Вспышка. Том 1, 2

Глава 7

За мной по лесу гуськом шли Глеб, Запольский и Антон. Лузина профессор отправил старшим во вторую группу, настаивая на том, чтобы искать в двух направлениях. К моим способностям он относился пока скептически: его научный подход не мог воспринимать невидимые «энергетические следы». Я верил, что в ближайшее время смогу доказать ему обратное.

След зверя то прерывался, то появлялся вновь. Запах исчез полностью. В местах, где он останавливался, его энергетический след более четкий, густой. Но дальше опять продолжалась мутноватая размытость. Много раз нам приходилось петлять между деревьев, в попытке ухватить его за тоненький едва заметный хвостик. Это мне напомнило детскую игру в иголочку и ниточку. Это всех утомляло, но другого пути для нас пока не было.

Чтобы как-то отвлечься, профессор, по моей просьбе, стал рассказывать об этом гиганте. Как они нашли это чудо-юдо, как им удалось поймать его. Запольский с удовольствием рассказывал нам эту историю. Но начал издалека.

— Мы поначалу ориентировались на их жилища, которые они строят из толстых веток и стволов деревьев, сооружая из них шалаши. Множество таких сооружений их коллеги, работающие в средней полосе России, находили на Вятке, Вишере, в Новгородской области, а также на севере Пермского края и в Коми. Они могут селиться и в заброшенных домах, сараях, благо в России теперь много заброшенных деревень, особенно в глубинке. Иногда, в горных районах, находили стоянки снежного человека в пещерах. Но что удивительно, — с воодушевлением продолжал профессор. — Дикий человек может жить подолгу рядом с деревенской семьей. Был такой случай, в Америке. Снежного человека подкармливал дед, потом познакомил его с внучкой. Они называли его Фоксом. Позже он привел с собой подругу, у них родились двое детей. У одного из них при родах, видимо, была вывернута нога, потом он так и ходил — один след прямо, другой поперек. При жизни внучки в этом доме, родилось у Фокса шесть детей. Всего же потомков было шестнадцать.

— А где они жили? — спросил я.

— Они жили под деревом, за кустами, недалеко от дома. Но это Фокс. Зимой, когда он был еще один, перебирался к ним в подвал, спал на старом куске поролона. Потом, когда появилась подруга, первые дети, они уходили в лес, лишь изредка появлялись.

— Это вы про американского снежного человека говорите?

— Да, про него.

— А про нашего, который сбежал, что-то можете рассказать? Меня сейчас больше он интересует, а не иностранные дикие люди.

— Ну, много чего, — немного обиделся Запольский. — Что вас конкретно интересует?

— Если конкретно, то все, — сказал я. — Как он жил, чем питался. Ну и так далее.

— Ладно, расскажу все, что знаю, — нехотя согласился Запольский. — Только вот… э, я вам мешать не буду?

— Нет, я другими чувствами работаю, уши у меня свободны.

Профессор посмотрел на меня недоверчиво, продолжил.

— Некоторое время мы жили в деревне, недалеко от того места, где были обнаружены следы зверя…

Я перебил профессора.

— Может, его как-то по другому называть, например просто «дикий человек»?

Профессор сморщился, но согласился.

— Хорошо. Так будет правильнее, наверное. По нашим немногочисленным исследованиям, он все же больше человек, тут я с вами согласен. Хоть и дикий. Так вот, на чем я остановился? Ах, да. Нам с трудом, но все-таки удалось местных об этих людях расспросить. Не знаю, был ли наш зверь, э, простите, дикий человек в том числе, про них люди, хоть и нехотя, осторожно, но рассказали и довольно много интересных вещей. Например, что они умеют разговаривать.

— Разговаривать?

— Ну, не совсем так, как мы, конечно. Но, если они долго общаются с людьми, то имеют словарь около двухсот слов местного языка, в нашем случае это коми-пермяцкий. Сам не слышал, не довелось, а местные говорят, что слова у них получаются гортанные и растянутые. При этом используют диалекты давно забытых и даже исчезнувших народностей, обитавших в этой местности. Но вообще, необходимости особой в языке у них нет, потому что они, например, между собой общаются телепатически. И даже иногда с обычными людьми. Между собой же они чаще пользуются вообще простым набором звуков, как большинство развитых животных, таких, как обезьяны, например.

— А для чего им язык? Они что, так много с местным народом разговаривают? Ведь, в принципе, современный человек тоже вполне обходится этими же двумя сотнями слов.

— Это точно, — засмеялся профессор. — Особенно подростки. И словарь у них свой, даже иногда непонятно, о чем говорят!

Я остановился, профессор, задумчиво идущий следом, уткнулся мне в спину.

— Что такое? — спросил он.

— Нет, ничего, — ответил я. — Ниточку потерял сначала, потом нашел. Да вы продолжайте.

— Да, — сказал справа Глеб. — Только погромче! Очень интересно!

— Ну, ладно, — согласился профессор. — Так вот, о языке. Я так думаю, что они все же желают этого контакта, потому что жизнь-то у них — не сахар. Иногда и пожрать даже нечего.

— Да, кстати, а чего они едят-то? — опять спросил Глеб.

— Едят? — профессор задумчиво посмотрел на него. — Вот есть такое изречение: «Скажи, что ты ешь — и я скажу, кто ты». Слышали?

— Ну, слышали, — ответил Глеб.

— В общем, от того рациона, что они предпочитают, я все же склонен сделать вывод, что они больше животные. Потому что очень любят сухой собачий корм, фрукты. А еще вы знаете, часто осенью они приходят к людям и просто нагло и агрессивно требуют еду!

— Как это «нагло»? — спросил Глеб. — Прямо приходят и говорят: «Жрать давайте, люди!»

— Ну, я не знаю как именно, сам не слышал. Но так говорят местные. А еще они нападают на домашних животных — телят там всяких, овец. Я так думаю, леса наши пустеют, животных все меньше, а перед зимой им жир нужно наедать для тепла. Но, что интересно, едят только внутренности — легкие, печень, почки, сердце и так далее. Остальное просто оставляют, отчего людям потом приходится закапывать за ними гниющие трупы.

— Ни фига себе гурманы! — изумился Глеб.

— И как же он ладил с людьми? — спросил я. — Вообще, как они к людям относятся?

Запольский тяжело вздохнул, эта часть рассказа ему, видимо, не очень приятна. Но все же ответил.

— Людей они называют «маленькими злыми человечками». Вообще, люди рассказывали о них неохотно, мало, скупо. Несмотря ни на что, они считают их почти что дальними родственниками человека, просто немного одичавших лесных братьев. Причем, скорее всего старших. И они предостерегают любопытствующих, не хотят, чтобы лесных людей тревожили. Да, а люди называют их в России в разных местах по разному. То Хозяином леса, то Антошкой, то Диким человеком.

— А почему у нас об этих антошках так мало знают? — спросил Глеб. — У нас их что, меньше, чем в той же Америке?

— Вы знаете, — терпеливо объясняет Запольский. — Больше всего известно о бигфуте и йети в Америке и других странах потому, что ученые, любители и простые люди там активно им интересуются, много клубов всяких, энтузиастов. Это же как реклама. Само собой, это вовсе не означает, что в других странах их нет. В том числе и в богатой глухими лесами России. Ах да, — оживился профессор. — Вы наверное и не знали, что в середине ХХ века правительством тогда еще Советского Союза во главе с Хрущевым была спонсирована экспедиция на Памир, по значимости приравненная к полетам в космос. Хрущев сказал, что если и есть снежный человек, а тогда о нем очень много говорилось и писалось, то он должен быть советским. Контроль за экспедицией был на высочайшем уровне, равно как и снабжение. Докладывали аж чуть ли не самому Хрущеву!

— И что же!? — я даже остановился. Услышать такие сенсационные известия.

Запольский улыбнулся, видя мою реакцию.

— Очень обидно, — сказал он, — но найти снежного человека так и не смогли, хотя попадалось много следов и других доказательств его существования. Связано это помимо какой-то природной неуловимости снежного человека, еще и с плохой организацией, ведь возглавлять экспедицию поставили ботаника, пусть даже и с научной степенью. А его, знаете ли, больше травка интересовала, а не какое-то животное, еще и такое неуловимое. Так что, вот так…

— И что, все?! — сенсации я не услышал. Еще бы, если бы это случилось, это бы наверняка вошло в историю, как одно из достижений того времени, времени хрущевской оттепели. — Больше ничего не делали, не было исследований?

— Ну почему же, были. После завершения этой неудачной государственной экспедиции, которую быстренько свернули и благополучно забыли, было множество частных. Но снежный человек по-прежнему был неуловим.

Мы все — я, Глеб и Антон — забыв обо всем встали кружком возле Запольского и с огромным интересом слушали его рассказ.

Когда он закончил, посмотрел на нас, то удивленно заморгал.

— А чего встали? Чего заслушались? Дело давайте делайте!

— Давайте передохнем, — предложил я. — Перекусим. Мы уже несколько часов бродим.

— Да, — добавил Глеб. — Пожрать не мешало бы. Антон, доставай свои припасы.

Профессор мнется, видно, что тоже устал, тоже бы присесть, но как же долг, как же…

— Не волнуйтесь, Эдуард Янович, — сказал я. — Полчаса ничего не изменят. А нам надо отдохнуть. Тем более, вы же знаете, что и дикий человек не может идти без отдыха. К вечеру мы его все равно нагоним.

— Ну… ладно! — наконец дал он свое согласие. Все удовлетворенно вздохнули, Коротков и Глеб начали накрывать импровизированный стол. Профессор без сил опустился к дереву, вытянул, кряхтя, ноги. Я подсел рядом.

— Ну, давайте теперь конкретнее, — сказал я. — Об этом диком человеке. Пока отдыхаем.

— Хорошо, — нехотя согласился Запольский, понимает, что эта информация сейчас гораздо важнее. Он минуту собирается с мыслями, продолжил.

— Так, значит об этом. Экспедиция, которую я возглавлял, безрезультатно бродила по лесам и болотам Коми-Пермяцкого автономного округа с марта месяца. Но на этот раз шансы найти небольшую семью были велики. Слишком много случайных встреч, зарегистрированных в районе поселка Гайны. И вот, как-то ночью, дежурный разбудил меня — приборы зафиксировали движение. В этой глуши людей быть просто не могло. Значит это ОНИ. Со всех разом слетели остатки сна, все вскочили на ноги, приготовились к слежке и захвату. Наконец наши долгие поиски увенчаются успехом. Лишь на миг я кинул взгляд на экран — две красные точки были от нас всего лишь в трех километрах. Быстрые сборы, разбивка отряда на три группы, уже через полчаса мы выдвинулись. Я шел с основной группой, пробираясь сквозь густые заросли. Свет от фонарей, помню, скакал меж деревьев, создавая причудливые и пугающие тени. Мы еще так мало знали о том, кого преследовали. Лишь короткие обрывки из рассказов очевидцев, два размытых фотоснимка, на которых с тем же успехом можно было бы увидеть замысловато изогнутое сухое дерево. Может, это всего лишь мое воображение дорисовало снежного человека, думал я тогда? Но теперь уж мы были твердо уверены — мы нашли его. Да еще и не одного, а, скорей всего, вместе с подругой — молодой самкой, с которой он должен создать семью. Это была просто невероятная, двойная удача. Я ликовал, с лица, помню, не сходила довольная улыбка. И даже все неудобства, которым мы были подвержены несколько месяцев, в один миг забылись. Они рядом. Осталась самая малость — выследить и поймать. И все, чудо природы будет у них. Кульминация нашей многолетней работы, поиска, исследований. От душевного подъема у всех, я думаю, зашкаливал уровень адреналина, даже я ни на метр не отстал от группы «охотников», которые уже через час сообщили нам, что первый объект от них всего в двухстах метрах. У меня тогда даже ноги подкосились. Вперед, была команда, ждать нельзя! Мы были с подветренной стороны, что давало явное преимущество, которым необходимо было незамедлительно воспользоваться. Мы связались по рации с другими группами и начали сжимать кольцо вокруг ничего еще, видимо, не подозревающего гиганта.