Соломон Кейн и другие герои

Кормак, которого трясло от страшного возбуждения, невольно спросил себя — что же это за меч такой, чтобы с подобной легкостью вспарывать переплетение железных колец?.. Да и от удара, раскроившего верх щита, ему просто полагалось сломаться, а он был целехонек… На валузийской стали не появилось ни малейшей щербинки. Вот какие клинки умел ковать чуждый народ, сгинувший много столетий назад…

А два великана снова бросились один на другого, и их оружие сшиблось, точно две молнии. Щит Вульфхере свалился с руки, распавшись от удара валузийского меча на две половины. В свою очередь и Кулл слегка пошатнулся, когда секира, занесенная могучими руками, лязгнула о золотой обруч на его голове. Такой удар должен был разрубить мягкое золото, точно масло, и вдребезги разнести череп под ним… но вместо этого лезвие отскочило, украсившись здоровенной зазубриной. А в следующий момент северянина накрыл стальной вихрь, стремительный шквал ударов, наносимых с такой силой и быстротой, что Вульфхере точно штормовой волной отбросило прочь, не давая возможности нанести удар самому. Всей его многолетней сноровки едва хватало, чтобы отбивать иззубренной секирой эту поющую сталь. И уже было видно, что хватит его ненадолго. Свистящий меч Кулла откраивал от его кольчуги кусок за куском, потом в сторону полетел один из рогов, отсеченный от шлема, и наконец головка секиры отделилась от топорища. Удар, срубивший ее, достиг шлема, пробил его и врезался в тело. Вульфхере швырнуло на колени, по его лицу струей потекла кровь…

Удержав новый удар, Кулл бросил свой меч Кормаку и безоружным встал против полуоглушенного северянина. В глазах атланта пылала свирепая радость, он проревел что-то на никому не ведомом языке… Зарычав по-волчьи, Вульфхере кое-как поднялся на ноги и все-таки устремился вперед, а в руке у него блеснул вытащенный из ножен кинжал. Войско, столпившееся кругом, отозвалось воплем, от которого вздрогнули небеса. Кулл хотел перехватить запястье норманна, но промахнулся, и кинжал сломался о его кольчугу. Отбросив бесполезную рукоять, Вульфхере стиснул противника в медвежьих объятиях, способных кому угодно другому переломать ребра. Кулл оскалился по-тигриному — и ответил северянину тем же.

Какой-то миг сцепившиеся поединщики покачивались из стороны в сторону… Потом черноволосый воитель стал клонить северянина назад, да так, что у того должны были вот-вот хрустнуть позвонки. Взвыв не по-людски, Вульфхере попытался вцепиться Куллу в лицо, скрюченные пальцы искали глаза, потом извернул шею, и его волчьи зубы сомкнулись у атланта на плече. Показалась кровь, и войско отозвалось новым криком:

— Он кровоточит! Он не призрак и не мертвец, у него идет кровь! Он человек!..

Рассерженный Кулл переменил хватку, а потом вовсе отшвырнул заливавшегося пеной Вульфхере прочь, сопроводив чудовищным ударом кулака под правое ухо. Викинга унесло на добрую дюжину футов прочь и распластало в пыли. Взвыв, точно дикая тварь, Вульфхере тут же вскочил, подобрав с земли увесистый камень, и метнул его в Кулла. Этот камень должен был расплющить атланту лицо, полет его был стремителен… Кулла спасло только невероятное проворство. Издав львиный рев, он рванулся к противнику, в порыве сокрушительной ярости сгреб его, взметнул над головой, точно малое дитя, — и отшвырнул далеко в сторону. В этот раз Вульфхере упал на голову и остался лежать неподвижно. Он был мертв.

Какое-то мгновение царила потрясенная тишина… Гэлы обрели голос первыми. Бритты и пикты подхватили их восторженный рев, подвывая, как волки, а громыхание мечей о щиты определенно достигало слуха марширующих легионеров, отделенных от них еще многими милями.

— Мужи ледяного Севера! — прокричал Бран. — Теперь-то вы согласны исполнить то, в чем поклялись?

Яростные души норманнов светились в их взглядах. Это были суеверные варвары, они веровали в Богов-воителей и возводили свой род к героям седой старины. И теперь они вполне убедились, что черноволосый чужак был сверхчеловеком, ниспосланным сюда ради того, чтобы повести их на бой.

— О да! — ответил тот, кто теперь был у них за старшего. — Воинов, подобных ему, мы еще не видали! Будь он мертвец, призрак или дьявол из преисподней — мы пойдем за ним! Хоть на римлян, хоть прямо в Вальхаллу!..

Кулл понял сказанное — не слова, общий смысл. Благодарно приняв у Кормака свой меч, он повернулся к северянам и молча поднял клинок двумя руками высоко над головой, потом убрал в ножны. И уже они без лишних объяснений поняли его жест. Всклокоченный, перепачканный кровью, Кулл в эти мгновения был сущим воплощением воинственного варварского величия.

— Идем, — тронув атланта за руку, сказал ему Бран. — На нас надвигается войско врагов, а нам еще столько предстоит сделать! Успеть бы выстроить наши силы, прежде чем начнется сражение… Идем на вершину вон того холма!

Поднявшись туда, пикт обвел рукой открывшуюся панораму. Под ними расстилалась долина, тянувшаяся с юга на север. На юге она расширялась, переходя в ровную пустошь, на севере образовывала узкое горло. Длиной она была около мили.

— Скоро в долину войдут наши враги, — сказал пикт. — У них с собой повозки с припасами, и это единственный путь, которым они могут проехать. Восточнее и западнее долины — сплошные овраги и кручи. Здесь мы задумали устроить им засаду…

— Я бы на их месте давно заподозрил, что спокойно миновать долину ты им не дашь, — сказал Кулл. — Они должны были догадаться, что здесь их давно ждут! Надо думать, они высылали разведчиков?

— Мое войско состоит из дикарей, не способных долго оставаться в засаде, — ответил Бран не без горечи. — И я не мог толком расставить посты, пока не был уверен в поведении северян. И даже если бы не это обстоятельство… Их расставь, а они усмотрят дурную примету в движении облака или полете листка — и рассеются, точно птицы от дуновения холодного ветра! Знай же, король Кулл: вся судьба пиктского племени висит на волоске. Меня называют их королем, но до сего дня моя власть была пустым звуком. В этих холмах полным-полно диких кланов, которые отказываются за меня драться. Сегодня у меня под началом тысяча стрелков из лука, но из тех более половины — мой собственный клан!

А на нас бодрым шагом идут восемнадцать сотен римлян, если не больше… Вроде и не невесть какое нашествие, но нынешний день судьбоносен. Сегодня они делают пробный шаг, подумывая расширить границы своих владений. Они желали бы выстроить крепость примерно в дне пути на север от этой долины. Если им это удастся, начнут появляться все новые укрепления, пока сердце свободных племен не окажется в железном кольце. Но если сегодня я одержу победу и смету этот отряд, выигрыш будет двойным. Ко мне стекутся разобщенные народы, и новая попытка вторжения разобьется о единую стену! Если же я проиграю… Кланы попросту разбегутся, и их будут теснить все дальше на север, пока отступать станет некуда. Потому что каждый будет драться не единой рукой, а лишь сам за себя.

Итак, у меня тысяча стрелков из лука, пять сотен наездников, колесницы с возничими и пешие мечники — всего порядка полутора тысяч воинов… И еще, благодаря тебе, триста морских разбойников в тяжелом вооружении. Как бы ты посоветовал мне расставить эти порядки?

— Ну… — протянул Кулл. — Перво-наперво я перегородил бы северный конец долины… Хотя нет! Так они сразу догадаются о ловушке. Лучше я бы там поставил отряд отчаянных головорезов… вроде тех, которых ты поручил мне возглавить. В узкой горловине эти три сотни на какое-то время остановят любого врага. А когда там закипит бой и эти… как ты их назвал? — римляне завязнут, я велел бы своим стрелкам бить по ним сверху, с обеих сторон ущелья, пока они не смешают порядки. До этого времени моя конница стояла бы укрытая за одним кряжем, а колесницы — за другим. Вот тут я разом бросил бы их в бой, чтобы клочки по закоулочкам полетели…

У Брана загорелись глаза.

— Именно так, король Валузии! В точности так я и хотел поступить!

— Но что все-таки с их лазутчиками?

— Мои воины — что пантеры. Они умеют спрятаться под самым носом у римлян. Те, что въедут в долину, увидят лишь то, что мы им позволим увидеть. А кто взберется на кряжи — не возвратится назад, чтобы рассказать. Меткая стрела летит быстро и разит тихо…

Теперь ты понимаешь, король Кулл, что все зависит от храбрецов, которые запрут горловину. Это должны быть опытные воины, способные в пешем строю выдерживать натиск легионеров, давая время ловушке захлопнуться. Таких бойцов, как эти северяне, у меня попросту нет… Моих голых дикарей с их короткими мечами закованные в латы легионеры попросту сметут и затопчут. Кельты вооружены получше, но их броня для такого дела тоже не очень подходит. К тому же они не привыкли сражаться пешими, да и расчет у меня на них совсем другой…

Видишь теперь, отчего я так отчаянно нуждался в морских разбойниках? Встанешь ли ты с ними в горловине, король Кулл? Удержишь ли римлян, пока я не захлопну ловушку? Только помни, большинство из вас обречено пасть…

Кулл улыбнулся.

— Я, — сказал он, — всю жизнь только и делаю, что играю со смертью. Кроме того, здесь нет моего главного советника Ту с его любимой песней о том, что моя-де жизнь принадлежит Валузии и я не имею права ею рисковать… — Он не договорил, а на лице возникло странноватое выражение. — Во имя Валки! — воскликнул он с неуверенным смешком. — Я все время забываю, что это лишь сон! Все кажется таким всамделишным… Но я сплю, конечно же, я сплю. А если меня убьют — я всего лишь проснусь в своем дворце, в знакомой постели… как и много-много раз прежде… Идем же, король Каледонии! Расставляй войско!

Кормак шагал к своим воинам, полный недоумения. Гонар определенно вел какую-то свою игру… И тем не менее — Кормак слышал, как спорили воины, проверяя оружие и готовясь занимать назначенные им места. Кто-то клялся, будто черноволосый пришелец был сам Нейд, кельтский Бог воинов. Другие утверждали, что Гонар вызвал из прошлого знаменитого короля, правившего еще до Потопа. Третьи полагали, что к ним явился легендарный герой прямиком из Вальхаллы. Нет, возражали четвертые, это вовсе не человек, а призрак бесплотный. Ничего себе бесплотный, замечали пятые, а кровь? Даже и у Богов идет кровь, хотя они и не умирают, — горячились шестые…

Как бы то ни было, размышлял Кормак, даже если Гонар всех обманул, воины уверились в помощи свыше, а значит, старик своей цели добился. Вера в то, что среди них сражается посланец Небес, равно воспламенила и вдохновила кельтов, пиктов и викингов.

«А сам-то я во что верю?..» — спросил себя Кормак. Кулл определенно был уроженцем какой-то очень далекой страны. Но кроме того… Весь его вид, любое действие и движение некоторым образом свидетельствовали о различии более глубоком, нежели отдаленность в пространстве. От Кулла определенно веяло иным временем, да что там! — иной эрой, эпохой, туманным провалом подернутых мраком веков!

Кормак пытался это постичь — и не мог, и лишь качал головой, посмеиваясь на ходу над собственным недомыслием…