Глазами геолога
- Автор: Рудольф Баландин
- Жанр: Геологические науки и горное дело
Читать книгу "Глазами геолога"
С чего начинается геология
Из множества геологических работ, можно сказать, классическая работа — геологическая съемка.
Чтобы провести съемку, надо мысленно содрать с какой-либо территории покров растительности, почв и нарисовать обнаженную поверхность коренных горных пород.
На одном листе геологической карты можно прочесть больше разнообразных сведений, чем в целой книге. Карта позволяет заглянуть в недра земли и восстановить геологическое прошлое.
Не сказать, что на съемке приходится сладко. Да ведь сладкое быстро приедается. Иной раз трудность работы прямо пропорциональна удовольствию от нее.
Особенно интересна геологическая съемка в местах, где природа богата и не слишком сильно изменена человеком. И конечно, работа должна нравиться; и чтобы люди в отряде подобрались хорошие, дружные; и масштаб съемки был бы не слишком мелкий, но и не слишком крупный; и работать «с понятием», ответственно и по возможности самостоятельно.
Так уж счастливо сложились обстоятельства: все эти условия оказались для меня выполненными в экспедиции на Западный Саян.
Работал я в составе небольшой партии Аэрогеологического треста. И хотя название треста определенно указывало на принадлежность к легкокрылой авиации, передвигались мы во время маршрутов только пешком. Да это и хорошо.
С тех пор сохранился у меня первый собственный геологический отчет. Он начинается так:
«Работы проводились на восточном склоне Кузнецкого Алатау и в прибортовой части Минусинской котловины.»
По административному делению территория относится к Таштыпскому району Хакасской АО РСФСР.
В задачу партии входило проведение завершающих работ по созданию государственной геологической карты.
До этой экспедиции один сезон довелось мне работать в Средней Азии, в отрогах Кураминского хребта, недалеко от Ташкента. Места были интересные.
В обрывах слои известняков, изогнутые причудливыми складками, выступали чисто и наглядно. На горных седловинах изменчивые ветры приносили то сладкое дыхание медуницы, то свежий, как снег, запах мяты, то какие-то пряные смеси полусухих трав. А вдали открывалась до горизонта плоская равнина. Пересекающие ее машины угадывались по широким шлейфам пыли.
Даже сорокаградусный зной и редкие скудные источники, истоптанные стадами, не портили своеобразной красоты этих мест. Да вот беда — мои отношения с начальником были скверные. Он, ущемляя мою «профессиональную гордость», отрядил меня на кухню.
Узбеки — прекрасные кулинары и не прочь изготовить плов или шашлык. А мои поварские таланты способен оценить лишь голодный человек. Не мудрено, что мне доверили самую черную кухонную работу. Только в конце сезона, когда времени оставалось мало, а работы много, начальник решил использовать мои не слишком солидные геологические познания, дополненные некоторым практическим опытом.
Я был глубоко обижен. Но — работа есть работа. Пришлось обзавестись смирением и заодно научиться обслуживать своих товарищей.
Вот и вышло: Забайкалье приучило терпеть некоторые лишения, Средняя Азия смирила с неприятной работой. Теперь пугаться было нечего.
Так я и заявил своим новым коллегам при первом удобном случае: «Готов на любую работу. Ничего не боюсь».
Начальник ответил: «Ну, ты, кажется, от ложной скромности не умрешь. В общем-то, экзамен на смелость будут у тебя принимать медведи».
В поле мы ехали поездом, не скоро, с пересадкой в Ачинске. За это время наш маленький отряд, занимающий одно купе (рабочих надо было вербовать на месте), хорошо спелся. Мы успели переговорить обо всем на свете. И между прочим, начальник, добродушно улыбаясь, припомнил мою похвальбу:
— Конечно, ты не менее смел, чем знаменитый Тартарен. Не сомневаюсь. Но на всякий случай, на всякий-всякий невероятный случай знаешь, что надо делать? Не знаешь? Надо молиться!
— Со страху, ясное дело, и не то можно…
— Ну нет! Тут все проверено, серьезно и, учти, полезней всяких таблеток. Если хочешь, научу тебя этой молитве. Тем более, не я ее выдумал.
И он научил меня молитве. Она оказалась стихотворением. Это стихотворение читал я когда-то прежде. Но стихи, как и люди, раскрываются не всегда, не сразу да и не каждому.
В этот раз полузабытые строки представились мне отточенными, блестящими, как стрелы. Они впивались в меня — одна за одной — и оставались во мне.
И в тот год, и позже, когда мне бывало туго и оставалось время для раздумий, я снова и снова возвращался к этим строкам. Они мне помогали.
Если…
О, если ты спокоен, не растерян,
Когда теряют головы вокруг,
И если ты себе остался верен,
Когда в тебя не верит лучший друг,
И если ждать умеешь без волненья,
Не станешь ложью отвечать на ложь,
Не будешь злобен, став для всех мишенью,
Но и святым тебя не назовешь, —
И если ты своей владеешь страстью,
А не тобою властвует она,
И будешь тверд в удаче и в несчастье,
Которым в сущности цена одна,
И если ты готов к тому, что слово
Твое в ловушку превращает плут,
И, потерпев крушенье, можешь снова —
Без прежних сил — возобновить свой труд, —
И если ты способен все, что стало
Тебе привычным, выложить на стол,
Все проиграть и вновь начать сначала,
Не пожалев того, что приобрел,
И если можешь сердце, нервы, жилы
Так завести, чтобы вперед нестись,
Когда с годами изменяют силы
И только воля говорит: «Держись!»,
И если можешь быть в толпе собою,
При короле с народом связь хранить
И, уважая мнение любое,
Главы перед молвою не клонить,
И если будешь мерить расстоянье
Секундами, пускаясь в дальний бег, —
Земля — твое, мой мальчик, достоянье,
И более того, ты — человек!
Р. Киплинг[2]