Вспышка. Том 1, 2

Глава 13

Зверь.

От голода и усталости подгибались ноги и перед глазами все плыло. Но нужно идти, нужно идти — сверлила сознание фраза.

Я все чаще останавливался, касался земли и деревьев большими ладонями, чтобы впитать частичку силы щедрой природы-матери. Но и она не всесильна. Лишь духовной силой она полна без меры, а бренное тело накормить не в ее власти.

А мне хотя бы и этого. Лишь бы цель была в ясности, не рушилось стремление дойти до дома родного, не сморил бы под сенью чужих лесов сон мутнеющего разума.

В очередной раз прильнув разгоряченным низким лбом к стволу березы, широко обхватив узкое деревце мохнатыми ладонями, прислушался к звукам и запахам леса. Далеко в ночной темноте ползут по следу за ним лохматые тени. Небольшие, но много их и зла хватило бы на сотню таких как я.

А людей нет.

Может, отстали, наконец. Или обман какой задумали, засаду или еще что, чего и придумать даже не могу. Люди ведь они такие — слабые, но хитрые, злые.

Теперь я знаю о людях гораздо больше, чем раньше. И чувствую тоже. И не нравится мне это. Ни к чему оно было раньше, ни к чему и дальше. Жить среди людей я не собираюсь, разум их чужд. Не правильно они живут. Не ценят то, что вокруг них, лишь о себе думают, как бы себе только жизнь облегчить. И вот этого особенно я не понимаю в них. Ведь Земля, Природа не прощает такого варварства, и поставит она на место этих выскочек. Когда-нибудь все равно увидят они всю справедливую силу и гнев Земли-матери обращенную на не в меру расшалившихся детей своих.

Шорох листьев пробуждает от забытья. Я не заметил, как с мыслями глаза закрылись, ноги медленно подогнулись и, обессиленный, упал я на мягкий ковер. Сейчас же обостренное чутье среди тысяч шумов и шорохов смогло различить тот, что представляет опасность.

Преследователи, жаждущие моей крови, опять рядом. Я почти слышу их смердящее дыхание, вижу голодные горящие глаза. Они чуют, что добыча ослабла.

Я тяжело поднялся, цепляясь когтями за дерево, распрямил спину.

Повел носом по сторонам, уловил легкий запах чужаков. Сколько их, пока не понятно, но больше двух, точно.

Я перешел к другому дереву, остановился.

Неужели это все? Если я поддамся, покажу слабость или страх, они меня одолеют. Даже, если сил у меня еще много, больше, чем у них, страх, который они почуют, придаст им отваги и уверенности. А меня, наоборот, сделает слабее.

Ну уж нет!

Собрать всю силу в огромный кулак, до хруста в суставах, и продолжить свой путь.

Следующее дерево, куст, прыжок через овраг. Ноги скользят. Руки цепляются за траву и молодую поросль. Холодная лужа, шлепки, хлюпанье. И снова наверх, раздирая когтями влажную землю, вырывая с корешками юные деревца, кусты. Дыхание сбивается, глаза почти ничего не различают, только контуры. Черные столбы деревьев, качающие лапами на фоне серого и влажного неба.

И ни одной звезды.

Несколько капель падают с веток. Дождь.

Два светящихся глаза передо мной.

Рычание.

От неожиданности я чуть не свалился обратно в сырой овраг.

Они уже здесь! Они настигли меня!

Справа вспыхивает еще пара глаз, приближается.

Я зарычал в ответ. Мой рык, больше похожий на рев, отпугивает ближнего волка, тот делает шаг назад, но ответное рычание справа и слева вдохновляют его. Волк не намерен упускать удобный момент. Вот она — глотка добычи, рядом. Один рывок и…

Но не тут-то было!

Я опять полон сил для битвы!

Я выпрыгнул из ямы, выдрав одной рукой влажный рассыпающийся клок земли, а второй вцепился в гриву не ожидающему такого проворства волку. Визг разрезает воздух как кнут. Но другие волки уже рядом, уже в прыжке.

Резкая жгучая боль пронзает правую ногу. Шипы клыков вгрызаются в плоть, углубляясь в ткани, к живительной и горячей влаге.

Стиснув зубы, я отбросил первую жертву, хлестким движением впечатал когти в хребет второго волка, заставляя того ослабить хватку. Одновременно развернул корпус и локтем другой руки отбился от третьего, застав его в полете. Хруст ломающейся челюсти приглушает жалобный визг и стон расползающихся по кустам тварей. Я поднял ногу и всем весом наступил на уползающего волка, который имел наглость вцепиться в меня своими жалкими клыками. Дрожащее лохматое тельце как лягушка растопыривает в стороны лапы, из лопнувшего мешка живота выплескиваются пахучие кишки.

Остальные хищники, плутая и хромая, с приглушенным хрипом скрываются в тени деревьев.

Нет нужды преследовать их. Еще не скоро наберутся они смелости напасть снова.

Да и сил у меня на это нет. Эти несколько секунд боя выжали меня окончательно.

Прогромыхав победный клич, я завалился у своей жертвы, смягчив тяжелое падение вытянутыми руками.

Земля приняла своего сына в теплые материнские объятья, чтобы успокоить и дать сил для следующей борьбы.

Ник.

И без того чуть заметный след зверя, заставивший нас с Лузиным плестись пять километров чуть ли не три часа, и вовсе пропал. Растворился, не доходя до Груней несколько шагов. Я продолжал ходить кругами туда-сюда, но все бесполезно.

В какие-то моменты мне начало казаться, что мы преследуем не какое-то живое существо, а призрак, дух. В этом черном лесу с мириадами энергетических волокон-следов, весь мир кажется большой иллюзией.

Или я просто устал, вымотался донельзя.

Наконец, долгожданный звонок Глеба завершил мои усталые метания.

— Ну где вас носит, в конце-то концов? — услышал недовольный голос друга.

— Уже идем, — вздохнул я.

— Машину мою найдешь? Я у последнего дома стою, ну, тот, что к лесу. Сейчас вот фарами моргаю.

— Вижу я тебя, вижу. Прямо в шары светишь.

Через минуту мы обнялись, словно не виделись целый год. Глеб хлопал по плечу, улыбаясь и приговаривая.

— Живой! — заглянул в лицо. — Исхудал только, бродяга! Недоедал поди все это время?

— Брось издеваться, — оттолкнул его, забрался следом за Лузиным в машину, с удовольствием откинул голову на мягкий подголовник, вытянул ноги.

— Ну что, охотники, рассказывайте, — веселье Глеба нисколько не поднимало настроения. Скорее даже наоборот.

— Да ничего хорошего я тебе рассказать не могу, — ответил я, прикрыл глаза. — Убежал наш зверь. Будто растворился.

— Как убежал? Опять?

— Да, опять. Не нравиться мне это. И что делать не знаю. То ли это я устал, не вижу ни хрена дальше своего носа, то ли монстр каким-то образом поумнел и следы путает специально.

— Следы путает? — удивился Глеб. — Это как можно… эти, как их, энергетические-то следы путать? Это же тебе не… в общем, ну ты понял.

— Понял я. В том-то все и дело. Даже такие следы путает, гад. Недооценивали мы его, потому что не знаем о нем практически ничего. И профессор молчит, тоже ведь что-то скрывает. Так ведь, Виктор?

— А? — Лузин отозвался сонным голосом с заднего сиденья. — Что говоришь, начальник? Скрывает? Да, есть такое дело. — Он снова вытягивается на сиденье, прикрывает глаза, бормочет все тише. — Он мне с самого начала не понравился. Хитрый, скрытный, компьютеры все на пароль поставил, даже в игрушки парни поиграть не могли.

— Так может тряхнуть его как следует? — предложил Глеб. — Я могу, ты знаешь.

— Нет, давай с этим чуток повременим, — ответил я. — На крайний случай оставим. А для начала съездим в Полом, посмотрим, может на самом деле монстр там был.

— А ты все никак не можешь в это поверить? — сказал Глеб, включил скорость, развернул машину. — Кто же еще может такое наделать? Только чудовище.

— Я согласен, что чудовище. Но не уверен, что именно то, которое мы никак не можем поймать.

Гром даже притормозил, посмотрел на меня большими глазами.

— А он что, не один, что ли? — крикнул на заднее сиденье. — Виктор! Сколько же вы там наловили этих своих кинг-конгов всё-таки?

Виктор пробурчал не вставая.

— Да что ты мелешь, Глеб! Один он. С одним-то справиться не можем, а ты…

Машина плавно объезжает кочки, набирает скорость. С заднего сиденья слышится посапывание. Утомил я старого вояку. Не отрывая взгляда от дороги, Глеб продолжил.

— Какие же тебе еще нужны доказательства? Все, как говорится, на лице.

— Так оно, конечно, но… почему же тогда в прошлый раз я даже ни одним пятнышком его не почуял? Любое прикосновение оставляет след, даже дыхание мельчайшими частичками слюны оседает на тканях одежды и в волосах. А там, ну хоть убей — полный ноль!

— Давай приедем на место, да и приглядишься повнимательней. Что я могу еще тебе предложить?

Глеб зло и отстраненно смотрел на дорогу, тщательно объезжал ямы и ухабы, словно пытаясь отвлечь себя от других мыслей.

Я лишь мельком кинул на него внимательный взгляд, как все понял.

— Что у тебя со Светкой? — спросил осторожно.

— Как догадался? — удивленно вскинул глаза Глеб. — Хотя чего это я, понятно как!

— Да я лишь самую малость…

— Да ладно, не оправдывайся, — улыбнулся он. — Я и не обижаюсь. Я сам хотел поговорить, да подумал, что у тебя и без меня проблем хватает. Чего, думаю, еще со своими мелочами к тебе полезу. Сам разберусь…

— Ты не темни, а говори. Поругались опять?

— Да, есть такое дело. Чуть-чуть.

— Так «чуть-чуть», что она ушла к матери вся в слезах?

— Слушай! — воскликнул Глеб. — Чего я тебе тут буду рассказывать, если ты сам все знаешь!

— Да не все я знаю, перестань. И копаться в твоей голове у меня, честно сказать, нет ни сил, ни желания. Это я так, чтобы избавить тебя от ненужной болтовни. И дело даже не в моих способностях, у тебя же на лице все написано! Так что говори сразу и по делу.

Глеб прокашлялся, качнул головой, нервная ухмылка сползла с лица.

До Полома от Груней всего-то километра два, поэтому огни деревни уже показались вдали. Глеб остановил машину, прижавшись к обочине, кинул взгляд на заднее сиденье — Лузин сопел, неловко свернувшись в позе зародыша.

— Ладно, — сказал Глеб, вздохнул. Мы оба смотрели перед собой, может даже на один и тот же одинокий желтый фонарь вдалеке, на краю деревни. — Тем более что и поговорить-то мне не с кем, не поймут. А ты… мы с тобой это прошли, поэтому…

Он запнулся, но, собравшись с мыслями, продолжил.

— Короче, не получается у меня с ней. Да и вообще с людьми как-то не везет последнее время. В смысле поговорить. Как-то психологически тяжело на душе. Не понимают они меня, а я их. Что-то будто изменилось у меня внутри. Заноза словно какая засела после… вируса. И зудит, зудит…

— Вируса? — спросил я, повернувшись, — при чем здесь вирус? Прошло ведь уже…

— В том-то и дело, что все это время она и мучает меня.

— Кто она?

— Не знаю. Мысль. Или, может, идея. Черт ее знает, как это называется. Короче, суть в том, как я это понимаю, что вирус этот космический, поменял во мне что-то внутри. Я, а точнее, во мне, будто другой человек поселился. И он все как-то по-другому мне все говорит. Даже не говорит иногда, а возражает, или, еще того хуже — настаивает.

— На чем настаивает? — становилось все интереснее.

— Ну, что тут не так надо делать, здесь не о том думать. Не знаю, как объяснить, — он махнул рукой, усмехнулся. — Короче, психушка по мне плачет, наверное. Только у психов в голове еще кто-то заводится!