Глазами геолога

Маршрут пятый. К мантии планеты

Представьте себе: мы находимся в комнате. В кресле удобно сидит молодой человек и с улыбкой рассказывает о своем фантастическом путешествии.

Предупреждаю: не будьте слишком доверчивы. Постарайтесь отличить в его рассказе правду от выдумки. Со своей стороны могу вас заверить: геологические сведения будут достаточно точны.

— Да, я совершил небывалое путешествие к мантии Земли. Вы можете сделать то же самое очень просто, если хорошенько представите себе то, о чем я говорю.

Когда мне предложили испытать наш подземоход, я согласился. Испытание проводилось в одном из маленьких вулканов Курильского архипелага.

Наш самолет сделал круг над вулканом, у которого была гостеприимно раскрыта огромная круглая пасть. Вулкан изрыгал плотные клубы пара. Я, помню, подумал: «У крошки не в порядке пищеварение». Днем позже, взобравшись на его макушку и заглянув в его бездонное чрево, я воздержался от шуток.

Подземоход монтировали прямо в кальдере. Прежде всего — атомный реактор. Наша конура с толстыми стенами напоминала кабину космического корабля. Она помещалась на самой макушке подземохода.

Наконец, мы с геофизиком Ильей забрались в подземоход. Запустили двигатель. Над горой выросла гигантская пальма раскаленной пыли. Будто бы началось извержение вулкана: это началось наше низвержение в вулкан.

Если вы склонны считать нас героями, позвольте задать один вопрос: можно было бы считать Магеллана великим путешественником, если бы он обогнул земной шар в наглухо закупоренном трюме корабля?

Мы были запрятаны в толстую скорлупу. И если бы не показания приборов и не грохот плазмы, плавящей камни, то никак не догадаться — витаем ли мы в воздухе, плывем по воде или проваливаемся сквозь Землю.

Подземоход погружался в земную кору, как горячий нож в сливочное масло. Струя солнечно-жгучей плазмы плавила скальные породы. Вихрь газов подхватывал расплав и выдувал его вверх по каналу, оставленному лодкой.

Илья смотрел в зеленые очи своих приборов не отрываясь:

«Восемь километров. Плотность три. Состояние твердое. Температура четыреста градусов по Цельсию».

Он словно читал на приборах что-то очень интересное, записывал в журнал цифры, вычерчивал графики. Наконец отстучал сухо, как телетайп:

«Пятнадцать километров. Плотность три и семь десятых. Состояние твердое. Базальт. Температура восемьсот градусов по Цельсию».

Мне представилось: в нашу кабину кто-то уверенно постучал. И сквозь обшивку вошел сам Сатана.

«Выходите, приехали», — скажет ласково он, как контролер, встретивший безбилетника.

Илья отзовется:

«Центр Земли. Плотность семнадцать. Состав неопределенный. Три тысячи градусов по Цельсию. Сущий ад».

«Что-то жарковато, — скажу я. — Может, поедем без пересадки?»

«Здесь конечная станция», — строго скажет Сатана.

И конечно же, даже вывариваясь в котле, Илья не забудет замерять колебания температуры и плотности.

Правда, дьявол нам не повстречался, хотя подземный жар и давление были действительно адскими.

Вдруг что-то загрохотало по нашей кабине. Подземоход задрожал на отметке 35 километров.

Илья захохотал и так стал махать руками, словно хотел взлететь к потолку:

«Мантия, мантия!»

Три часа продолжалась наша тряска на одном месте. Мы решили прекратить спуск. Впрочем, ничего другого и не могли решить. Земля не желала впускать нас в свое каменное сердце. В таких случаях приходится удаляться.

Подъем был медленным. Мы выполнили программу. Наш корабль слой за слоем прогрыз толстенную каменную книгу — земную кору. На каждом слое можно было бы прочесть историю его образования, найти отпечатки животных и растений.

Беда только: мы прогрызали каменные листы, подобно книжному червю. Вместо того чтобы читать ее! Впрочем, проницательные геофизические приборы помогли нам составить кое-какое представление о глубинных горных породах.

Мы обнаружили три основных слоя горных пород. У каждого из них своя плотность.

Сверху — самые легкие осадочные породы. Они накапливаются в морях, озерах, на суше. Глины — тончайшие частицы сложного химического состава. Песчаники — слипшийся, окаменевший песок. Известняки напоминают мел. Они состоят, как и он, из углекислого кальция и нередко сложены ракушками, скопившимися некогда на дне моря. А мергель — это известняк с примесью глины… Под ним лежит более плотный слой метаморфических пород. На этих глубинах такие высокие температуры и давления, что любая горная порода переплавляется, твердеет, вступает в новые химические реакции, претерпевает метаморфозы (превращения). Верхний метаморфический слой подобен граниту. Гранит состоит из зерен («гранула» по-гречески значит «зерно»).

Прозрачные зерна — это кварц, окись кремния. Розовые или белые кубики — это полевые шпаты. В них кремнекислота сложно соединена с калием или натрием и алюминием, блестящие чешуйки слюды — это сложное соединение все тех же кремнекислоты и алюминия.

А под слоем, подобным граниту, лежат базальты. В них кремнекислоты меньше половины. Они относятся к основным породам. Если кремнекислоты больше, чем в базальтах, но меньше, чем в гранитах, то порода называется средней, а если кремнекислоты меньше, чем в базальтах, то порода — ультраосновная. Кислые породы обычно светлы, а в основных исчезает прозрачный кварц и мало полевых шпатов. Появляются темные минералы… А под слоем, напоминающим базальт, начинается мантия; она, возможно, сходна с ультраосновными породами.

Однако и осадочные и метаморфические слои, образующие земную кору, редко залегают ровно. Обычно они перемяты и перемешаны. Земля живет. Она как бы дышит. Поднимается, образуя горы, и прогибается. Она сминает и корежит слои.

На больших глубинах земной жар так велик, что способен расплавить камни и превратить их в магму. Но подземное давление мешает этому. Если в каком-либо месте давление уменьшится (там, где кора растягивается), породы начинают плавиться… Между прочим, граниты, базальты и родственные им породы обычно называются магматическими, то есть рожденными из магмы… А если они по трещинам пробьются на поверхность, выльются и застынут, то это уже будут вулканические породы…

На пути к мантии планеты (сверху вниз): пласты осадочных пород, «гранитный» слой, «базальтовый» слой, верхняя мантия.

Пока мы с Ильей разбирались в полученных нами геологических материалах, мне приходили в голову неожиданные мысли.

Меняются давления, и меняются размеры очагов магмы. Породы то плавятся, то твердеют. Сначала должны плавиться одни химические элементы, затем — другие, третьи, и так далее по порядку.

Может быть, после этого они и накапливаются по отдельности? Пробьешь дырочку в одном месте — брызнет фонтан жидкого олова. В другом расплывется тусклое озеро молибдена. А где-нибудь выберешь в коре местечко, засыплешь графит — раз-два, что-то где-то бабахнет, тряханет, и будьте любезны, доставайте готовенькие алмазы…

Неплохая штука! Вулканчики по заказу. Повернешь какой-то рычажок, и льется медь или алюминий… А может быть, ничего такого никогда не будет и быть не может?..

Именно под землей, сидя в каморке, я впервые почувствовал, как много чудес и загадок скрывают глубины планеты.

Странные мы существа — люди! Рождаемся на земле, ходим по ней и уходим в нее, умирая. И так плохо ее знаем! Матушка-Земля, владычица жизни, до сих пор остается непонятой нами.

Почему-то в школе не изучают геологию — быть может, самую увлекательную и ценную для людей науку.

До сих пор мы лишь забираем подземные богатства, но не стараемся преумножать их. Даже далекий космос ближе и понятней нам, чем горные породы, лежащие совсем неглубоко под подошвами наших ботинок…

На этом кончается выдуманный рассказ подземного путешественника.

К сожалению, до сих пор еще никому из людей не удалось проникнуть в земную кору на глубину более 3,5 километра. Даже скважины удается просверлить лишь на 8 километров. А подземоходы, проникающие в прочные скалы, как горячий нож в масло, существуют только в воображении фантастов.

Наши маршруты вдоль геологических осей выдуманы. И все-таки они правдивы, потому что геологи умеют по неприметным для других признакам восстановить прошлое и с помощью приборов исследовать недра.