Джентльмены предпочитают русалок

Но Майер не сдвигается. Он не говорит. Он просто смотрит на Каллена, пока тот неторопливо приближается, его взгляд становится холодным.

Каллен закатывает глаза, будто имеет дело с особенно непослушным ребенком.

— Майер, не заставляй меня повторять.

— Я услышал тебя в первый раз, — рычит Майер.

Глаза Каллена расширяются лишь на мгновение.

— Должен ли я напомнить, что это была твоя работа с самого начала? Как ты прекрасно знаешь, если Ева не пойдет добровольно, ты должен ее заставить.

Хватка Майера на моем запястье усиливается, и я не могу сдержать тихий вскрик, который срывается с моих губ. Я тяну и дергаюсь в тщетных попытках освободиться, но Майер больше не обращает на меня внимания. Его взгляд, все его внимание приковано к Каллену.

Каллен хмурится еще сильнее, и его легкая походка уже не такая расслабленная, как несколько мгновений назад.

— Майер, — холодно говорит он, хотя я вижу, как дергаются его глаза, когда Майер смотрит на него. — Не говори мне, что у тебя есть сомнения. Не хочешь вернуться в Корсику? Я знаю, что ты несчастлив здесь, на суше. Как иначе? — заканчивает он, смеясь и озираясь.

Но, хотя Каллен может показаться небрежным, его спокойствие начинает рушиться. Я вижу, как он терпит неудачу по частям. Я снова поворачиваюсь к Майеру и вижу, что его челюсти сжаты.

— Тебе не обязательно делать то, что он говорит, — шепчу я.

Кажется, даже Майер меня не слышит. Его взгляд все еще останавливается на Каллене.

— Здесь никто не понимает, кто ты, что ты такое, Майер, — продолжает Каллен. — И как только любой человек узнает, кто ты, они отвернутся от тебя, будут обращаться с тобой так, как если бы ты был монстром, выползающим из моря, — он смеется. — Так почему же ты колеблешься?

— Потому что он хочет остаться, чтобы сбежать от тебя, как и я, — огрызаюсь я, и слова вылетают из моего рта прежде, чем я успеваю их остановить. Я сразу понимаю, что это ошибка.

— Хватит с меня! — кричит Каллен и бросается вперед, выражение его лица становится мрачным. Губы скривились, он хватает меня и поднимает другую руку, будто собирается ударить меня.

— Не трогай ее, — тень Майера падает на меня, когда он отодвигает меня в сторону, скрещивает руки на груди. — Ты не тронешь ее и не уведешь ее туда, куда она не хочет идти, — говорит он, и даже когда его голос дрожит, выражение его лица остается твердым. Чувство облегчения наполняет меня, но потом я думаю, что теперь будет. Будут ли они сражаться? Если будут, то, без сомнения, на смерть. Я не знаю, кто победит. Майер выше Каллена, хотя и не такой широкий. Тем не менее, он по — прежнему представляет собой грозное зрелище, поскольку его глаза сужаются в ярком свете. Он был бы грозным рыцарем Корсики.

— Что? — Каллен фыркает, и от этого звука у меня по спине пробегает дрожь. — Ты сошел с ума, Майер? Мне нужно напомнить тебе, кто я?

— Я знаю, кто ты, — парирует Майер. — И мне все равно.

— Неважно, — продолжает Каллен, и его голос грохочет, как бурлящий океан. — Мы можем уладить это достаточно быстро.

Он пытается оттолкнуть Майера в сторону и от меня, будто тот лишь надоедливый жук. Майер удивленно отпускает меня. А потом Каллен шагает ко мне. Но прежде чем он успевает коснуться меня, его отбрасывает в сторону, темное пятно Майера бросается на него с такой силой, что они оба падают на песок. Раздается оглушительный стук, их тела падают на землю, а затем Майер прижимает Каллена к земле, растопырив ладони на шее другого мужчины.

— Я сказал, не трогай ее! — кричит Майер.

— Она — моя жена! — отвечает Каллен.

— Я не твоя жена и никогда не буду твоей женой, — выдавливаю я.

Каллен задыхается, его легкие хрипят, но Майер давит на него всем своим весом, и Каллен давится, издает ужасный, булькающий звук.

Я дрожу. Я не осознаю этого, пока не шагаю вперед, и мои ноги подкашиваются. Я падаю на песок со звуком, который даже не могу разобрать, мои легкие дрожат. И тут я замечаю одинокий кусок острой коряги в нескольких футах от меня. Думая, что мне, вероятно, следует вооружиться, я тянусь к нему и прячу за спиной, чтобы Каллен его не видел.

Но внимание Каллена приковано к Майеру. Улыбка медленно расползается по лицу Каллена. Его глаза, темно — синие, как морская вода, угрожающе мерцают.

— Ты слишком долго был на земле. Ты стал мягким, Майер.

У Майера даже нет возможности ответить, потому что в этот момент Каллен встает и отбрасывает его в сторону, словно маленькую морскую улитку. Майер с ворчанием падает на песок, и мне кажется, что я слышу, как что — то трещит, звук эхом разносится по тихому пляжу. Майер стонет от боли и пытается встать, но Каллен наступает на его руку, и Майер вскрикивает. На этот раз что — то не щелкает, кости хрустят под босыми ногами Каллена.

— Если ты не поможешь мне вернуть ее, я возьму ее сам, — угрожает Каллен, скаля зубы.

— Нет! — кричу я, слова вырываются из моих легких прежде, чем я успеваю их остановить. Я, спотыкаясь, встаю на ноги, скользя по мокрому песку, и неграциозным движением бросаюсь к Майеру. Майер корчится на песке, лицо искажено болью, губы сжаты, и я могу только представить, что он сдерживает крики агонии. Ему удается сесть, но я вижу, как он баюкает свою руку, и понимаю, что он больше не готов драться с Калленом. Я почти уверена, что у него сломана рука.

— Оставь его в покое, — говорю я, глядя на Каллена, который стоит перед нами, тяжело дыша.

Мой пульс гремит в ушах, а желудок скручивает, когда я заставляю себя встретиться с ним взглядом. Его глаза такие же синие, как и у Эварда, но в них нет тепла Эварда.

— Ты не можешь продолжать причинять людям боль из — за меня, — тихо говорю я, и мои внутренности сжимаются. — Сколько еще боли ты причинишь от моего имени?

— Столько, сколько нужно.

Я знаю, что должна сделать. Я думаю о Маре, которая все еще в моем доме, и о Майере, чья жизнь все еще находится под угрозой, и о Венди, Сойере и Томе, и я понимаю, что я должна сделать. То, что я должна была сделать давным — давно. Я делаю глубокий вдох, соленый морской воздух наполняет легкие, и шагаю вперед.

— Я приняла решение, — объявляю я.

От лукавой ухмылки Каллена у меня мурашки по коже.

— Ты, наконец, решила вернуться ко мне? — спрашивает он, протягивая руку, словно хочет обнять меня.

Я долго смотрю на его протянутую руку. Я думаю о своей жизни в Корсике, о том, как все могло бы обернуться, если бы я просто поддалась желаниям Каллена. Сейчас я была бы его женой, как и все предыдущие жены Эварда, живущей в роскоши в Эверморе, прекрасном дворце Каллена. Я бы жила жизнью, за которую убили бы большинство женщин — русалок. Умерли бы за такое.

Но это не та жизнь, которую я хочу, и я не могу вернуться. Ничто из того, что Каллен может мне пообещать, не заставит меня с этим согласиться. Но я также должна убедиться, что Каллен никогда не вернется и не причинит вреда никому, кто мне небезразличен. Это значит, что я должна покончить с этим сама, сейчас, какими бы ни были последствия.

Я не позволяю себе думать. Я протягиваю руку и быстро двигаюсь, вытаскивая из — за спины кусок острой коряги, целясь в живот Каллена. Но, увидев это, Каллен отпрыгивает и теряет равновесие, падая на песок. Он больше и сильнее меня, но он не знает, как грациозно маневрировать на суше.

Я же стала весьма искусной в использовании своих наземных ног. Стоя над ним, я опускаю на него кусок дерева, но он поворачивается ко мне с опасным хмурым взглядом и смахивает со лба вспотевшие светлые волосы, отпрыгивая и уклоняясь от моего удара.

— Как ты смеешь, — рычит он, — как ты смеешь нападать на короля!

Моя грудь вздымается, и я бросаюсь в сторону, но уже слишком поздно — Каллен врезается в меня с такой силой, что я растягиваюсь на земле и роняю кусок дерева. Мой череп бьется об землю, и на секунду зрение становится белым. В ушах звенит, и я почти не слышу, как Майер кричит мое имя.

Зрение и слух быстро возвращаются, и вдруг я вижу Каллена, отклоняющегося со сжатой в кулак рукой. Я сдвигаюсь в сторону как раз вовремя, и его кулак врезается в песок — я слышу хруст его костяшек при ударе и чувствую, как песок брызгает мне в лицо. Он оставляет воронку всего в нескольких дюймах от моей головы.

— Глупая сволочь, — рычит он, разминая ушибленные костяшки пальцев, прежде чем приготовиться к следующему удару.

Каллен рычит, его кулак врезается мне в лицо, и моя кожа вспыхивает жаром. Горячая, тяжелая боль пронзает мое лицо ото лба до подбородка, мое зрение расплывается, и все, что я вижу, — это смутные очертания Каллена надо мной.

Нет, я отказываюсь отступать вот так.

Пульс грохочет в моих венах, и мое тело, кажется, движется само по себе. Я протягиваю руку и обхватываю руками горло Каллена, но вдруг вижу звезды, танцующие перед моими глазами, и чувствую, как моя хватка ослабевает. Я слишком слаба — слишком ранена из — за удара, который Каллен только что нанес мне.

— Ты не можешь надеяться победить меня, — смеется он.

Я даже не вижу, как Каллен поднимается на ноги, встает надо мной. Он потирает шею, и когда он говорит, его голос настолько ясен, что у меня спину покалывает от ужаса.

— Ты моя, Ева, и ты всегда будешь моей.

Я не видела, как приближался удар.

Я чувствую только вспышку боли, когда его нога касается моего живота. Моя голова откидывается, боль пронзает мое тело. Я слышу чей — то крик, шарканье ног, Майер пытается встать, и я едва успеваю увидеть, как он отшатывается, все еще сжимая руку.

И тогда мне кажется, что я что — то слышу. Что — то с другой стороны пляжа, голос. Но это не голос Майера.

Это Сойер.

Глава шестнадцатая

Я стону, моя голова раскалывается от боли, и одно усилие перевернуться, кажется, забирает то немногое, что осталось у меня в ноющем теле. Когда мои глаза открываются, я вижу пространство песка вокруг себя. А потом я вижу, как Сойер бежит к Каллену и Майеру. Но он смотрит только на меня. Вдалеке позади него женщина. Чем больше я на нее смотрю, тем больше понимаю, что это Мара.

Пока я смотрю, Сойер бросается на Каллена. Через секунду это закрывает Мара, которая падает на песок рядом со мной и хватает меня на руки. Она подпирает меня, прислоняет к своим ногам, стоя на коленях на песке.

Когда я пытаюсь сесть, боль пронзает мою голову. Все лицо будто горит, но сильнее всего болит живот, и мне трудно дышать.

— Постарайся не двигаться, — шепчет мне на ухо Мара, — ты ранена, Ева, — она вздрагивает, и я чувствую, как одна рука обнимает меня за талию, защищая.

Когда я прихожу в себя, звуки боя становятся все более отчетливыми; кряхтение и крики эхом разносятся по всему пляжу. Резкий стук, когда кого — то бросают на землю. Оханье, когда воздух втягивается в ушибленные легкие. Мне нужно знать, что происходит, нужно самой убедиться, увидеть, что с Сойером и Майером все в порядке. Медленными болезненными движениями мне удается приподняться на локте, чувствуя жжение при каждом движении.

— Позволь мне помочь, — говорит Мара, нежно беря меня за локоть и помогая мне сесть. Мне больно двигаться, и каждый дюйм моего тела жаждет снова потерять сознание, но я успокаиваю дыхание и медленно поворачиваюсь к берегу.