Завещание фараона

Теперь он узнал, какое оно — настоящее счастье.

Разумеется, он не забывал о своем долге государя и каждый день добросовестно являлся разбирать текущие дела. И всякий раз, видя постную мину советника, с трудом удерживался от улыбки.

Спустя шесть дней после памятного разговора в роще царь, не сдержавшись, все же поддел Ипатия вслух:

— Ну что ты словно прокисшего вина хлебнул? Все никак не смиришься с моим решением?

Он сидел на царском кресле в мегароне, наполненном свежим ароматом янтаря, в той самой простой белой тунике, что подарила ему Агниппа. Свет солнца, падавший от входа, красиво блестел на каштановых кудрях молодого правителя.

Ипатий, в золотистом хитоне и красной хламиде, насупившись, смотрел на владыку Афин.

— А ты все витаешь в своих грезах, государь? — резко бросил он. — К чему только это тебя приведет!

Агамемнон и бровью не повел.

— Не знаю, Ипатий, — спокойно ответил он. — Но знаю, что Агниппа любит меня.

— И…

— И что из нее получилась бы превосходная жена и мать, а царицей она была просто рождена! — чуть повысив голос, не дал советнику и слова вставить царь. — По-моему, царское достоинство у нее в крови.

Ипатий отшатнулся, как от удара. Атрид не смог сдержать усмешки.

— Ц-царь… — советник даже начал заикаться. — Опомнись, царь… подумай! Ну, ты ее любишь, пусть так… Но ты не женишься на ней, надеюсь?

Агамемнон иронически поднял бровь, глядя на такое волнение.

— Я хочу на ней жениться, Ипатий.

Похоже, его забавляло возмущение придворного.

Аристократ как стоял, так и сел — прямо на ступени, ведущие к трону. Встряхнул головой, словно пытаясь отогнать наваждение.

Нет… Этого просто не может быть. Как? Неужели тут появится женщина, перед которой ему придется пресмыкаться так же, как и перед царем? Царица! Одно ее слово сможет обратить в ничто все его старания и ухищрения! Если царица скажет «нет», то хоть в лепешку разбейся, а ничего не сделаешь. Ведь Атрид — уже сейчас понятно! — будет во всем ей потакать. Царица, самая могущественная женщина в стране, которая повинуется только царю и больше никому — никому! — в целом свете…

Тут Ипатий совсем некстати вспомнил о Нефертити — государыне, перед которой трепетала такая страна, как Египет…

И, взяв себя в руки, поднялся со ступеней. Ему требовалось во что бы то ни стало переубедить Агамемнона.

— Царь! Понимаешь ли ты, на какой скандал пойдешь? — голос его срывался и дрожал от волнения.

— На какой? — невозмутимо спросил Атрид.

— Во-первых, чтобы стать царицей Эллады, она должна быть чистокровной эллинкой.

Царь пожал плечами.

— Она гражданка Афин.

— Но в ее жилах течет египетская кровь! «Огненная кобылица»! Скорее, рыжая кобыла-полукровка!

Эти слова вырвались у Ипатия прежде, чем он успел их осмыслить. Советник осекся — и сделал пару шагов назад, увидев выражение глаз своего повелителя.

— Что. Ты. Сказал? — ледяным тоном отчеканил Агамемнон.

Ипатий выставил перед собой руки.

— Не горячись, о царь! Выслушай! Я не хотел… просто… кобылица — это же благородная скакунья, а… Да, я всё. Я… Ведь Агниппа — обычная, никому не известная горожанка… царь… я… Да, я грубо сказал! Но я… Я — твой друг, а если ты женишься, об этом заговорит вся Эллада!

— Довольно, — жестко прервал жалкие объяснения Атрид. — Заговорит вся Эллада, да? Пусть. Всякий, сказавший нечто подобное о царице, заплатит за свои слова. Как и ты. Посмотрим, надолго ли хватит болтунов.

— Я ничего такого… царь…

И тут Атрид треснул кулаком по подлокотнику кресла.

— Хватит!.. — рявкнул он. — Я не мальчик, чтобы пугать меня подобным вздором! И я знаю законы. Женщина может быть иностранкой и греческой царицей.

— …при условии, что в ней есть царская кровь! Разве Агниппа дочь какого-нибудь царя? Или египетского фараона?

Агамемнон резко взмахнул рукой.

— Все это ерунда! Предрассудки. «Царская кровь»… Неважно! Не-эллинка может быть царицей, и этого довольно! Как я сказал, так и будет. Я пойду наперекор всем, не в первый раз!

— Но ведь ты говорил, что Агниппа царя терпеть не может!.. — ввернул Ипатий.

Агамемнон замолчал, не успев даже начать. Из него словно выдернули некий стержень. Плечи молодого правителя поникли.

В зале воцарилась тишина, которую нарушал только пересвист ласточек, доносившийся через портик.

Наконец владыка Афин вздохнул и очень тихо сказал:

— Не надейся на это, Ипатий. Я все равно расскажу Агниппе о том, кто я. Обещаю. И если она осчастливит этот дом своим присутствием, то решение о твоей судьбе я передам в ее руки: потому что расскажу и о твоих словах. Пусть решит твою участь сама! А теперь вели позвать Проксиния. Я хочу, чтобы ты в моем присутствии передал ему все дела. Больше ты моим советником не будешь. После всего я не могу доверять тебе, и… Только последний мерзавец мог так сказать о женщине — тем более, о любимой женщине своего друга и государя. Ступай за Проксинием!

— Но…

— Мне больше нечего тебе сказать. Прочь с глаз моих!

И Атрид погрузился в документы, перестав замечать Ипатия. * * *

Пока Агамемнон наблюдал, как Ипатий передает дела Проксинию, Агниппа тоже не сидела без дела. В этот солнечный день у нее было прекрасное настроение, и девушка вышла проводить Мена до базара. Возвращаясь домой, на улице, почти дойдя до своей калитки, она столкнулась с Меропой — темноволосой черноглазой девушкой, что снабжала свежими сплетнями все окрестности. Вот и сейчас Меропа не упустила возможности поболтать.

Остановив Агниппу и обменявшись парой общи фраз, она с любопытством спросила:

— Слушай, говорят, ты замуж выходишь?

— Я?.. — покраснела Агниппа.

— Пора, пора, — покивала Меро. — Тебе ведь двадцать уже. А ему сколько?

Воспитанница Мена не смогла сдержать мечтательной, теплой улыбки.

— Ему двадцать два, — не стала больше запираться она. — Он на два года меня старше.

— Приличная партия, — солидно одобрила Меропа. — Он ведь уже месяц как у вас живет?

— Да.

— А встречаетесь вы уже дней десять?

Агниппа с невольным восхищением покачала головой.

— И откуда ты все знаешь, Меро?

Соседка усмехнулась.

— Так глаза и уши есть! И не только у меня. Вся улица знает. Значит, скоро свадьба?

— Не знаю, — снова покраснела Агниппа. — Мы еще об этом не говорили. Но, похоже, — с улыбкой добавила она, — все идет к тому.

Меропа запрокинула голову, глядя на небо, и довольно сообщила:

— Ну, значит, две свадьбы будем справлять!

— Две?..

Меропа вновь, чуть насмешливо, глянула на соседку.

— А ты разве не знаешь? Все Афины говорят!

— О чем?

— Царь хочет жениться!

— Ну и пускай! — неприязненно бросила Агниппа, сразу замкнувшись, но Меропа словно не заметила, что новая тема мало интересует собеседницу.

— И знаешь на ком?! — с азартом продолжала она. — На простой, никому не известной девушке-горожанке, совершенно не считаясь ни с чьим мнением!

— Да?.. — Агниппа приподняла бровь с холодным презрением. — Что же, она, должно быть, богата?

— В том-то и дело, что нет! — живо возразила Меропа. — Говорят, он просто влюбился в нее без памяти, как мальчишка, и за одни красивые глазки хочет сделать царицей!

— Вот как?.. — невольно поразилась Агниппа. — Я хуже думала о нем. Приятно, когда можешь изменить мнение о человеке в лучшую сторону. Но как же они могли познакомиться?

— Не знаю, — пожала плечами Меро. — Говорят, на празднике. Ну, в честь победы.

— Постой, — помотала головой девушка. — А кто? Кто говорит?

— Да все Афины! — всплеснула руками Меропа. — Разве будут люди зря болтать? Тем более про такого человека, как Агамемнон?

Агниппа лишь пожала плечами. В конце концов, какое ей дело до всех царей в мире, до их личной жизни и политики? Она больше не царевна и в скором времени, наверное, выйдет замуж за простого человека. И гори вся эта царская мишура синим пламенем! * * *

Миновало два дня. Вечером Атрид и Агниппа, как обычно, вместе собирались отправиться в рощу за городом, и молодой человек, выйдя со двора, уже стоял на углу, ожидая девушку и наблюдая за редкими прохожими, возвращавшимися домой.

Солнце уходило за горизонт, заливая небо алым и золотым великолепием, и в остывающем воздухе разливался запах моря, а цветы боярышника и граната благоухали как никогда — пьяно и безумно…

Юноша заметил издали светлый гиматий девушки и радостно улыбнулся, но почти тут же улыбка его померкла: в конце улицы показался летящий галопом всадник на великолепном гнедом коне, и Атрид, все больше хмурясь, узнал Ипатия.

Бывший советник тоже заметил своего государя — и направился прямо к нему.

Натянув поводья, царедворец осадил своего прекрасного скакуна возле Атрида и спешился.

— О ца… — начал было он, но, заметив, как сверкнули глаза Агамемнона, быстро поправился: — Атрид! Хвала богам, я отыскал тебя!

— Я приказал не появляться здесь, — сквозь зубы процедил владыка Афин, наблюдая за приближением Агниппы. Девушка заметила, что ее возлюбленный разговаривает со знатным незнакомцем, и замедлила шаг. Их слов она пока не могла слышать.

— Ты приказал известить тебя в случае крайней необходимости! — возразил Ипатий. — Проксиний отправил меня к тебе…

— И что же случилось? — скрестил руки на груди царь и иронически приподнял бровь. — На нас снова напали персы?

— Прибыли послы, государь!

Агамемнон поморщился.

— И что? Скажи им, что я приму их завтра. Эти финикийские торгаши могут и подождать!

— Нет-нет, царь! — живо возразил Ипатий. — Это не финикийцы. Это египтяне!

Брови Агамемнона поползли вверх.

— Вот как? В таком случае отведи им покои и прими так, как подобает принимать гостей…

— Это личные послы Нефертити! И они настаивают на немедленном приеме, государь!

— Вот как! Личные послы самой Нефертити? — Правитель Эллады нахмурился. — Значит, это действительно что-то важное… Подожди!

Он быстро направился к Агниппе, настороженно замершей в отдалении.

— Что случилось? — сразу спросила она. И взглядом указала на Ипатия. — Кто этот человек?..

Атрид чуть улыбнулся.

— Старый знакомый. По Беотии, — как можно небрежней ответил он. — Милая… Прости. Тебе лучше всего вернуться сейчас домой. Я должен уйти.

Агниппа испуганно схватила его за руку.

— В такой час? Куда? Что происходит, Атрид?

— Все в порядке, любимая, — он заботливо заправил ей за ухо выбившуюся из косы прядь. — Я вернусь, как только закончу дела.

— Я буду ждать тебя на нашем месте. В роще, — стараясь скрыть тревогу, улыбнулась девушка.

— Ни в коем случае! — Атрид покачал головой. — Скоро начнет смеркаться.

— Ничего страшного, — улыбка Агниппы стала проказливой, хотя на дне глаз по-прежнему плескалась тревога. — Зато тогда ты точно нигде не задержишься! Ты ведь будешь за меня волноваться.

Царь ласково усмехнулся — и осторожно обнял Агниппу.

— Какая коварная интриганка… Прекрасный план! И все же я настаиваю — иди домой. Ты поняла?

Он отпустил любимую, только когда она кивнула, и, подойдя к уже севшему в седло Ипатию, вскочил на коня позади него.