Огонь и вода

Глава двадцать восьмая. Интермедия

3. Выйти замуж - не напасть

Катрин не помнила, как она в тот день вышла к обеду, а после и к ужину. Потому что рядом всё время был… он. Нависал и подавлял. И человеческим своим весом, и магической силой. Силищей. Разве у людей такая бывает? Точно людоед.

Отец объявил об их помолвке за обедом. И сказал – свадьба через месяц, потому что – чего тянуть, всё ж готово. Так и так нынче собирались.  Матушка в молчании почтительно наклонила голову, но Катрин видела – она рада. Её высочество Анна-Изабелла очень переживала о том, что для старшей дочери может уже и не найтись равнородного жениха, а тут – целый Вьевилль, неслыханная удача.

Вьевилли не были принцами, но владели изрядными территориями. И само герцогство вошло в состав земель франкийской короны всего сто с небольшим лет назад. Катрин посмотрела карту в библиотеке – весьма и весьма, вдвое больше, чем у покойного Максимилиана. Немудрено, что отец согласился, не раздумывая!

Камеристка Жози рассказала, что у герцога Вьевилля нет родных, кроме дядюшки, брата его покойной матери, генерала де Треньяка – того самого, который сопровождал его в поездке. И добавила шёпотом, что это хорошо, потому что никто не будет у вашего высочества над душой стоять и говорить, так вы дела ведёте или нет. Ах ты ж господи, ещё кто-то будет судить, так ли она ведёт дела!

Но что уж, управлять Катрин учили. Принц Людовик самолично и при помощи толковых наставников учил этой премудрости всех детей, но если Катрин и Франсуа ученье давалось легко, то Анриетта и Жиль не преуспели. Сестрице было веселее вышивать и играть на лютне, и ещё читать украдкой новеллы о любви, а Жиль и вовсе сбегал с уроков, скрывшись в невидимости. Уж что, а магические искусства он не прогуливал, и владел своей силой отлично, для девяти-то лет. Все мыслимые магические шалости и каверзы были его – будто обычных мальчишеских шуток недостаточно!

Но что там младшие, тут понять бы, что делать самой Катрин!

Хотя… что тут сделаешь, ничего. Её просто отдают замуж, за богатого и влиятельного мужчину. А Жози ещё нашёптывала, что красивого, как ангел, но куда ж там красивого!

- Нет, барышня, вы только на него взгляните, на этот разворот плеч, на стройные ноги, да как глазами-то сверкает! Говорят, при дворе дамы ему проходу не дают, а женится-то он на вас!

- Женится он на мне потому, что я – родовитая и богатая невеста, - вздохнула Катрин.

О нет, конечно же, ей доводилось украдкой читать о любви, поражающей на месте и едва ли не насмерть. Ей не хотелось знать той любви, потому что – было страшно. Кузина Диана в прошлом году очень страдала – любила женатого, а он на неё даже и не смотрел, а замуж её родители сговорили совсем за другого человека. Или вот ещё кузина Мадлен – влюбилась в короля из-за пролива и согласилась выйти за него, и отца упросила разрешить ей такое замужество. И что же? Обвенчалась с любимым, уехала, да и отдала богу душу там, за проливом – потому что холодно, сыро и вечная ночь, так рассказывали слуги, сама-то Катрин представления не имела о том, что там за страна и что за люди. И зачем она нужна, такая любовь?

Меж родителями Катрин не наблюдала особой любви – только уважение. Матушка уважала отца, отец уважал матушку. Они никогда не ссорились, матушка не возражала отцу, отец всегда выслушивал всё, что она желала ему сказать, правда, решения принимал всё равно сам. Ну да у всех ведь так, отец Жози тоже решает, на ком женить сыновей и за кого отдать дочерей. Жози бы уже и отдали, но она – ближняя девушка Катрин, она и в новый дом с ней поедет, это давно решено. А там уже сама Катрин должна будет подыскать ей супруга и дать приданое.

А то, что её жениху придворные дамы проходу не дают… так это же тоже не о любви, это о другом. О зове плоти Катрин знала главным образом понаслышке, ибо не должно благонравной девице о таком знать по опыту. Анриетта читала о чём-то подобном в рыцарских романах и иногда приносила показать Катрин, та читала, конечно, но представить себя на месте такой героини не могла никак.

А матушка, призвав к себе старшую дочь, строгим голосом сказала – её, Катрин, долг повиноваться мужу во всём, и поскорее дать ему наследника. Катрин, правда, позволила себе спросить – а у мужа будет по отношению к ней какой-нибудь долг? Он даст ей что-нибудь? И услышала в ответ, что, конечно же, даст – положение замужней дамы, первой дамы в знатнейшем и богатейшем семействе! И она, матушка, весьма удивлена, что ей вообще приходится о таком говорить, все девицы возраста Катрин это давно сами знают!

Знают-то знают, но Катрин думала, что матушка скажет ей что-то ещё, что открылось ей, как давно замужней даме и матери четверых детей, и не дано пока Катрин в силу юного возраста и отсутствия жизненного опыта. Но матушка ничего не сказала. Наверное, или не знает сама, или…

А потом пугающий её жених, с которым они виделись дважды за обедом и дважды за ужином, распрощался и уехал. И сказал, что вернётся к свадьбе. И что будет думать только о ней. И ещё немного о еретиках, о том, как их ловчее побить, конечно же. Катрин не видела в жизни ни единого еретика, и зачем их бить – не представляла. Но наверное, он тоже что-то знает, чего не знает она? Как матушка? Интересно вот только, спрашивать его так же бесполезно, как и матушку, или он может что-нибудь ответить? И вообще, как его спрашивать-то – у неё ж язык во рту не шевелится всякий раз, как она его видит, она же не может ни вздохнуть, ни пошевелиться под его огненным взором!

Правда, он с ней тоже был не очень-то разговорчивым. Но мужчины же всегда разговаривают главным образом с мужчинами! С отцом, со своим родичем генералом Треньяком и своим другом графом Флери он всё время о чём-то смеялся, а с ней – замолкал. Только спрашивал, налить ли ей вина и передать ли еды. Точнее, еду он просто брал в свою тарелку, отрезал добрый кусок и спрашивал почему-то едва слышно – будет ли она это мясо или этот пирог. Катрин боялась поднять на него взгляд и тихонько отвечала – да, но треть от этого куска. Или половину. Или четверть. А он ворчал, что она и так маленькая совсем, а если не будет есть – то и вовсе в воздухе растворится. Глупости какие!

Ещё он после ужина взялся петь. Попросил графа Флери принести ему гитару, настроил, взял аккорд… и замолчал. И очень странно посмотрел на своего друга, если бы Катрин могла предположить, что мужчины смущаются – то так бы и подумала, но здесь явно было что-то иное. Граф переглянулся с генералом Треньяком, и они чему-то расхохотались, и ещё он шепнул что-то отцу. Отец тоже усмехнулся.

- Про поход пой, - сказал генерал.

Ну да, о чём ещё петь военному? Про поход, конечно же. Он и запел. А пел он очень хорошо, и играл – тоже, Катрин заслушалась. Не о любови же ему петь, и не баллады о чудесах и разных страшных делах, которые слышит где-то меж людей отца и мигом выучивает Анриетта!

А потом он уехал, и Катрин думала – переведёт дух, потому что нельзя же всё время пребывать в беспокойстве и напряжении! Но казалось, что он незримо присутствует везде – и в коридорах, которыми она ходит, и на дорожках парка, и на берегу озера, и в разговорах родных и слуг.

Её собирали в новую жизнь – готовили сундуки с приданым, проверяли бельё, постельное и столовое, утварь и посуду – серебряные блюда, столовые приборы – даже вилки, две серебряных вилки с витыми ручками, украшенными отполированными аметистами! И личные вещи Катрин – сорочки, платья, чулки, чепцы, плащи, перчатки, украшения. И ткань, два сундука с тканью, чтобы если вдруг всё же чего-то не достанет на месте – было, из чего сделать. Отец расщедрился и велел дать два кресла, что ему только нынешней зимой привезли из Феррайи – с подлокотниками и резными спинками, положить подушки – и сразу мягко и удобно. А ещё необыкновенный шкаф с маленькими ящичками, каждый ящичек закрывается на маленький замочек. И сундучок с монетами, и ещё один – с обработанными и необработанными драгоценными камнями, небольшой, но – очень ценный. Жози и другие камеристки повторяли, что Катрин не придётся бедствовать в замужней жизни, как бы ни относился к ней супруг. Даже если он не будет её содержать, как подобает, у неё найдётся, на чём спать и с чего есть. Также с ней должны отправиться полтора десятка человек – кроме Жози, ещё три камеристки, и охрана. Её люди.

И вдруг оказалось, что до венчания – пять дней, и жених известил, что уже близко, и прибудет к ужину.

4. Жениться - не воды напиться

Рыжий Годфри был уверен – ему в невесты досталась самая прекрасная девушка на всём белом свете. Никогда и ни у кого не видел он таких прозрачных, словно капля росы, и серо-голубых, словно весеннее небо, глаз, и белоснежной кожи, а ещё принцесса была сильным магом!

Дядюшка усмехнулся – ничего, сказал, после свадьбы будет ещё сильнее. И детям передаст – с большой вероятностью.

Да, после свадьбы. А ничего, что невеста на него глаз поднять не желает? И каждый раз, как он говорит ей хотя бы слово, шарахается от него, словно от еретика какого поганого? А он, как было верно замечено – герцог Вьевилль, и врагов бьёт хорошо, и сам по себе тоже неплох, ни одна дама ещё не осталась недовольной. И в чём же дело?

Дядюшка, правда, только посмеялся, и сказал – радоваться нужно, что дева юна и скромна, и держит себя строго. Для хорошей жены это первейшее качество. Но Годфри сколько не глядел на принцессу Катрин за столом, а больше-то им никак встречаться и не дозволялось, столько и хотел просто взять её за руку, и чтоб она посмотрела на него, и улыбнулась – но если он вдруг касался под столом её ноги, она тут же отдёргивала ту ногу, и руку отдёргивала тоже. Он попробовал дотронуться кончиком пальца до лежащей на коленях кисти руки – но принцесса тихонько ойкнула и натянула кружевную манжету до самых ногтей, и всё это – не поднимая взгляда. Да что такое-то?

Загадка разъяснилась случайно. Как-то, зайдя в отведенную ему спальню, Рыжий увидел нагло роющегося в его мешочке с магическими кристаллами и боевыми артефактами мальчишку – мелкого, лет десяти, а то и помладше. Он сосредоточенно разглядывал добычу, и не заметил появления хозяина. Рыжий бесшумно подкрался и бесцеремонно взял захватчика за ухо. Тот заверещал.

- Эй, отпустите, я только посмотреть, я больше не буду, пожалуйста, отпустите, я больше не буду, ей-богу, не буду!

И даже золотистые кудряшки на его голове трепыхались, так он старался убедить Рыжего, причем – с некоторой толикой магии, вот ничего себе! Не говоря о том, что сумочка была укрыта от простецов неплохой магической защитой – то есть, до сегодняшнего дня Рыжий почитал её за неплохую. Нужно пересмотреть систему защитных заклинаний?

- Ты кто? – спросил он мальчишку. – И что потерял в моих вещах?

- Я же сказал, я только посмотреть!

- Ну, посмотрел. За погляд, говорят, деньги берут. У тебя есть?

- Нет, - помотал головой мальчишка, - но я принц! Меня нельзя за ухо!

- И что же ты за принц, что по чужим сумкам роешься? – усмехнулся Рыжий.

- Самый настоящий! Жиль де Роган, вот!

Ага, братец, значит.

- И что скажет твой отец, если узнает о том, что ты тут делал?

Мальчишка помрачнел, кудряшки печально повисли, и даже солнечный луч из окна куда-то делся.