Плен

«Хватит бороться, любимый», — шепнула она, шагнув ближе. Она подняла голову, приоткрыла пухлые губы. Он не видел мгновение, что они были из лепестков роз.

Было просто поддаться. Да, он умер бы из-за ошибки, из-за слабости. Но могла ли смерть быть более желанной?

«Наша связь вечная», — прошептала она.

А потом совершила серьезную ошибку.

«Что у смертной девушки может быть, чего нет у меня?».

Соран моргнул.

Рыча, он поднял руку с ее груди и сжал пальцами ее горло.

«Вон!» — взревел он и одним жестоким движением сломал ее шею.

Носрайт завизжала. Шипы вырвались из ее кожи, разрывая иллюзию, открывая реальность. Ветви поднялись по ногам Сорана до пояса, обвили его тело и руки. Но он не отпускал сломанную шею. Он сбил ее с ног, срывая ее ветви со стен, вырывая их из пола. Он быстро повернулся, бросил ее в ближайшее окно. Ее руки из шипов рвали его плоть, резали каменную раму окна.

И она упала, ветви тянулись за ней.

Охнув, Соран отклонил голову и смотрел на страницу перед собой. Он сидел за столом, свеча озаряла текст перед ним. Мерцающая магия не завершенного заклинания плясала в воздухе перед его глазами.

Хорошо. Чары не были разбиты. Пока что. Дева Шипов отвлекать умела, но он не дал себе сильно отвлечься от задания. Он поспешил продолжить заклинание, тщательно читал слова, формируя сложные узоры магии и силы.

Он ощущал ее во тьме, под дождем. Она ползла вокруг башни. Ее ладони из шипов с длинными пальцами шуршали по камню, она порой стонала без слов. Но когда рассвет появился на горизонте, она притихла.

Соран завершил заклинание и быстро закрыл книгу.

7

Нилла встала, оделась и уже делала оладушки, когда маг спустился из башни следующим утром. Его шаги разносились эхом, хотя он был еще далеко, и она слушала, как он спускался, пока он не остановился у проема в потолке.

Там он замер, замешкался.

Она медленно сосчитала до двадцати.

Он не шел.

Нилла сняла последние оладушки с огня и повернула голову к проему.

— Я ненавижу, когда вы так делаете, — крикнула она.

Еще пара мгновений, и он стал двигаться, мантия волочилась по ступенькам за ним, когда он появился. Его капюшон скрывал лицо, бледные волосы ниспадали из-под него длинными прядями.

— Что делаю, мисс Бек? — спросил он идеально спокойным тоном.

— Покидаете комнату, загадочно и внезапно, хотя я думала, что мы говорили. Как прошлой ночью. Это грубо, — Нилла опустила последний оладушек на стопку, прошла по комнате и опустила тарелку на стол. — Присядьте, сэр, — сказала она вежливо и холодно.

Сильвери послушался. Виверна, оставшаяся комочком на кровати в нише, встала, потянулась невозможным образом и прошла по комнате, свернулась у ног хозяина. Она жалобно скулила, пока Нилла не опустила и перед ней несколько оладушков. Пока зверек шумно жевал, Сильвери не притрагивался к еде. Нилла села напротив него и попробовала оладушек.

— Они не отравлены, — сказала она, жуя. — Я не настолько на вас злюсь.

Он кивнул и отломил кусочек. Но перед тем как съесть, он сказал:

— Прошу прощения. Мое поведение прошлой ночью действительно было неприятным. Вы — гость в моем доме, с вами нужно обращаться вежливо. Я… не в форме.

— Угу, — Нилла откусила еще немного. Она следила за ним пару мгновений, даже дала ему съесть оладушек, а потом сказала. — Итак, сэр.

— Да, мисс Бек?

— Когда мы начнем?

Он замер. Посмотрел ей в глаза.

— Что начнем?

— Вы знаете, что, — она прожевала и проглотила. А потом покрутила вилкой, изображая, что пишет по столу тупым концом.

Его глаза расширились. Он нахмурился и опустил подбородок.

— О. Это.

— Да, это, — Нилла пронзила оладушек. — Вы сказали, у меня есть искра. Вы сказали, что меня можно научить. Так почему не научить меня? Хотя бы попробовать. Посмотреть, есть ли у меня сноровка для этого.

— Сноровка?

— Вы понимаете. Немного таланта.

Он сжал губы, а потом приоткрыл их и сказал:

— Талант есть.

— Так почему нет? — она опустила вилку и сцепила пальцы над тарелкой, подперла подбородок. — День выдался холодным и дождливым. Я не хочу выходить, да и вы вряд ли хотите. Как еще занять время? Я не говорю, что хочу стать одного уровня с мифато…

— Это было бы невозможно.

— Да. Понимаю, — Нилла нахмурилась. — Я знаю, что я не как могучие маги. Но если вы хоть немного меня обучите, я смогу вам помогать.

— Как вы предлагаете мне помочь, мисс Бек?

— Во-первых, с червем, — она махнула на виверну, которая сидела на задних лапах с округлившимся животом, шлепала губами с довольным видом. — Я помогу исцелить ее крыло.

Сильвери медленно кивнул.

— Это… возможно.

Это было первое признание потенциала от него. Сердце Ниллы дрогнуло от удивления, и она не смогла сдержать улыбку.

— Правда?

Еще кивок.

— Да. Правда.

— Тогда чего мы ждем? — она вскочила, потянулась над столом и забрала его тарелку. — Нужно сразу начинать!

Он нахмурился.

— Я еще ем.

Нилла фыркнула, опустила тарелку перед ним. Он взял последний оладушек, ловко, несмотря на неуклюжие ладони, свернул его и откусил край. Он продолжил откусывать понемногу, задумчиво жуя, Нилла думала, что сойдет с ума от нетерпения. Она была готова взорваться, когда заметила изгиб его рта и блеск в глазах. Он знал, что делал.

— Кошмар! — прорычала она, забрала остатки оладушка из его руки и сунула в свой рот, с яростью глядя на него. — Ну же, — сказала она с полным ртом. — Несите перья и чернила, пока еще светло!

Сильвери моргнул, глядя на нее. Его губы в шрамах изогнулись, показывая сильные белые зубы, он откинул голову и рассмеялся.

* * *

Ушло больше времени, чем Нилле хотелось, чтобы маг принес вещи из башни. В шкафу было несколько запасных перьев и пергамент, но чернила были сверху, как и перочинные ножи, камешки пемзы и прочие предметы, которые Нилла даже не знала, как использовать.

Она хотела начать, но Сильвери не спешил. Он все аккуратно разложил на столе, поправлял понемногу. Может, в такой точности была важность для магии, но Нилла подозревала, что дело было в одержимости мага быть во всем лучшим. Она отклонилась на спинку стула, скрестив руки, нетерпеливо постукивала пальцами по руке, несколько раз досчитала до двадцати. Она как-то смогла совладать с пылом.

Наконец, когда все было так, как ему нравилось, Сильвери повернулся.

— Придвиньте стул, пожалуйста, мисс Бек, — он поспешил добавить грозным тоном. — Ничего не трогайте!

— Хорошо. Не трогаю, — буркнула Нилла, придвинула стул к своему месту за столом. Маг опустил пустой пергамент рядом с длинным белым пером, которое Нилле хотелось взять и покрутить. Ее ладони вдруг стали липкими. Как давно она писала в последний раз? Ни разу со смерти матери, точно. И она не любила писать. А если она опозорится?

Но после споров и просьб она не могла отступить, так что сунула ладони под руки и смотрела на мага из-под насупленных бровей.

Маг сел с другой стороны, сцепил пальцы, огляделся и глубоко вдохнул.

— Откуда начать? — тихо сказал он.

Вряд ли он говорил с ней, так что Нилла молчала.

— Магия, — наконец, сказал он, — родилась не в этом мире. Не в Эледрии. Не в мире смертных. Не в мире физической реальности. Магия — из квинсатры, другого мира. Из мира без материи, не физического измерения, которое так близко к этой реальности, как ваша плоть к вашим костям.

Нилла сглотнула с большими глазами, посмотрела в сторону, ожидая отчасти заметить краем глаза блеск этой близкой реальности. Но это было глупо, и она сосредоточилась на маге.

После бесконечной тишины Сильвери поднял другое перо со стола и сжал кончик, медленно крутя его в стороны.

— Знаете, что это, мисс Бек?

Решив, что это был вопрос с подвохом, Нилла медленно кивнула, но не стала говорить. К ее радости, маг продолжил сам.

— Это мост между квинсатрой и миром смертных. Это инструмент, которым мы рисуем неописуемое из эфира нереальности и превращаем его в физическое, осязаемое, четкое. Этим инструментом мудрец может описать тайную правду вселенной томами святого текста. Этим же инструментом маг создает то, что вы знаете как магию.

Нилла кивнула. В этот раз он явно ждал ответа. Она открыла рот, замешкалась и сказала:

— Да. Магия.

Маг медленно приподнял бровь. Он осторожно опустил перо перед собой и сцепил пальцы.

— Смертная магия начинается с написанного слова, — сказал он. — Способность ухватить воздушное ничто идей, чувств и ощущений и придать им понятный облик — это смертная способность. Фейри, хоть в их венах бежит жидкая магия, не понимают силу написанного слова, не могут понять, как метки на странице, камне или дереве могут содержать слова, идеи, миры и силу.

Это было не новым для Ниллы. Мама рассказывала ей похожее, когда она была девочкой, и многие в Вимборне понимали, что маги смертных использовали письмо, чтобы направлять магию, а фейри так не делали. Пока что все было просто.

Или не так и просто. Нилла сидела напротив мага, слушая его, и начала подозревать о слоях сложности и понимания, о которых она не подозревала. Перспектива впечатляла. И ужасала.

— Перед записями, — продолжил Сильвери, отклонившись на стуле, расслабившись, — был язык. Но не один. Как вы знаете, в мире смертных сотни языков, а то и больше. Многие, хотя не все, обладают письменной формой, позволяющей носителям того языка записывать их мысли и верования для будущих поколений. В этом есть магия, хотя вы можете не понимать этого, мисс Бек.

Нилла кивала, надеясь, что выглядела умно и задумчиво. Не так она представляла урок магии. Но разве она ожидала, что маг вручит ей книгу заклинаний и заставит создавать шары слизи в первые пятнадцать минут? Она подперла голову рукой, уперев локоть в край стола, и заставляла себя впитывать каждое слово.

— Но вы должны помнить, — продолжил маг, — что нет одного чистого языка во всех известных мирах. Все народы человечества стремятся лучшим образом передать мысли, идеи, реалии и верования, которые существуют в царстве разума, через понятную форму, но передача через посредника — речь — всегда будет неидеальной. Всегда будут нюансы мысли, которые язык не может выразить. Не в чистейшем смысле. Только один язык близок к тому, что мифато считают чистотой. Какой это язык, мисс Бек?

Нилла моргнула, опешив. Она не ожидала вопросы на этом этапе.

— Эм, это… — какое странное слово он использовал? Она слышала его раз или два. — Это старый ара… аранелийский? — предположила она.

— Неверно.

Конечно. Нилла чуть не закатила глаза. Жар вспыхнул на ее щеках, но Сильвери не выглядел недовольно. Он был слишком сосредоточен на рассказе, чтобы заметить ее смущение.

— Единственный чистый язык во всех известных мирах, — сказал он, — это язык математики. Только этот язык понимают все культуры, все народы. Он универсален. Символы и способы выражать идею в математике одинаковые во всех странах нашего мира. Через математику ученые могут выражать неописуемое так, что все, кто знают этот язык, могут понять это с чистотой и без возражений.