку и меч – и готова поспорить, что игра бы стала куда честней. С тоской смотрю в сторону тускло подсвеченных фонарями аллеек сада, где вскоре мне придётся изображать этакую пугливую лань. Гадость.

– Не грустите так, миледи. – Маиса подвигается ближе и доверительно берёт меня за руку, привлекая внимание. – Смотрите, вам Эдсель передал подарок к свадьбе.

Она достаёт из-за широкого пояса своего изящного сиреневого платья небольшой свёрток и протягивает мне. Облегчённый выдох: значит, прошедшей седмицы ему хватило, чтобы утихомирить свою обиду. Благодарно улыбнувшись, разворачиваю шуршащую серую бумагу, и на колени падают новенькие обрезанные перчатки тёмно-коричневого цвета из мягчайшей телячьей кожи. Страшно подумать, сколько такое могло стоить для конюха. Хотя, зная Эда, водящего дружбу с массой полезных людей, он наверняка сумел договорился с учеником кожевника. Кружащие запахи цветов, петрикора и лицемерия на миг перекрывает нечто настоящее, и я бы непременно примерила обновку тут же, но для этого пришлось бы снимать кольца, так что с уколом сожаления возвращаю подарок Маисе:

– Они замечательные. Передай, пожалуйста, Эду спасибо, и что я обязательно к нему загляну… теперь уже, наверное, после свадьбы.

– Положить их в шкаф? – понимающе кивает она, приподнимаясь с дивана. Почему-то кажется, что на её милом личике отражается ещё больше грусти, чем на моём. Она в последние дни вообще не сильно разговорчива, но я списываю это на то, что ей тоже нужно смириться с грядущими переменами наших жизней.

– Да, будь любезна.

– Не помешаю вам, миледи? – вдруг раздаётся негромкий лекторский голос у входа в беседку, и разве что у Родерика Белларского хватило бы смелости прийти сейчас сюда. Нарушить положенное невесте уединение, однако, гарантирующее, что нас никто не подслушает. Умно.

– Нисколько, учитель. – Учтиво улыбаюсь я ему и взглядом велю Маисе оставить нас, что она и делает с тактом, присущим действительно сообразительной компаньонке. Что ж, как бы она не мучилась неважным настроением, голова осталась светлой, и это радует.

– Смотрю, вы в довольно печальном расположении духа: давно же Ваше Высочество не звали меня учителем, – задумчиво кряхтит Белларский, приглаживая аккуратную тёмную бородку, в которой с каждой встречей мелькает всё больше седины. – Или же умело льстите.

– Присаживайтесь. Думаю, у нас есть ещё немного времени, чтобы поговорить без свидетелей. Люди наслаждаются представлением, так? – вопрос дежурный, ведь до меня и так доносятся звуки музыки из центральной части сада, то и дело сопровождаемые аплодисментами.

Родерик устало расстёгивает пуговицы парадного парчового сюртука и садится в кресло напротив, с интересом смотря, как я беспокойно комкаю в кулаке оставшуюся от подарка Эдселя бумагу.

– Верно. А я получил вашу записку. Могу предположить, что вы пытаетесь найти во мне пути спасения от нежеланного брака. Но, увы, вряд ли я могу чем-то помочь теперь, когда вы сами дали согласие…

– Речь совсем не о том, милорд, – перебиваю я эти предположения, явно основанные на его осведомлённости о дружбе с конюхом и моём непростом нраве, которому сам когда-то давал огранку. – Вы правы, я хочу просить помощи. Но брак с графом Эгертоном дело абсолютно решённое. – С невесёлой усмешкой приподнимаю руки и демонстрирую бренчащие браслеты, будто кандалы пленницы.

– Тогда я заинтригован. Слушаю вас внимательно, – живые карие глаза на испещрённом морщинами круглом лице загораются интересом. Когда-то, будучи взбалмошной девочкой в его классе, я звала учителя хомяком из-за пухлых щёк и умения запихивать в кубышку самые спелые зёрна. Годы прошли, а ассоциация осталась.

– Не буду ходить вокруг горящего амбара… и скажу прямо. После свадьбы я намерена воспользоваться правом Ятиха, – выпаливаю на одном дыхании, пока голосовые связки не подвели.

Белларский замирает, потрясённо округляя глаза и чуть приоткрыв рот. Терпеливо жду, пока мысль уложится в его понимании, и он начнёт хотя бы моргать. Вместо этого в беседке полушёпотом раздаётся единственный вопрос:

– Помилуйте… но зачем?

– Затем, что отец своим безразличием и пьянством вот-вот уничтожит монархию. Затем, что если буду ждать естественного хода вещей, промедление убьёт меня саму. Затем, что у меня есть планы по изменению порядков в Афлене, и они не могут ждать ещё десятилетие. И затем, что имею право, – гордо вздёрнув подбородок, я пытаюсь вложить неколебимую уверенность в каждое слово.

«Затем, что меня уговорил на безумство будущий муж, амбициозный до глупости», – это остаётся тяжёлым комом в груди.

– Весьма неожиданное желание, не скрою, – бегло оглянувшись и никого не увидев на подходе к беседке, Белларский всё же приглушает тон. – Но если хотите моё мнение: вы не готовы, не опытны и чересчур юны. Я согласен, что король сильно теряет влияние с каждым годом праздной жизни, однако тут нельзя действовать так грубо. Куда вы спешите? Вам всего двадцать, завтра свадьба, которая солидно укрепит ваши позиции, а ещё больше – рождённые наследники династии. Дайте этому всему свершиться, ведите и дальше давно оговорённую между нами политику, заменяя короля на всех важных переговорах. Убедите, в конечном счёте, народ в том, что именно вы – наместница самой Сантарры, лицо страны. И у детей Глиенны не будет и шанса…

– Шанс будет всегда, – истончавшим голосом выдаю я, пытаясь не допустить эти доводы в свои мысли. Здравые доводы, что тут говорить. Если бы учитель знал о том, что говорит с живой мертвечиной. – Пока все мои сёстры не выданы замуж за иноземных принцев, они претендуют на престол. Настоящая борьба начнётся именно сейчас, когда Таиса вошла в лета: будьте уверены, Глиенна сделает всё, чтобы её зятем стал наследник одного из оставшихся четырёх герцогств. А мне придётся спать с открытыми глазами и брать на службу армию дегустаторов.

«Интересно, можно ли быть убитой ядом дважды?» – вспыхивает в мыслях нелепый вопрос. Нервно передёргиваюсь. Мне достаточно подсунуть обычного молока, чтобы я несколько дней выплёвывала кусками желудок.

– Вы будто пытаетесь убедить меня, что приняли верное решение, хотя явно сомневаетесь в нём сами.

Белларский вздыхает и хмурится, сплетая пальцы в замок. Сразу напоминает своим суровым видом, как точно так же слушал мои неправильные ответы на уроках арифметики, и я решительно выпрямляю спину, намереваясь привести все логичные доводы в свою пользу.

– Это будет верно. Игра на опережение. Жизни отца ничего не угрожает, уверяю, и жизням сестёр тоже. Я всего лишь исключу их из уравнения, и даже намерена в дальнейшем удачно выдать их замуж. Стране нужна эта свежая кровь, нужен новый взгляд на давно устаревшие порядки, из-за которых мы и так стоим на грани раскола. Вы не можете не понимать, что грядущий союз изменит очень многое, и суть этих изменений будем отражать я и граф Эгертон. Нам должны верить, а нашу силу – чувствовать на себе, но ни мои, ни его слова не обретут вес, пока мы не станем правящей четой. Афлену нужен мир, ради него я дала согласие на этот брак и ради него же брошу отцу вызов.

По ходу моей речи выражение лица моего собеседника неуловимо меняется: из скептичного и осуждающего в сомневающееся. Он задумчиво потирает гладко выбритый подбородок, а на словах об изменениях его бровь с интересом плывёт вверх. Приободрённая тем, что меня хотя бы не поднимают на смех, нетерпеливо ёрзаю на стуле в ожидании его реакции, и он грузно вздыхает: