Товарищ Торин

Эпилог

Когда люди вынуждены выбирать из двух зол, никто, очевидно, не выберет большего, если есть возможность выбрать меньшее.

Платон

Чародейский остров. Самая западная точка Объединённого эльфийского государства.

Через шестьсот шестьдесят шесть лет после смерти товарища Торина и Гэльфштейна.

Ветер трепал русые волосы Махноллы, надувал, словно парус, её просторные белоснежные одеяния. Кожа эльфийки покрылась мурашками, ей было холодно, но она продолжала стоять на вершине высокой башни, вцепившись окоченевшими пальцами в поручни. Махнолла смотрела на восток, вглядывалась в непроглядную тьму, что надвигалась на одинокую башню, возведённую на краю мира более двух с половиной тысячелетий назад.

Восток. Тьма всегда надвигалась на эльфов с востока. Неважно, были ли это полчища орков, армии гномов или людей — угроза всегда приходила с той проклятой части света. Так и на сей раз, небытие тянуло свои тёмные щупальца с континента, стремясь вобрать в себя многострадальные эльфийские острова. Маленькие клочки суши, что испокон веков не давали покоя другим расам, не минули участи быть втянутыми в бездонное чрево Проявленного.

Восток. Треклятый восток.

Однако Махнолла уже давно знала, чем всё закончится. Все знали, хотя большинство до последнего и делали вид, что конец сущего их не касается. Забавное свойство разума: считать, что если не обращать внимания на проблему или её отрицать, то она сама собой как-то исчезнет. Я мыслю, следовательно, я существую. Я не думаю о проблеме, следовательно, проблемы не существует… Увы, столь примитивный подход может сработать только в отношениях с близкими. Непреложным законам общества, природы или Вселенной глубоко наплевать думает кто-то что-нибудь по их поводу или нет, они просто действуют, вот и всё. Время всегда расставляет всё по своим местам, показывает, кто был прав, а кто заблуждался.

И со временем все слова и предостережения Гэльфштейна насчёт надвигающейся погибели, Проявленного, Крушителя Миров, подтвердились. Могучий чародей много лгал, но в том редком случае он говорил чистую правду. И конечно, в отличие от прежней лжи, именно в случае с правдой ему не поверили. Какая злая ирония, какой своеобразный способ кары за многолетний обман! У Творца, создававшего законы Вселенной, воистину своеобразное чувство юмора.

Махнолла и другие соратники Гэльфштейна, в отличие от погубивших чародея эльфиек, воспринимали угрозу Проявленного как абсолютно реальную, но после смерти легендарного волшебника мало что могли сделать. У них не было ни достаточных знаний, ни влияния на сильных мира сего. Всё, что они могли предпринять, это передавать скудные отрывки рассказанных Гэльфштейном историй следующим поколениям колдунов, надеясь, что среди них появится кто-то достаточно талантливый, чтобы придумать способ избежать гибели. Ни о каких «Ритуалах» с массовыми жертвоприношениями больше не могло быть и речи, нужно было спасти всё и всех, а потому… в итоге не удалось спасти ничего. Такое часто случается, когда не желаешь ничем жертвовать ради цели. За всё надо платить. За всё. В том числе за спасение. Душа или тело? Извечный вопрос.

Эльфийские чародеи пытались привлечь к решению проблемы волшебников других рас, но все вновь погрязли в раздорах. Лишившись Вождя «Союзы» и «Республики» лихнистов постепенно отдалялись друг от друга. Народ, видя двуличие грызущихся за власть старших товарищей, нищету после разорительных Межрасовых игр, гибель десятков тысяч солдат при бессмысленном штурме руин Железнограда, всё больше разочаровывался в «единственно верной идеологии» и всё меньше боялся охранителей, у которых не было сил для серьёзных репрессий. К тому времени, когда самому жестокому гному удалось занять место Вождя, перебив всех соперников, править было уже практически нечем. Обнищавшие граждане и голодные охранители дружно саботировали все указания, борясь каждый за своё личное выживание и наплевав на опостылевшее «общее дело». Придуманная Маго Лихнуном идеология, может, и была верной, но вот со всесильностью тот явно погорячился. Мир вновь вернулся к раздробленности и прошло немало времени, покуда на месте распавшейся лихнистской империи возникли полноценные государства. Которые редко могли договориться, часто воевали, и уж точно их правителям было не до спасения мира от очередного медного таза в лице абстрактного Проявленного, проявлявшегося пока только в словах кучки спятивших эльфов.

Всё изменилось, когда в мире проявились отродья, но, как и предсказывал Гэльфштейн, к этому моменту было уже слишком поздно. Твари быстро опустошали планету и никакие технологии или магия не могли их сдержать.

В конце концов остался лишь последний оплот. Башня Гэльфштейна, некогда защищённая великим волшебником охранными чарами. Словно маяк в ночи, освещала башня сгустившуюся вокруг тьму, но и её свет становился с каждой минутой тусклее.

Махнолла и последние эльфийские чародеи стояли на площадке на крыше. Смотрели, как мир тонет во мраке, как тёмные щупальца облаков тянутся к башне, пытаясь загасить слабый свет. Все дрожали от холода или страха, все, включая Махноллу. Все ждали конца.

— Так значит, всё было зря? — обернулся к Илоне стоящий справа от неё совсем молоденький чародей. — Вся борьба, все страдания оказались напрасны? Всё равно всё закончится?

Прожившая более двух тысяч лет женщина внимательно посмотрела на юношу. Одарила его печальной улыбкой. Успокаивающе, по-матерински, погладила мальчика по гладкой щеке, проговорила тихим, но уверенным голосом:

— Всё закончится, это верно. Но это вовсе не означает, что всё было зря. Ведь жизнь определяется не какой-то надуманной целью или итоговым результатом. Жизнь — это и есть главная ценность. И смерть Гэльфштейна продлила жизнь более чем на полтысячи лет, разве это не достижение?

Она вновь повернулась к беспросветному чёрному небу. Задумчиво завила на палец прядь мягких длинных волос. Глубоко вдохнула и выдохнула. В её душе воцарились покой и смирение. Теперь она знала точно:

— Всё закончится. Всё. Чтобы когда-нибудь вновь начаться сначала…

КОНЕЦ ТРИЛОГИИ