Эпидемия

* * *

Но что ж я все о плохом-то?

Заодно прояснилось и высветилось много чего приятного. В частности, семейная жизнь. Кончились наши терки, мир наступил. Оказывается, подслеповатость моя супругу просто бесила. Подслеповатость и упрямство. Честно говоря, на операцию я согласился только потому, что Ксюша мне уже плешь проела. Теперь счастлива. Расцвела. Помолодела. Кроме шуток — лет этак на десять.

— Ты мой ушастенький зайчик, — с нежностью сообщает она мне.

Давненько я ничего подобного от нее не слышал.

— Да цыпа ты моя! — с чувством отвечаю я ей.

Так вот и живем. Вроде как второй медовый месяц у нас.

А то, что вокруг сплошные виртуалы, лишь подчеркивает реальность наших отношений. При Ксюше я даже перестаю сердиться на своих сограждан, всеобщее безумие начинает казаться мне забавным и не более того.

Позавчера, например, подходит ко мне на улице некто с остекленелым взором. Извиняется, отводит в сторонку и спрашивает, понизив голос:

— Батя, который нынче год?

Глазом не сморгнув, отвечаю:

— Сто двадцать первый до Сотворения Мира.

Все равно ведь услышит не то, что сказано, а то, что ему динамики в уши подадут. А я не я, и внешность не моя — так, набор маркеров, по которым выстроено неведомое мне изображение.

— Число? Месяц? — продолжает допытываться он.

— Мартобря восемьдесят шестое.

Лицо его озаряется счастьем.

— Получилось… — выдыхает мечтательно. — А где завод Михельсона?

— Вон там. — Указываю на стоматологию.

Рассказал об этом Ксюше. Долго смеялись.