Вспышка. Том 1, 2

Глава 3

Под зарядившим моросящим дождем, они прошли через искореженные ворота, где два полусонных техника, ругаясь, пытались восстановить поломку, разделились на группы и через минуту скрылись за деревьями.

К лаборатории ведет лишь одна проселочная дорога, не указанная на карте. Лузин прекрасно понимал, что зверь вряд ли воспользуется ей. Ему, наоборот, нужно уйти поглубже в лес, спрятаться, притаится до ночи. По крайней мере, он бы так и сделал. Это обычные люди ищут дороги и пытаются попасть в любой населенный пункт засветло. Лес — это стихия дикая. Лес — это для животных. Лохматого монстра он тоже сразу же приписал к животным, не смотря на таинственные характеристики выдаваемые учеными. И теперь, чтобы найти его, нужно разбудить в себе эти давно затертые цивилизацией инстинкты.

Небо из серого незаметно превратилось в свинцово-черное. Дождь усилился, струи воды, собираясь на ветках, стекали потоками, падали крупными каплями. Под ногами хлюпало. Какие уж тут следы? О собаках даже никто и не думает.

— А п-почему бы нам не сообщить властям, полиции, военным? — задает спустя час продвижения по лесу логичный, как ему кажется, вопрос Полунин Дима. — Они бы г-гораздо быстрее нас его нашли.

Лузин продолжал идти молча. Ему бы самому хотелось это выяснить. Бабакин не сразу понимает, что вопрос задан ему.

— Потому что, Дима, наша лаборатория секретная, — наконец ответил он. — О ней никто не знает, кроме персонала и руководства в Москве, — он остановился и пристально заглянул Диме в глаза. — Или кто-то знает?

Дима ошарашено заморгал, замотал головой. Капли дождя веером слетели с капюшона. За него вступился Лузин.

— Конечно, никто не знает, Ваня, мы же дали подписку о неразглашении, это уголовно наказуемое деяние!

— Так-то оно так, — не унимался Иван, продолжая идти, — но ведь есть подружки, родители… Какой соблазн рассказать о чуде-юде, которое лежит за решеткой в другой комнате.

Дима нервно сглотнул, шел молча глядя себе под ноги.

— Ну что ты к нему прицепился? — сказал Виктор. Чем дальше они углублялись в бесконечные перелески, ныряя в овраги, тем все меньше у него оставалось веры в то, что они смогут отыскать чудовище своими силами. — Ты лучше на вопрос ответь: почему военным и полиции нельзя знать? Что мы одни можем сделать?

— Да как вы не понимаете? — остановился Иван. — Это же чудо природы, неисследованный феномен, утраченная нить от хомо сапьенса!

Лузин пожал плечами: ну и что такого?

— Он не принадлежит себе! — продолжал запальчиво Иван. — Он принадлежит науке! Тем более именно этот экземпляр мы сами выходили, взрастили его, можно сказать, как родного сына… если бы не мы, он бы так и погиб. И тут он вдруг убегает…

— Ага, неблагодарный, — вставил Лузин. — Сбежал от нерадивых родителей. Больно ему нужны такие родители, что кормят через трубочку и держат за стальными решетками. Он же чело… ну, то есть, не совсем человек… ну, скажем, умное животное, привыкшее жить на воле. Как волк, например. Попробуй, удержи волка на поводке…

— Он не волк, — не унимался Бабакин, продолжив движение. — И вообще не животное. Он где-то почти разумный человек, только как бы дикий. Ну, снежный человек, бигфут, йети и так далее. — Рассуждал он, эмоционально размахивая руками. — Только он наш, местный. Что-то вроде лешего. И потом такой здоровенный и совершенно не изученный. Что будет, если люди о нем узнают? А?

Лузин пожал плечами, остальные охранники внимательно слушали.

— Сразу же паника начнется! Понаедут всякие журналисты, его станут показывать публике, как какой-нибудь экспонат, и вообще тогда никакой научной работы не сделаешь. Наука требует спокойствия. А этот… это явление природы до сих пор никем до конца не изучено. Никто его еще не вылавливал так, как мы! Вживую! Мы первые! — он снова остановился, глаза горели. — Это же сенсация, как вы все не понимаете!

Лузин ткнулся в ассистента, тяжело вздохнул, глядя на него сверху вниз:

— Только ему эти ваши изучения нафиг не нужны. Стоило прийти в сознание и — шмыг, сразу подался в бега!

— Поэтому мы здесь для того, чтобы его вернуть, — наставительно заключил Иван. — И никакая шумиха нам не нужна. Понимаете? Мы должны сами.

— Я-то понимаю. Только чем дольше мы его ищем, тем все меньше у нас шансов его найти. Он сейчас в своей среде, а мы — нет, вот в чем проблема, — сказал Лузин, обошел ассистента.

Иван ничего не ответил, повернулся и понуро побрел следом за Лузиным и Дмитрием. Время от времени он поднимал бесполезный прибор и вглядывался в тускло и мертвенно светящийся монитор. В радиусе километра ни одного живого существа размером с человека.

Через полчаса, в заранее оговоренное время, Виктор связался по рации с Антоном.

— Ну что, парни, что-то нашли?

— Нет, шеф, ничего.

— У нас тоже. Ладно, продолжайте. Надежда все же умирает последней. У нас небольшое преимущество…

— Какое?

— Наш лохматый друг сильно ослаблен. И еще он довольно крупный и ходит на двух ногах — мы его увидим издалека.

— Я знаю, шеф.

— Ладно, до связи. Удачи…

— Вам тоже, шеф.

— …И, это… Антон?

— Да, шеф.

— Будьте с ним осторожнее. У меня плохое предчувствие.

В ответ несколько секунд тишина.

— Хорошо, Виктор Иванович. Все будет нормально. Конец связи.

Лузин отключил рацию, вытер с лица капли. Его спутники смотрели с надеждой. Лузин помотал головой: ничего. И они двинулись дальше.

Им его не найти, думал Лузин. Он слишком крепкий орешек для них. И дело даже не в том, что они потеряли время, что дали монстру фору в два часа. Даже если бы они вышли за ним в лес через минуту, он бы уже исчез между деревьев, растворившись в зелени и тенях. И Лузину совсем не нравится такой неожиданный и пугающий ход мыслей.

Зверь.

Мне удалось пройти человеческий заслон, но я понимаю, что это не конец. Эти настырные твари будут преследовать, чтобы вновь заточить в блестящую тюрьму, вновь утыкать иглами и…

Что они хотят? Для чего я им нужен?

Многие годы, сотни лун мое немногочисленное разрозненное племя жило вдали от людей. Под их напором и жаждой захвата новых земель моим соплеменникам приходилось уходить все дальше на север, глубже в непроходимые дебри тайги, перебираясь по крутым склонам, переплывая быстрые и холодные реки. Но люди все равно настигали нас рано или поздно. И тогда приходилось вновь срываться с насиженных мест, с протоптанных троп, покидать удобные жилища.

И так без конца.

И это бегство сказывалось на численности племени. Слишком сурова жизнь кочевников. А людей, наоборот, становилось все больше. И в подмогу себе они придумывают все более совершенных помощников — летающих, проламывающихся через чащу, убивающих на большом расстоянии.

Но когда-то все было совсем не так.

Когда-то эти твари были нам совершенно не страшны. Они сами нас боялись.

С неба закапал дождь, теплый и освежающий. Я поднял глаза к небу, поблагодарил. Это друг, он помогает уйти. Это хорошо.

Вновь засосало под ложечкой. Голод и слабость. Это плохо.

Чем они меня кормили, когда я лежал без памяти и недвижимый?

Чем-то, что заменяет обычную еду. Придумывать они горазды. Может поэтому их становиться все больше? Они захватывают земли, меняют природу вокруг себя, создают технику, потому что сами слабы. И чем дальше, тем становятся еще слабее и ленивее.

Сорвал на ходу с дерева кору, кинул в рот, стал медленно перемалывать. Затем нагнулся, собрал несколько маленьких красных ягодок. Не перестаю при этом слушать лес, стараясь как можно быстрее уловить приближение людей.

И продолжаю идти.

Главное сейчас уйти. Как можно дальше. Пока я еще слаб, чтобы точно уловить сигналы своих родных. Они далеко. Люди не могли изменить меня настолько, чтобы лишить сильной природной интуиции и природной силы. Предки накапливали эту силу для, они становились лишь все сильнее с каждым новым поколением. И это закономерно. И мое потомство будет сильнее меня. Так было всегда, и так останется впредь.

Да, нам приходится бежать от расползающихся по земле двуногих крыс, да, нас становится все меньше. Но Земля слишком велика даже для них. И она слишком сильна. Она еще не раз ответит на их безудержную жадность. Они еще пожалеют. И тогда это временное пребывание их на Земле, это мнимое господство закончится.

Я продолжил идти вдоль опушки.

Здешние леса мне не нравятся. Здесь мало деревьев, много пустырей, полей и везде, везде следы людей, их невыносимо-резкий неестественный запах.

Пройти их преграду мне не составило труда. Узкие проходы, перекрытые лишь распашными узкими стенками. А еще эти глазки — маленькие, прозрачные, мертвые, но каким-то непостижимым образом следящие за мной. Сперва я почувствовал их взгляд, лишь потом увидел. Лучи особой, придуманной человеком вибрации. Поэтому я сразу смог различить их среди других лучей и принять меры. Оказалось, что «закрыть» эти глаза проще, чем настоящие. У них вибрация уж очень тонкая и слабая.

Пробираясь в полумраке утреннего леса, я подумал о том, что люди, в отличие от таких, как он, делают все по-другому. Они считают технику своей силой! Может, для них — для себе подобных, — это и выглядит как сила. Но для меня, существа более развитого интуитивно, более близкого к Природе — это просто легкоуязвимые игрушки.

Спускаясь с пологого холма, заметил вдали дымок, увидел большие уродливые строения людей, почувствовал их запах.

Внезапно перед глазами все поплыло. Я схватился за белый скользкий ствол березы, медленно осел на мягкую подушку из листьев.

Без сомнений, это голод. Травка, ягоды, кора дают лишь часть энергии. Большую же часть, и в данный момент наиболее необходимую — физическую силу и выносливость, — они дать не могут. Нужно мясо. Сырое, пахучее, теплое, истекающее горячей дымящейся кровью…

Но здесь, вблизи людских поселений, найти что-нибудь подходящее оказывается очень трудно. Люди, как крысы, переселяясь на новые земли, убивают все вокруг себя. Леса, реки, животные — все заражается ими, все уничтожается, ради собственного благополучия. И только счастливчикам удается спастись, избежать участи умереть бесславно, глупо, ради забавы и чужой непонятной выгоды.

Захватчики. Разрушители.

Отдышавшись, я встал, собирая остатки сил. Впереди еще весь день. Не мешало бы подкрепиться и спрятаться где-нибудь до темноты.

Там, за холмом люди. Позади тоже. Чую, как они рыщут по лесу и все же идут по моим следам. Немного утешает, что идут слепо, потому что их природное чутье давным-давно безвозвратно умерло.

Позади — люди, охотники. Впереди — тоже люди, но не охотники. Тогда кто? Может, добыча? За неимением лучшего, конечно…

Меня передернуло от этой мысли. Но, засев в мозгу, она уже не давала покоя. Почему они — так же созданные из плоти и крови, — не могут быть добычей? Чем они лучше? Чем?

Нет, они хуже.

Я стал медленно спускаться по холму, обессилено цепляясь когтистыми лапами за деревья.