Князь государственной безопасности

— Вот как? И сколько этих миров доступны для путешествий тебе, а сколько существуют за пределами нашего даже теоретического влияния?

— Казуистика. Ты хочешь уйти в софистику, поверь, сейчас не время и не место. Хотя бы потому, что ты говоришь с трудом.

— Пусть так, — я скривился и начал смотреть по сторонам.

— Дорогу запоминаешь? Ну попробуй, только сразу тебе скажу — не стоит сходить с тропы, — Виктор совершенно правильно понял мой интерес.

Впрочем, я не ответил, ибо в одном из зеркал мелькнула светлая косичка. Я моргнул и тут же присмотрелся — и правда Алиса, мне не показалось. Только вот где Арлетт?

— И что случилось с твоим обещанием «не обманывать»? Разве ты не направил Алису к Арлетт?

— Ты многое подмечаешь. Но я никого не обманул, она действительно в том же месте и вполне может нагнать подругу. Но разве я говорил, что портал приведёт прямо к ней напрямую?

— Казуистика, — вернул я Виктору любезность, — Ты никогда не прибегал к таким примитивным приёмам. Что же тебя так изменило-то?

Смех Виктора звенел, отражаясь от бесконечных висящих во тьме зеркал. Я не кривил душой, да и подначки мои в данном случае были минимальны — мне действительно было интересно, что заставило Виктора фон Меттина столь радикально изменить своей привычной линии поведения.

Он был… «прилипчивый и тихий» — не самая лестная характеристика для графа из старинного рода, но это было правдой. Виктор лишился своей семьи в раннем детстве, оставшись единственным выжившим в атаке в уплату долга крови, который Меттины имели перед другой влиятельной семьёй немецких маркграфов. Виктор, спасённый дальним родственником, решившим использовать тихого мальчишку для своих целей, оказался очень рано поставлен перед холодной безразличностью нашего мира, и эта апатия без сомнения сильно на него повлияла.

В лицее граф вёл себя очень тихо и незаметно, стараясь не бросаться в глаза и не мелькать на виду, что парадоксальным образом нас сдружило благодаря одному случаю. Лицей во многом был более… скажем так, мягкой версией внешнего мира и конфликты и игры императорского двора в определённом смысле просачивались в стены лицея через детей этих самых аристократов. И тут уже было всё: и кажущееся «равенство благородных», очень быстро оказывавшееся фикцией, ведь несмотря на номинальное равноправие, кому-то с более знаменитой фамилией позволялось несоизмеримо больше, чем, например, маркграфу из недавно присоединённых земель, да вдобавок ещё и графство имеющий скорее номинально. Виктору пришлось столкнуться с подобной несправедливостью в самой худшей форме: он обратил на себя внимание худших из возможных людей…

Мир вокруг меня подёрнуло дымкой в очередной раз, и я обнаружил, что иду по знакомому широкому коридору лицея, поворачиваю за угол и вижу…

— Так его, Гришка, лупцуй этого прусса! А то слишком задаётся! — громадный детина, богатый камзол которого выглядел на нём как мундир на корове, казалось, только этого и ждал. Ощерившись, он поднял плётку и занёс её над голой спиной парня, которого держали двое его дружков.

Но не успел он опустить свою плётку, как раздались медленные размеренные хлопки. Детина замер и повернулся на звук, точно так же замолчали и его дружки. Между тем из дверей появился худой парень с каштановыми волосами и холодными серыми глазами, медленно хлопавший в ладоши с выражением крайнего презрения на лице.

— Вот те раз, только я решил позаниматься науками, как мой старший кузен решил позаниматься врачеванием своего хрупкого эго.

— Что тебе надо, Вронский? Не хочешь развлекаться — хоть нам не мешай.

— Ну, если для тебя издевательство над вассалами твоего брата — развлечение, — молодой князь пожал плечами и вздохнул, на мой вкус уж слишком картинно, — Дело твоё, конечно, но долго при таких установках ты при дворе не проживёшь.

— Я там всю жизнь проживу! В отличие от тебя, Прошлый, я — из Романовых, я член Императорской фамилии и…

— И обречён всегда оставаться в самом хвосте списка наследников, — кивнул молодой Стас, — И те, кто выше в этом списке не дают тебе об этом забыть, вот и приходится самоутверждаться за счёт слабых.

— Ну, Прошлый, ты сам напросился…

Гришка зашипел и бросился на мелкого меня, но парень лёгким движением ушёл от плётки, подставив борову ножку так что тот полетел носом в пол. Когда он попытался встать, молодой я пнул детину в спину, отчего тот снова ударился башкой о пол и уже не дёргался, после чего парень повернулся к прихлебателям.

— Вы, подхалимы. Отпустите мелкого и валите отсюда.

— Тебе это с рук не сойдёт, Вронский! — заявил тот, который подбадривал «Гришку».

— Может да, а может и нет. Но пока у вас два варианта: либо попробуйте доделать то, что не удалось этого борову, — молодой князь пнул носком сапога под рёбра Георгия, — либо берите его и валите отсюда.

Подхалимы переглянулись и выпустив свою жертву, бросились к бесчувственному господину.

— Путешествуешь по волнам памяти? — раздался издевательский голос графа.

— Ну кто-то ведь должен, — заметил я.

Меттин промолчал и отвернулся, но я успел разглядеть, как он дёрнул щекой.