Божья коровка

Завершив работу, он доел на кухне хлеб. Жрать хотелось просто ужас как. Принесут ли вечером поесть? Боря, вроде, говорил, что будет дядя. Посмотрев в окно, Николай догадался, что снизу расположен продовольственный магазин. Он видел заезжавшие во двор грузовики-фургоны. Древние, с капотом впереди. Они вставали к рампе, и водители распахивали двери сзади. Грузчики в халатах тащили из фургонов хлеб в кирпичиках, батоны на широких деревянных лотках, молоко в бутылках в ящиках из толстой проволоки. Спуститься и купить? На что? В доме ни копейки.

Вид недоступной для него еды заставил недовольно заурчать желудок. Николай вернулся в комнату и развалился на диване. Будильник на столе показывал начало пятого. Что делать, если дядя не придет? Спуститься вниз, и встать у входа в магазин с протянутой рукой? Ну, во-первых, стыдно. Во-вторых, последствия непредсказуемы. В той жизни это б прокатило, в СССР другая обстановка. Сдадут в милицию, а там посмотрят документы и решат отправить в дурку пацана – пусть там и содержат. Прощай свобода…

Внезапно до него донесся звук отпираемого замка. Николай вскочил и направился в прихожую. Открылась дверь и в нее зашел невысокий, щуплый мужичок в кепке и плаще. В руке он нес сетчатую сумку. В ней Лосев разглядел две буханки хлеба и большой кулек из оберточной бумаги. Кое-где она промокла, и Николай почувствовал запах соленой рыбы.

– Заждался дяди? – улыбнулся гость и, нацепив на вешалку кепку, протопал в кухню. Плащ и ботинки он снимать не стал. Николай поморщился и отправился следом. На кухне гость примостил на табурете сетчатую сумку, достал буханки и выложил на стол. Затем извлек кулек. Сумку свернул и убрал в карман.

– Кастрюлю, вижу, приготовил, – хмыкнул гость. Говорил по-русски он не чисто, искажая слова[5], - и памыв, – заметил, убирая крышку. Он развернул кулек и вытряхнул в кастрюлю ворох мелкой рыбы. – Сёння килька, – объявил. – Хамса кончилась. Паек табе на пару дней. Ешь! Боря кильку любит, – он произнес, кого-то передразнивая, и Лосев догадался, что его.

При виде рыбы желудок заурчал, а рот наполнился слюной. До жути захотелось запустить ладонь в серебристое богатство, захапать ворох рыбки и жрать, размазывая по лицу рассол. Пацан, наверное, так и делал, оставляя разводы грязи на лице. Николай с трудом себя сдержал. Прошел к буфету и достал тарелку. Ложкой навалил в нее горку кильки. Ножом отрезал от буханки толстую краюху. Взял вилку, сел на табурет и стал неспешно есть, забрасывая в рот по паре рыбок. Жевал их вместе с головами, закусывая свежим черным хлебом. Вкусно просто невозможно. Или это ощущения от Бори?

– Во даець, божия коровка! – промолвил посетитель, все это время наблюдавший за подростком широко открытыми глазами. Подумав, он присел на табурет, и вынул из кармана початую бутылку водки. Та оказалась небольшой, примерно с четверть литра[6]. В горлышко бутылки была вставлена самодельная пробка из оберточной бумаги. Гость достал ее, раскрутил бутылку и вылил водку в горло. Крякнул и, выцепив из кастрюли рыбку и бросил ее в рот. Затем отщипнул от початой буханки кусочек хлеба и отправил его следом. Энергично прожевал. – Есть культурно став, рукой не хапаешь. И рожа чистая, памывся вроде. К тебе кто-то прихадыв?

– Сейчас отвечу, – сообщил Лосев, отодвигая опустевшую тарелку. – Скажи мне, дядя, ты мой опекун?

– Ага, – ответил мужичок, – так твоя мамка захотела. А я ёй брат, хотя двоюродный. Родных у Ольки не осталось, сгибли на войне. Мы с ёю родичались[7].

– Я получаю пенсию?

– Конечно, – опекун кивнул. – По случаю утраты кормильца.

– Большую?

– Тридцать шесть рублев, одиннадцать копеек. Олька получала хорошо. Бухгалтер на заводе…

– А сколько стоит килька?

– 12 копеек килограмм. Хамса по десять.

– Буханка хлеба?

– 12 копеек.

– Ты, значит, тратишь на меня 24 копейки в день, в то время как из пенсии выходит более рубля. Где остальные деньги, дядя?

– Э-э… – мужичок завис. – Я за кватэру вашу заплатив.

– Сколько?

– Пять рублей с копейками.

– Все равно выходит более рубля. Остаток пропиваем? Это вот, – Лосев щелкнул ногтем по бутылке, – купил за деньги инвалида? Так ты о нем заботишься, мерзавец?

– Да што ты, Бора? – возмутился опекун.

– Сейчас узнаешь!

Николай вскочил и левой сгреб опекуна за ворот. Прислонив его к стене, стал хлестать правой ладонью по щекам. Голова мужчины моталась на тощей, кадыкастой шее.

– Тебе, козел, мать сироту доверила, – рычал Лосев в перепуганную рожу. – А ты его ограбил, голодом моришь. Где деньги, которые мне мать оставила? Где вещи, которые из дома вынес? Задушу скотину!

Он сжал покрепче ворот мужика.

– Не надо, Бора, – прохрипел жертва. – Детки у меня.

Николай ослабил хватку.

– Деньги отдавай!

Трясущейся рукой мужик достал из кармана кошелек. Николай забрал, открыл и высыпал на стол бумажки и монеты. Подвигал пальцами. Тринадцать рублей и семь копеек.

– Где остальные?

– Потратил, – мужичок сглотнул.

– Когда заплатят снова?

– Через три недели.

«Проклятый алкоголик! – подумал Николай. – Пропил две трети пенсии. 13 рублей на три недели – 62 копейки в день».

– Где деньги со сберкнижки, вещи матери, мои?

– Одежу Лизка продала, – опекун опять сглотнул. – Купила мебель и обновки для сябе. Детей одела…

– А меня раздела.

– Она сказала: «Этому не треба». Еще и холодильник и машину швейную забрать хотела. Посуду взяла. Яна осталась.

– Вернешь все, деньги – тоже. За проданное отдашь, что получили. А нет, не обижайся, дядя! – Николай ощерился. – Приду и задавлю обоих. Детей твоих сдадут в детдом.

– Все буде, Бора! – испуганно заверил мужичок. – Не надо нас душить. Дык я пойду?

– Ключ от квартиры отдавай! – Николай протянул ладонь. – Чтоб следующую пенсию принес мне до копейки. Ты понял, пидарас?

– Да, – закивал мужчина и, отдав ключ, исчез за дверью.

«Надеюсь, все вернет, – подумал Лосев. – А нет – придется туго. Не повезло нам с пацаном нарваться на такую гниду… Еще б на Лизку эту посмотреть. Я б этой слякоти сказал…»

«Будьте осторожны со своими желаниями – они имеют свойство сбываться»[8]. В правоте этой сентенции Николай убедился довольно скоро.

[1] БПО-32 – полевая армейская баня на базе автомобиля КАМАЗ.

[2] «Град» – реактивная система залпового огня, созданная в СССР. Состоит на вооружении многих стран, в том числе России и Украины.

[3] Хозяйственное мыло советского периода несло маркировку содержания в нем жирных кислот. Чем их больше, тем лучше мылится. Максимально было 72 %.

[4] Минск в то время полностью снабжался водой из артезианских источников. Очень вкусная была вода!

[5] Гость говорит на так называемой «трасянке» – смеси русского и белорусских языков.

[6] Так называемая «чекушка», емкость 250 мл.

[7] Родичались – поддерживали родственные отношения. Диалектное слово.

[8] Эту фразу Воланд говорит Маргарите. На самом деле это изречение Конфуция.