Гранитный чертог

Трое древнеров пошли впереди отряда, остальные пятеро – сзади. Похоже, их вовсе не смущало, что дружинников больше. Парни поглядывали на сопровождающих с неодобрением, тихо переговаривались и кривились, но от открытого негодования благоразумно удерживались. Хальвдан же просто смотрел перед собой и слушал, не будет ли по сторонам еще какого шороха, который выдал бы лучников в зарослях у тропы, способных напасть внезапно. Но было тихо, и внутреннее чутье, которое часто предупреждало его о незримой опасности, молчало.

Шли неспешно. На счастье, снегопад унялся, ветер стих, а небо прояснилось. Ощутимо начал покусывать кожу морозец. Метнулась в сторону тропа, которая окружным путем вела в Елогу, что лежала много севернее. И от перекрестка о приближении к Излому возвестили высокие пеньки домовин. Покосившиеся, растрескавшиеся от времени резные домики торчали из только выпавшего снега, и от их вида становилось не по себе. Совсем так, как в разрушенной Речной деревне. Будто десятки духов провожали взглядами и что-то едва слышно шептали вслед. Древнеры еще соблюдали этот древний обычай погребения праха умерших. В большинстве селений он был уже забыт и теперь казался чем-то жутким. Но чем дальше от перекрестка, тем уходящие в глубину леса домовины стали встречаться все реже, а позже и вовсе пропали.

Вокруг деревни и правда строили стену. Не слишком высокий, в две сажени, тын закончили, а вот ворот в проеме еще не хватало. Но на том месте, где они должны быть, стояли часовые, по случаю непогоды закутанные в метущие по земле плащи. И вооруженные копьями. На стене напряженно вглядывались в лица гостей стрельцы.

– И от кого же прячетесь? – не выдержав, обратился Хальвдан к одному из сопровождающих.

Тот покосился недобро и буркнул:

– Мало ли.

И что-то подсказывало, что больше из него и слова не выпытаешь. Что ж, потерпели почести – и будя. Хальвдан ткнул Расенда в бока пятками и обогнал идущих впереди. Кмети поспешили следом. Обернувшись, он крикнул древнерам на ходу:

– Спасибо, что проводили. Дальше мы сами.

И не успели еще мужики высказать возмущение, которое отразилось на их лицах, как Хальвдан, минув часовых, припустил по спиральной улице, уходящей на верх невысокого холма, на котором стояла деревня. Где дом старосты, он помнил прекрасно. Несколько лет назад приходилось частенько там бывать вместе с Драгомиром. Не всегда по радостному поводу.

Деревенские выглядывали из окон и калиток, любопытствуя, кого принесло ни с того ни с сего, да еще и под вечер. Только не похоже было, чтобы они боялись. Знакомый дом старосты медленно выплыл в самой середке деревни из-за окруживших его изб. Раньше он был общинным, там жили сразу несколько семей, и отстроил его еще прапрадед Наяса. Но с течением лет молодежь поддалась влиянию других племен, и каждый стал по взрослении и женитьбе строить себе отдельное жилище. А солидная изба из толстых сосновых бревен осталась старосте и его родне.

Хальвдан остановился у порога – забора вокруг дома не было – и приказал дружинникам ждать снаружи. А сам спешился и постучал в дверь. Внутри послышались приглушенные, полные возмущения голоса.

Но скоро сам хозяин немного приоткрыл дверь и тут же распахнул ее шире.

– Вот уж точно нелегкая тебя сюда принесла, верег, – Наяс въедливо оглядел Хальвдана, не торопясь приглашать его войти. Он постарел: борода совсем побелела, глаза подернулись влагой и потускнели. Однако нрав, видно, по-прежнему остался прескверный.

– Я тоже рад тебя видеть, Наяс. Может, впустишь? Разговор есть.

– Я знаю наперед все твои разговоры, воевода, – тряхнул бородой вождь, но отошел, пропуская в дом. – И люди твои пусть заходят. Брамир, Рислав! Заберите коней и отведите под навес! – крикнул он, обращаясь к кому-то.

Хальвдан махнул кметям рукой. Те подождали, пока двое мальчишек не захлопотали над их лошадьми, и торопливо вошли в избу вслед за ним. Неловко сгрудившись, потолкались в сенях и бочком, один за другим все зашли внутрь. Когда устроились за столом, куда жена Наяса тут же стала расставлять плошки, Хальвдан снова заговорил.

– Слыхал, небось… что с княжескими сборщиками дани приключилось?

– Слыхал, – безразлично пожал плечами Наяс. – Только мы тут при чем?

– А то не знаешь?

– Откуда бы.

Хальвдан хмыкнул и, пошарив в дорожном мешке, который поставил рядом с собой на лавку, достал две стрелы с полосатым сине-бурым оперением. Их-то и нашли кмети на том месте, где перебили всех сборщиков. Староста спокойно скользнул по стрелам взглядом и снова посмотрел на Хальвдана. Ничего не сказал, но вопрос его был понятен. Пришлось пояснять.

– Этими стрелами убили всех наших парней, которые сопровождали обоз. Большинство вытащили, но эти не заметили. Они ваши.

Наяс приподнял редкие брови, взял одну стрелу, покрутил ее в пальцах, рассматривая, и снова отложил в сторону.

– Это не наши стрелы, – проговорил он ровным голосом.

– Отчего же? Мне вот кажется, что очень даже ваши. Знающие люди уже глянули их. И утверждают, что так изготавливаете стрелы именно вы.

– И где же ты нашел такого знающего человека? – с легким интересом спросил вождь.

– Охотников в каждом селении много, – скупо улыбнулся Хальвдан. – Да и в дружине древнеры есть. Ты бы, Наяс, чем препираться, принес бы мне те стрелы, с которыми охотишься сам и твои сыновья. А там видно будет.

Наяс криво усмехнулся, показав выщербленный зуб, и жестом подозвал к себе одного из внуков, который уже вернулся, обиходив дружинных лошадей.

– Брамир, принеси воеводе наши стрелы.

Мальчишка проследил за его движением, кивнул и умчался в другую часть огромной избы. Скоро он вернулся, неся полный тул стрел. Оперения их пестрели разными цветами, уложенные в строгом порядке. Охотнику или воину одного взгляда достаточно, чтобы сразу выбрать нужную. Брамир помедлил, вытащил одну – с сине-бурым оперением – и отдал Хальвдану.

Тот осмотрел ее. Стрела точь-в-точь походила на ту, что он достал из сумки: и наконечник, и даже птица, из перьев которой сделано оперение – та же. К чему Наяс отпирался, если сразу наверняка увидел, что не прав? Хальвдан поднял на вождя взгляд, но тот смотрел на него так же невозмутимо, как и всегда.

– Так что скажешь, Наяс? Стрелы-то ваши.

– Они не могут быть нашими, – упрямо мотнул бородой старик. – Даже если и похожи. Я приказа убивать ваших кметей не давал.

Хальвдан усмехнулся, качнув головой.

– И я должен тебе поверить? Будто не знаю, как давно ты невзлюбил Драгомира. И к княжеству свои земли присоединять не хотел. Любого повода твоим людям было бы достаточно, чтобы взъесться на кметей. Сбор дани – самое милое дело.

Наяс еще раз оглядел лицо Хальвдана, а затем подтянул к себе обе стрелы и, размышляя, пощупал их жесткие перья, провел пальцами по древку сначала одной, а затем другой, пригляделся и брезгливо отложил.

– Что бы там ни случилось столько лет назад, а зла князю и его людям я никогда не хотел. И уж тем более не стал бы убивать их исподтишка, как разбойник какой! Разве когда-то я таил свои намерения? Разве когда-то прятал за спиной нож? Если считал Драгомира сопливым выскочкой – так и говорил; если считал, что ты нахальный курощуп – никогда об этом не молчал.

Хальвдан невольно улыбнулся на его слова.

– Что есть, то есть.

– Так с чего бы мне теперь ввязываться в ссору, в которой победить я не смогу? Будто не знаю, что его войско больше моего. Сядьте вдвоем с князем и подумайте! – резко махнув рукой, Наяс замолчал и поджал губы.

– Да потому что время для того, чтобы воду мутить, сейчас самое подходящее! Вот ты сердишься, Наяс, – нарочито мягко проговорил Хальвдан. – Между тем стрелы-то никуда не делись. Вот они, тут лежат. Похожие, как будто одна рука их делала. А я должен сейчас к кнезу вернуться и сказать, что, мол, староста меня заверил, что это не он. Аж в грудь себя бил, что не его люди твой обоз в лесу подкараулили. А я поверил, добрая душа. Так должно случиться?

Старик устало скривился.

– За каждого из своих людей я ответа не дам. Но никто из них из Излома далеко не уезжал уже, посчитай, с лета. И стрелы такие делают не только в нашей деревне – все древнеры с такими охотятся. Но перед богами могу поклясться, что приказа убивать кметей не давал – и делай с этим, что хочешь. Можешь хоть голову мне на моем же дворе отрубить.

– Думается, живым я отсюда тогда не уеду.

– Мне уже будет все равно, – Наяс смахнул ладонью со стола невидимые крошки.

– И что будет с твоим народом – тоже?

– А ты мне сейчас, верег, не угрожай! Не стращай моим народом.

Старик приподнялся с лавки. Его жена, которая как раз принесла обмотанный полотенцем горшок с ароматной мясной похлебкой, опасливо глянула на мужа и положила ему ладонь на плечо. Хальвдан примирительно поднял руку.

– Я не угрожаю, а предупреждаю. Нам совсем не нужны раздоры со своими же людьми. Но что мы должны думать, если находим там, возле тел кметей, стрелы, похожие на ваши? Поговаривают, и ссора с мытником у вас тут вышла. Оставить это так и безоглядно поверить твоим словам я не могу, сам понимаешь.

Наяс снова опустился на лавку, сложил руки перед собой и посмотрел на него водянистыми глазами.

– Понимаю. Отчего ж не понять.

– Посему, – продолжил Хальвдан, – я оставлю в Изломе отряд кметей, чтобы они приглядели за твоими людьми и тобой лично. Сам же пока остальных древнерских старост расспрошу. И заберу с собой твоего внука, – он протянул руку и потрепал все еще сидящего рядом Брамира по волосам.

Мальчишка вздрогнул и вопросительно глянул на деда. Но тот только вздохнул.

– На цепь меня посадить хочешь, воевода?

– А надо? – Хальвдан дернул бровью. – Если за древнерами не обнаружится никакой вины, то мальчишка будет цел и невредим. Посмотрит, как живут отроки в Кирияте, а может, и сам захочет им стать. Разве плохо? – Старик промолчал. – Вот и я так думаю. Только еще кое-что объясни мне, Наяс. Почему людей своих в сотни отправлять отказался?

Вождь размышлял недолго, будто давно ждал такого вопроса. Он отправил растерянного Брамира в другую клеть, а сам проговорил:

– Между нами часто не было мира. Это верно. Но время сейчас неспокойное. Переломное. И я хотел бы положиться на Драгомира, доверить ему жизни древнеров. Но есть то, что меня беспокоит. Поэтому я и не хочу отправлять своих людей на смерть. Поэтому не хотел присоединять земли к княжеству. А вовсе не потому, что я упрямый старый хрыч, как ты думаешь.

– Ты так говоришь, будто знаешь что-то, что нам неведомо, – Хальвдан подался вперед, не понимая, к чему ведет вождь.

Наяс слабо улыбнулся скорее своим мыслям, чем его словам. Затем еще некоторое время обдумывал, что сказать, и вздохнул, словно смирившись с неизбежным.

– Да, я знаю больше твоего, верег, хоть ты можешь мне и не верить. И даже рад, что ты приехал сюда сейчас. Пусть и с обвинениями. Просто выслушай. Есть силы, которые не подвластны ни мне, ни тебе. Но наше счастье в том, что иногда они желают говорить.

– С тобой…

– Они говорили и с моим отцом, и со всеми предками по его линии до самых давних времен, – кивнул Наяс. Его жена, накрыв на стол, села было рядом, но услышав, о чем собирается рассказать муж, поспешно встала и ушла, да еще и детей с собой прихватила. А староста продолжил: – Они будут говорить и с моим старшим сыном, когда придет время. Боги предостерегают меня и учат. Они пугают меня иногда, но во всем надо уметь видеть наставление. И слышать. Однажды я не послушал, дал слабину. Возможно, поплачусь за это, но не хочу, чтобы поплатились мои дети, – Наяс перевел дух. – Да. Я никогда не жаловал Драгомира. Не потому, что считаю его скверным правителем или глупым человеком. Просто до того, как он появился на наших землях, мне было видение. Я видел огонь. Много огня. И здесь, на холме у излучины – тоже. Видел среди огня Драгомира – тогда я еще не был с ним знаком – но он не горел, он сам был тем пламенем… Но когда князь приехал, я понял, что он сильный и умный муж. Достойный сын своего отца. В его душе есть Правда. Я уступил. И забыл бы о том видении за столько лет. Если бы оно не повторилось снова. Две седмицы назад или чуть больше. Такое яркое… Как будто мне хотели напомнить о том, что я упустил.