Джентльмены предпочитают русалок

Я краснею при упоминании Маршалла как моего парня, но не поправляю ее, и он тоже. Вместо этого он одаривает меня заговорщицкой улыбкой, которая волнует меня глубоко внутри, до мозга костей. Я не знаю почему. Что — то есть в этом человеке…

— Тогда мне шоколадно — миндальный торт, пожалуйста, — отвечаю я.

Официантка кивает и улыбается, затем уходит, чтобы поприветствовать новых клиентов, толпящихся у входа. Хотя сегодня здесь тихо, у меня сложилось впечатление, что место популярно, благодаря стильному декору, музыке и удивительным запахам, доносящимся из кухни. Все залито зеленью морского стекла, окна открыты, чтобы впустить прохладный воздух с моря. Темные деревянные полы блестят под ногами, а торты, хлеб и печенье красиво смотрятся на прилавке.

— Итак, мой новый друг, Ева, — начинает Маршалл, и то, как он произносит мое имя, вызывает у меня ощущение, будто крошечная рыбка трепещет внутри меня.

— Да?

— Кем ты работаешь?

Я нервно улыбаюсь, заправляя выбившуюся прядь светлых волос за ухо.

— Я открываю… школу плавания для детей в городе, — мягко отвечаю я, — она еще маленькая, но молва распространяется, и с каждым днем у меня становится все больше учеников.

— Вау, это фантастика. Поздравляю.

Я улыбаюсь и чувствую, что краснею. Я не знаю, что со мной происходит, но я веду себя как глупая, неопытная девчонка. Не взрослая женщина, которой не стоит беспокоиться о мужчинах. При этой мысли в моей голове возникает образ Сойера, и мне приходится его отодвигать. Не знаю почему, но чувство вины сопровождает это.

В чем я должна чувствовать себя виноватой? Я спрашиваю себя. Сойер дал понять, что ему нужно место, и, кроме того, мы все равно были не более чем друзьями. Что, если я решу завести еще одного нового друга? Еще одного очень красивого нового друга…

Аргумент хороший, и я успокаиваюсь.

— А ты?

Возможно, это просто тусклый свет в кафе, но Маршалл кажется бледным. Когда он говорит, я могу сказать, что он уклоняется:

— Пока никем, — отвечает он, — я приехал в Шелл — Харбор в последнюю минуту, без каких — либо планов. Я ищу работу.

Я хмурюсь, потому что это не то, что он сказал мне, когда мы впервые встретились.

— О, я думала, ты сказал, что у тебя есть работа, на прошлой неделе? — по крайней мере, я почти уверена, что он так сказал… Что у него новая работа, поэтому ему пришлось встретиться со мной за чашечкой кофе на этой неделе.

— О, точно, — говорит он и переводит внимание на кружку перед ним. — Да, это провалилось.

— Провалилось? — спрашиваю я.

— Это означает, что этого не произошло, — объясняет он. — Работа не состоялась.

— Ой. Мне жаль.

Он качает головой.

— Нет, все в порядке. В любом случае, я не был в восторге от этого.

— А, — отвечаю я, чувствуя себя неловко из — за того, как он смотрит на меня. Я ему нравлюсь. Я могу видеть это в его глазах и в том, как они светятся, и в том, как улыбка не сходит с его рта. — Какой работой ты занимаешься?

— Всем, что нужно. Я своего рода… мастер на все руки.

Я не знаю значения этой фразы и, не желая показаться глупее, чем я уже показала, не задаю ему вопросов. Я возвращаюсь к его ответу и понимаю, что это вряд ли ответ — и действительно, кажется, что он пытается избежать правды. Может, ему стыдно признаться, что у него нет работы? На Корсике тех, у кого не было работы, высмеивали за лень или неудачи. Интересно, делают ли так на суше?

Маршалл быстро меняет тему:

— Что заставило тебя приехать в Шелл — Харбор? — спрашивает он.

Я не хочу говорить об этом, и, тем не менее, хочется открыться Маршаллу. Может, это милое выражение его лица или блеск в глазах говорят мне, что он заслуживает доверия? Я не уверена, что это, но есть что — то в нем, что заставляет меня чувствовать, что я могу быть с ним честной, и что он не обратит правду против меня.

Хотя я напоминаю себе, что думала, что Сойер мой друг, и чем все кончилось, когда он узнал правду?

— Я приехала сюда, чтобы начать новую жизнь, — просто отвечаю я. И это правда.

Он кивает.

— Ты сказала, что ты из Греции.

Мягкость в его голосе обнадеживает — будто он пытается сказать мне, что какой бы ни была причина, по которой я приехала сюда, все в порядке. Я ерзаю на своем месте и говорю:

— Греция, да. Маленький городок на маленьком острове недалеко от побережья.

— Где?

— Ты не знаешь.

— Проверь меня.

— Корсика, — говорю я, и это слово звучит глупо даже для моих ушей. Конечно, никто не знает, что настоящая Корсика существует в океане, но мне интересно, сколько времени понадобится людям, чтобы понять, что это не маленький городок на маленьком острове в Греции.

Глаза Маршалла расширяются на мгновение. Это всего лишь доля секунды, но в эту долю секунды, я думаю, я вижу… узнавание в их глубинах. Но это… невозможно. Он моргает, и выражение исчезает. На мгновение во мне вспыхивает паника. Он знает о Корсике? Но нет, он не может. Корсика находится в глубинах океана! И все же я увидела узнавание в его взгляде. Может, есть другое место под названием Корсика?

Он откидывается на спинку стула, прежняя реакция исчезла. Размышляя над этим дальше, я понимаю, что, должно быть, вообразила, как загорелись его глаза. Он никак не мог знать, где находится Корсика, потому что он — человек. Теперь я становлюсь параноиком, и не без оснований после того, что случилось с Калленом, затаившемся, как акула.

— Я никогда об этом не слышал, — отвечает Маршалл.

— Я же говорила.

Он смеется.

— Да, говорила. Корсика, должно быть, не такое уж прекрасное место, раз ты покинула ее, чтобы отправиться в Америку?

— Это было долгое путешествие, да, но оно того стоило.

Внезапно передо мной выдвигается огромная чашка кофе, сопровождаемая щедрым куском торта, кусочки миндаля рассыпаны, как маленькие ракушки, поверх темной глазури. Затем она подает Маршаллу его кофе и десерт.

— Могу я принести вам что — нибудь еще? — спрашивает нас обоих официантка.

Мы с Маршаллом качаем головами, и я смотрю, как официантка уходит, ее шаги прыгучие. Когда я снова смотрю на Маршалла, я вижу, что он уже смотрит на меня. Хотя у него добрая улыбка и мягкий голос, в нем есть что — то еще, чего не было раньше. Я не знаю, что это такое — некая серьезная энергия. Он делает глоток горячего кофе, глаза окружают морщины в улыбке, и он ставит кружку.

— Итак, ты переехала сюда с маленького острова в Греции. И из всех мест в этой большой части мира ты поселилась здесь, в Шелл — Харборе? — спрашивает он со смехом. — Если не возражаешь, я спрошу, почему ты решила приехать сюда? Ты могла бы отправиться в более крупные и величественные места, например, в Лос — Анджелес или Нью — Йорк.

Я пожимаю плечами, поднимая вилку, чтобы попробовать кусочек пирога. Торт мягкий и легкий, со щедрой порцией глазури из темного шоколада, который возвращает меня к первым дням в доме Венди. У меня определенно развилась «пристрастие к сладкому», как назвала это Венди.

— Я только прибыла сюда, правда. Я не думала о чем — то конкретном. Я… я спасалась от плохой ситуации, — продолжаю я, делая глубокий вдох и переключая внимание на торт передо мной. Я просто не могу… не могу смотреть на жалостливое выражение его глаз.

— Плохая ситуация?

Я киваю.

— В то время я просто хотела уехать как можно дальше от Корсики. Шелл — Харбор казался лучшим местом для остановки, — я делаю паузу. — И он напоминает мне о доме, на побережье.

— Мне жаль, что у тебя была плохая ситуация, и тебе нужно было сбежать, — тихо говорит он, обхватив руками свою кружку. — Это был жестокий муж?

— Да, — отвечаю я, тяжело ерзая на стуле, удивленная тем, что он задал мне такой острый вопрос, и еще более удивленная тем, что я ответила. — Что — то подобное.

У Маршалла добрая улыбка. Сочувствующая. Он берет мою руку в свою и нежно сжимает.

— Прости, Ева, но я рад, что ты уехала, и рад, что ты здесь.

Я улыбаюсь ему.

— Я тоже.

— Не скажу, что знаю, что ты чувствуешь, но думаю, что могу понять.

Я смеюсь и качаю головой.

— Я не знаю, как ты смог понять… если только у тебя самого не было контролирующего, властного мужа?

Он смеется, качая головой, а затем делает паузу, свободной рукой проводя по своим густым волосам. Цвет мне напоминает разлитые чернила.

— Я сам кое — что знаю о плохих отношениях, — он не продолжает, и я не хочу любопытствовать, поэтому не задаю ему никаких вопросов, надеясь, что он больше не будет задавать мне вопросы.

Между нами повисает тишина, и я подношу чашку кофе к губам. Кофе представляет собой идеальное сочетание горького и сладкого, насыщенного и землистого, чего нет у дешевых растворимых напитков, которые есть у меня дома.

— Если тебе нужен друг или кто — то, с кем ты хотела бы поговорить, я надеюсь, ты понимаешь… я у тебя есть, — говорит Маршалл, затем пожимает плечами и, кажется, лучше обдумывает то, что он только что сказал. — Я имею в виду… я знаю, что мы только встретились и не знаем друг друга, но я хотел бы быть твоим другом, — заканчивает он с улыбкой. — Боги знают, что мне сейчас тоже не помешал бы друг.

Боги.

Я никогда не слышала, чтобы человек говорил «Боги», во множественном числе. Я отчасти задаюсь вопросом, может, я неправильно расслышала его или он случайно добавил букву «и» к «Богу». Я мало что знаю о религии людей, но я знаю, что религиозные люди поклоняются только одному богу, а не многочисленным, как мы. Я хочу спросить об этом Маршалла, но что — то меня удерживает. Религия — это личная вещь, а мы сегодня говорили о достаточно личных темах.

Я решаю сменить тему.

— Итак, как тебе Шелл — Харбор?

— Мне нравится.

Я киваю.

— Если нужны рекомендации мест для посещения, я уверена, что могу дать несколько идей. Я не была во многих местах, ведь пробыла здесь недолго, но я рада рассказать о тех, которые посетила.

После этого разговор принимает легкомысленный оборот. Маршалл говорит мне, что хочет найти приличный спортзал, а я сообщаю ему, что в Шелл — Харборе есть только один, и я не знаю, насколько он приличный. Точно так же, как есть только один продуктовый магазин и одна библиотека, тогда как в соседнем городе выбор намного больше.

К тому времени, как мы допили кофе, а торт превратился в крошки, я чувствую себя достаточно комфортно, чтобы расслабиться на стуле. Я могла бы часами сидеть здесь и разговаривать с Маршаллом, но я не люблю оставлять Тома взаперти в доме одного.

К сожалению, после того, как Маршалл платит за наш кофе и угощение, я поднимаюсь на ноги. Мои наземные ноги начинают болеть, если я слишком долго сижу, и я чувствую, как они протестуют, когда я встаю.

— Спасибо за кофе, Маршалл, но мне нужно вернуться домой к моей собаке. Я не хочу оставлять его внутри надолго.

Он кивает.

— Было очень приятно снова тебя увидеть.

Мне не нравится, как мой желудок переворачивается в предвкушении ухода.

— Я действительно хорошо провела время.

Он снова кивает.