Колдун и Ведьма

А от входа в каверну, топоча подбитыми железом башмаками, мчится целая свора подручных Бойко.

Мы с Бри оказываемся рядом, вышвырнувшее пирата щупальце скрывается внизу. Отступать нам некуда.

— Ну, убедились, что я на волю случая ничего не оставляю? — усмехается Бойко. — Ваша песенка таки спета, голубки мои!..

Мы тяжело дышим. Бри глядит на меня, и глаза её полны слезами.

— Это всё из-за меня…

Нас окружает с полдюжины пиратов. Сам капитан со своей заветной «шкатулочкой» предусмотрительно держится поодаль.

— Это одно и то же… — выдыхает Бри.

Если б не связанные руки, точно шлёпнул бы себя по лбу. Конечно! Свет из «коробушки» старого пирата и свет, хлещущий из утробы этого монстра, — поистине одно и то же!..

— Не ест благодетель наш простого пиратского мяса, — продолжает меж тем капитан. — Подавай ему таких, как вы, разлюбезные вы мои колдун с ведьмой.

Это не просто чудовище. Это тварь, питающаяся теми, кто имеет сродство к магии!..

— Рыбки-то он, благодетель наш, и сам себе наловит. — Бойко, похоже, просто наслаждался. — А вот коли чего послаще, так это вы, дорогие, только вы…

Нас прижали к стене, Бри, дрожа, пыталась спрятаться у меня за плечом. Капитан распахнул свою шкатулку, слепящие щупальца потянулись к моей ведьме, оплетая Бри запястья.

— Всё, пора заканчивать сию драму, — притворно вздохнул пират. — Ахой, команда! Давай!..

Все шестеро двинулись на нас. Я рванулся навстречу, но…

Шелест чешуи по камням.

Шипение вырывающегося на свободу ядовитого дыхания. Змеиный хвост, с быстротой и ловкостью молнии сбивающий с ног двух разбойников.

Ещё один шипящий выдох.

Серая хламида с алой окантовкой…

В глазах у меня всё мутится, но каким-то образом я остаюсь на ногах, хотя голова кружится так, словно я перебрал самого скверного креплёного винища.

Мимо меня молнией проносится ламия, отталкивает Бри, валящуюся прямо к пролому в ограде, сшибается с Бойко; пират тоже шатается, однако стоит, несмотря ни на что. Я кидаюсь следом за нежданной нашей спасительницей, и, хотя мир качается, норовя вот-вот опрокинуться, я с размаху бью по той самой «шкатулочке». Её надо добыть, во что бы то ни стало, добыть, а потом…

Шкатулка легко выскальзывает из ослабевших пальцев пирата, падает — медленно, очень медленно — и на лету начинает разваливаться. Точнее, исчезать. Стенки, крышка, дно — всё обращается в росчерк чёрного, среди которого мелькает спираль яростно-белого света.

Взмывает над пропастью щупальце, миг — и то, что было «коробушкой», сливается с ним; внизу раздаётся невнятный шум, словно несколько бурных потоков сшибаются в одном каменном бассейне, стремительно врываясь к него с разных сторон.

Ламия подхватывает меня под руку. Руки у меня по-прежнему связаны за спиной, но всё-таки, извернувшись, я кое-как успеваю схватить за плечо бесчувственную Бри, что застыла тряпичной куколкой на самом краю пролома. Пираты валяются парализованными, капитан Бойко упал на одно колено, что-то хрипит нам вслед — но мы быстро, как только можем, пытаемся отсюда убраться.

Ламия оказывается у меня за спиной, играючи рвёт путы. Слава Высшим, теперь хоть могу нормально нести Бри…

Хотя «нести» — это слишком сильно сказано, ламия практически тащит и меня, и мою ношу.

За нами устремляется поток смешанных света и тьмы, щупальца, сотканные из мрака и сияния причудливо переплетаются; я оглядываюсь, и…

Ох, лучше б я этого не делал!

Все пираты, какие были, уже на ногах. Все бегут следом, однако я сразу же ощущаю, всем существом колдуна чувствую — это не люди. Уже не люди.

Впереди всех оказывается капитан Бойко — один глаз залит чернильной чернотой, другой сияет, словно в орбите горит само солнце.

— С-с-скорее! — шипит ламия; ей тоже тяжко.

Но куда нам бежать? У меня заплетаются ноги, Бри, которую я несу на руках, по-прежнему без сознания. А впереди — лабиринт трапов, хаос нагромождённых корпусов старых кораблей, и там, конечно, хватает подручных Бойко…

Ламия тяжело дышит.

— В битву готовься вступить, // О герой дерзновенный!..

Силы великие, даже сейчас она не может обойтись без гекзаметра!

Но так-то ламия права. В битву вступать придётся.

— Спасибо тебе, Талессис. Ты не должна была…

Мысль я не успеваю развить. На узком трапе, переброшенном с палубы одного корпуса на другой, нас настигают пираты. Точнее, уже не пираты, но рабы, марионетки той сущности, что засела под Чёрной горой.

Бри заворочалась у меня на руках, застонала.

— Ив… что я…

Вскидывает голову, озирается — и вдруг легко соскакивает на старые доски. Ламия успела как-то избавить её от пут.

На нас набегают пираты, у меня ничего, кроме голых рук, но я всё равно пытаюсь заслонить Бри — и ламию, так уж получается.

Колдун без своей снасти не колдун.

Бри резко швыряет перед собой нечто невидимое, в разбойников летит, раскрываясь, огненный цветок, жар опаляет лица,

— Режь! — Я подставляю левое запястье Талессис.

— Что?! — захлёбывается Бри. Нашла время ревновать!..

Ламия, к счастью, сразу понимает всё и даже без гекзаметров.

Острые зубы мигом прокусывают кожу, кровь струится по кисти, и я в немногие оставшиеся секунды успеваю собственной кровью вычертить под ногами руну Харброн, «Ненависть» на забытом языке титанов.

Это самое простое и действенное.

Подручные Бойко всё ближе: распахнутые кафтаны, некогда богато расшитые, а теперь потёртые и местами рваные, кожаные ремни, кривые клинки в руках…

Кровь брызжет на доски, возникает вторая руна — Вуддор, «Битва».

И уже под самыми потянувшимися руками пиратов рождается третья, последняя руна — Фибрулл, «Смерть».

Кровь моя мгновенно исчезает, смытая рванувшейся в отведённое ей русло силой.

Там, где только что были руны, возникает алое мерцание, там ломается сама реальность. Меня скручивает боль — к подобным чарам колдун может прибегать очень редко, его кровь остаётся его кровью, всё передаётся ему самому; такие руны и такие команды не намалюешь просто разведённой киноварью.

Двое пиратов влетают в моё мерцание, в голове у меня словно вспыхивает маленькое солнце.

Колдуны — не боевые ведьмы. Наш путь совсем иной. И за подобные чары мы платим очень, очень дорого.

И та мерзейшая мощь, что гнала вперёд морских разбойников и самого капитана Бойко, с размаха налетает на препятствие. Чёрно-белые щупальца словно попадают в мясорубку, их рвёт и перемалывает, они разлетаются мелкими лоскутьями. Сотворённое мной облако Хаоса движется вперёд, поглощая жизни пиратов, кто не успел сигануть вниз с трапа; капитан Бойко остаётся один, и я, словно сквозь красное стекло, вижу, что это уже совершенно не капитан, которого я знал. И даже не человек.

Это укравший его плоть чёрно-белый извивающийся отросток. Отделившаяся часть чудовища, такая же, как и заветная «коробушка».

Кто знает, как долго он был тем, что я вижу сейчас?..

Но времени нет, и я гоню силу через свои руны, гоню так, словно пытаюсь вытолкнуть последние капли воздуха из лёгких. Враг очень, очень силён (и я даже понятия не имею, чем же этот монстр окажется в действительности), и надо нарисовать ещё одну руну, а лучше две, а ещё лучше три, но…

— Ив!.. — Бри хватает меня, трясёт. И, кажется, собирается накладывать исцеляющие чары на моё запястье.

— Нет!.. — хриплю я. — Не… мешай!..

Четвёртая руна. Рудокир, «Исчезновение».

Она ложится на доски у самого моего лица (когда я успел упасть?), вспыхивает, исчезая с треском, под ней лопается дерево; и тут Бри, бедная моя глупышка Бри, вдруг встаёт во весь рост, сжимая кулачки и давясь слезами.

— Врёшь! Не возьмёшь!..

И моё алое сияние окутывает её, словно кровавый плащ.

Она сейчас истинная ведьма.

Струёй гудящего, вьющегося пламени оборачиваются рыжие волосы, чей ромашковый запах я так любил. То неведомое, что вызвали к жизни мои руны, вцепляется в плоть Бри, и я не успеваю, не успеваю её остановить, не успеваю потому, что ламия вдруг наваливается на меня сверху, прижимая к доскам.

— Пусти! — ору я, но уже поздно.

Бри ещё идёт, но это уже не она. Голова и плечи её подаются вперёд, ноги поджимаются, и на её месте возникает вдруг совершенно иное существо.

Жуткое, бесплотное, всё сотканное словно из мельчайших капелек крови, плавающих в воздухе. Пасть распахнута, глаза горят. Оно сейчас напоминает морскую змею, стремительную и смертельно опасную, только плывущую не в воде, а в воздухе.

Чудовище, бывшее Бри, распахивает пасть, резко втягивает в себя всё вокруг — и чёрно-белый отросток, отделившееся щупальце подгорной твари, с высоким, режущим слух визгом втягивается в эту пасть, клацают челюсти.

Вспышка силы такая, что нас с ламией отбрасывает, и Талессис едва успевает удержать меня на самом краю, оплетя хвостом толстый столб, выдержавший даже этот удар.

Бри-чудовище утробно рычит, срывается с места. И летит, мчит прямо к чёрной дыре входа в ту самую пещеру, откуда мы только что спасались.

И всё. Нет её больше. Только на досках осталась маленькая золотая брошка — спрятанное самой Бри её помело.

Надо вставать, но руны крови не даются даром.

Талессис вдруг протягивает мне руку.

— Встань, о герой, нам пора; // Мы своё назначенье свершили.

— Как?!.. Чего?!..

Ламия глядит на меня чуть ли не с жалостью.

— Древняя кровь, что текла // В жилах девы с рождения тайно, // Ныне свободна и правит // Телом её невозбранно.

Я уже понимаю. Древняя кровь… никому не ведомый отец Бри… от которого сбежала её мать, подкинув младенца-Бри собственной родительнице, бабушке Бри… Силы великие, что же теперь будет?

— Битва великая грянет, // Битва, где смертным не место, — Талессис словно читает мои мысли.

Призрачно-алый змей исчез в пещере.

— Змеюка, — бледно улыбается ламия.

Мы с ней сейчас думаем почти в унисон.

Из-под Чёрной горы доносится глухой рёв. Ревут два голоса, два чудовища, сошедшиеся в смертельной битве. Чёрно-белые щупальца вдруг вырываются из каких-то внезапно открывшихся каверн, словно вся обсидиановая скала пронизана множество ходов и червоточин. Кажется, что засевшая там тварь пытается бежать разом по всем направлениям.

— Там же Бри! Я должен…

— Нет больше Бри, огневласой красавицы-ведьмы, летуньи. // Страшному Року покорна, в битву она устремилась, // В битву, из коей не выйти, — в голосе ламии неподдельные печаль и скорбь. Она, жуткий монстр, оплакивает свою соперницу?.. Бри, лишившую её «законной добычи»?

— Нет! Не может быть!..

В глазах у меня красный туман, из всех мыслей осталась только одна — Бри! Найти, спасти, вытащить!..

Чёрная гора меж тем сотрясается от подножия до вершины, извергая пламя из многочисленных дыр и нор — она, похоже, вся пронизана ходами, словно сырная голова.

Нам с ламией остаётся только смотреть.

Талессис, на сей раз без гекзаметров, склоняется над моей рукой, осторожно касается, нежно проводит языком по ране — кровь пузырится, но тут же мигом и останавливается.

...Пираты, слуги и прочий люд капитана Бойко, похоже, оказались куда сообразительнее, чем можно было подумать. Они дружно удирают кто куда, прихватив на память что поценнее.