Колдун и Ведьма
![Колдун и Ведьма](/uploads/covers/2023-12-21/koldun-i-vedma-201.jpg-205x.webp)
- Автор: Ник Перумов
- Жанр: Героическое фэнтези
Читать книгу "Колдун и Ведьма"
Эпилог
Ну да, я попросил. Руки Бри, понятное дело. И она, представьте себе, согласилась.
...На свадьбу пришёл, наверное, весь наш Великий Лес.
Явились эльфы, с огромными цветочными конструкциями — цветы, само собой, живые, в земле.
Явились гномы, что роются теперь в окрестностях Чёрной горы, говорят — богатые жилы там открылись в холмах; принесли шкатулки с самоцветами, всеми этими безделушками, чем вызвали у собравшихся ведьмочек неимоверный восторг.
Явились фавны и сильваны, тщательно расчесавшие шерсть на ногах, и нацепив ожерелья из орехов с желудями.
И даже пугливые дриады, заслышав о таком деле, отложили залегание в зимнюю спячку, явились всей толпой в зелёных нарядах, из-за чего и принялись ссориться, обвиняя друг друга в «покраже идеи платья».
Явился наш брат-колдун в немалом числе; но ещё больше явилось ведьм и ведьмочек, от мала до велика, всех возрастов, внучки, дочери, матери, бабушки и прабабушки — все. От платьев всех цветов радуги пестрело в глазах; блистали и светились магией подсвеченные серьги, кольца и диадемки.
И, в общем, пошла потеха.
В результате мне, как мужу-и-хозяину (праздновали-то у меня в башне и вокруг неё) пришлось: разнимать драку гномов с сильванами, не поделившим пиво; драку уже эльфов с фавнами, заспорившим, чья музыка красивее; скандал меж двумя ведьмочками, явившимися в одинаковых нарядах; а ещё разводить братьев-колдунов, решавших, кому кого из ведьм приглашать на танец.
Ох!..
А ещё явилась ламия Талессис. Единственная из её рода. Драгоценностей на ней, правда, оказалось больше, чем у половины красавиц, вместе взятых, да таких драгоценностей, что зубовный скрежет ревнивых ведьм слышался, наверное, по всему Лесу.
— Скромны дары мои, о новобрачные, но их вручаю от чистого сердца, — и ламия протягивает нам с Бри поднос, сдёргивая тонкую белую ткань. Блестит чистый и ясный свет диамантов, тех самых, легендарных, сотворённых совокупным трудом эльфийских и гномьих мастеров в давно забытые времена.
— О. О-о. О-о-о, — только и может выдать моя новоиспечённая женушка. — Э… э… И благодарность мою ты прими, о Талессис; всё превышают дары твои щедры!..
Гекзаметр у Бри получается так себе, экспромтом, но щёки ламии красны от удовольствия.
— Рада, коль радость смогла я доставить, — с достоинством отвечает она.
— Я… я сейчас, — Бри мчится в башню с подносом на руках, ведьмочки, охая и ахая, сбегаются посмотреть.
Мы с ламией смотрим друг на друга.
— Также я рада, герой дерзновенный, // Что обретаешь ты счастье, — в голосе Талессис прорывается печаль. — Ламия лишь не нужна никому, // Взорам для всех я противна… А не исполнить свой долг перед родом // Я не могу; значит, вновь зло творить // Предстоит мне…
За моей спиной раздаётся деликатное покашливание.
— Учитель! Наставник Святогор!.. Наконец-то!..
— Как же я мог пропустить твою свадьбу, Иван? Прости, что опоздал чуток, срочное было дело... Подарки тоже принёс, жёнушке твоей уже вручил, тебе там тоже есть… — он вновь прокашливается, приосанивается, отставляет руку с парадным посохом:
— Рад тебя видеть, отважная дева Талессис. Рад, что пришла ты сюда, на наш праздник.
— Честь для Талессис // Слова сии слышать, — кланяется ламия.
— Слышал я, прости уж великодушно, о твоей беде, — задушевно говорит учитель и как-то прямо уж несколько вольно берёт ламию за изящную ручку. Правда,этой ручкой она быка завалит, но... — Слышал, и, думаю, что могу тебе помочь, дорогая…
Фиалковые глаза ламии вспыхивают.
— Да-да, я знаю. Дочка ламии, покинув скорлупу, должна питаться человеческой плотью, иначе получится страшное змеевидное чудовище, безмозглое, но жадное, ненасытное, только и могущее, что пожирать и убивать. Но я долго работал над трансформационными чарами и теперь могу сказать, что способен преобразить мясо, скажем, оленя в плоть, неотличимую от человеческой. Если бы ламия Талессис согласилась бы... А я согласен рискнуть. Если же эксперимент не удастся… что ж, за всё надо нести ответственность. Ты, Талессис, сможешь использовать мою плоть.
— Учитель!!! — не выдерживаю я, но Святогор величественным жестом меня останавливает.
— Мудрому магу своё сердце вручает Талессис, — вдруг выдаёт ламия и их прекрасных её глаз текут самые настоящие слёзы. — Разум свой он преклонил ко всем бедам её!.. Всё, что велит он, Талессис исполнит!..
И я, остолбенев, гляжу, как мой наставник, великий колдун, неспешно удаляется себе под ручку с ламией, беззаботно с ней о чём-то болтая.
Учитель мой ой как непрост, и, конечно, не с бухты-барахты завёл этот разговор. Все риски он просчитывает и очертя голову никуда не суётся.
И тут рядом со мной вдруг оказывается никто иная, как сама госпожа верховная ведьма Ринрайт, в роскошном шафрановом наряде. Правда, губы её плотно сжаты, а глаза мечут молнии.
— Колдун Иван! Что тут случилось?! Почему ты допустилд наставника Святогора уйти с этой мерзкой тварью?!
Я даже слегка теряюсь от такого натиска, и начинаю говорить, что, мол, учитель никогда не геройствует попусту, что у него всё всегда тщательно продумано, и, раз уж он решил помочь ламии…
И тут у могущественной Ринрайт Пожирающей Пламя из глаз начинаю капать предательские слёзы.
— Ой жеж дура, ой, какая дура… — шёпотом причитает она.
— Госпожа верховная ведьма, о чём мы? — удивляюсь я.
Она шмыгает носом и, безнадёжно махнув рукой, плетётся обратно, ссутулившись и повесив голову.
Ну и дела!.. Никогда не видывал верховную ведьму такой. Хотя нельзя сказать, что я её вообще часто видывал…
И уже потом, много, много после, когда головка Бри уютно устроилась у меня на плече, я осторожно спросил про Ринрайт.
— А ты не знал, милый? — искренне удивилась жена. — Когда-то давно наставник Святогор был ужасно в неё влюблён. А она ему отказала. Не нравился он ей, далеко не первым был тогда среди колдунов и вообще…
Про это я знал. Учитель не раз рассказывал, что в юности не блистал успехами, но упорным трудом сумел всего добиться — негласного титула первого колдуна среди равных, в частности; а вот про Ринрайт никогда не упоминал.
Что вполне понятно.
— А потом наша верховная-то ведьма пожалела, раскаялась, да поздно было.
— Почему поздно? Наставник мой не женат, никогда не был…
— Гордый потому что очень. Ты не знал, дорогой? Раз отвергли, второй уже не пойдёт. А Ринрайт-то ждала, что он станет добиваться, настаивать, тенью за ней ходить… ан нет. Наставник Святогов в дело ушёл, множество тайн познал, добился многого; а на Ринрайтиху даже и смотреть не захотел! С Талессис пошёл!
— Ты его осуждаешь, любимая?
— Осуждаю? Что ты, милый! Талессис, она… она хорошая. Хоть и хотела тебя сперва трахнуть, а потом твоей же дочурке скормить.
— Я б не дал.
Раньше Бри непременно выдала бы что-то вроде: «как же, „не дал бы“! Будет врать-то!», а теперь:
— Конечно, милый. Я знаю. Ты не дал бы. Потому что ты только мой, да ведь?
И заглядывает в глаза.
— А ты только моя. И никаких эльфиков.
— Никаких! — горячо восклицает Бри. — Бабушкой клянусь!
Тут мы прерываем дозволенные речи и обращаемся друг к другу. Опять.
… — Уф, — выдыхает моя раскрасневшаяся ведьмочка, когда мы, наконец, приходим в себя. — Да, дорогой… так я недосказала. Про Ринрайт и Святогора.
— А чего ж тут недосказывать?
— А вот то. Ринрайт, болтали ведьмочки наши, с тех пор сильно занедужила, загрустила, при первом удобном случае про Святогора выспрашивала; наивная, думала, мы ничего не заметим!..
— Бедная, — жалею я её. Сейчас хочется, чтобы все были бы счастливы, чтобы всем было бы хорошо, от ламии Талессис до верховной ведьмы Ринрайт.
— Ничего! — с воодушевлением отзывается Бри. — Мы наставника Святогора-то на путь истинный направим!..
А потом, уже глубокой ночью, пока мирно спит Бри, сладко посапывая и уткнувшись носом мне в плечо, я лежу и думаю об услышанном от призрака старой ведьмы. О загадочных «иерархиях» и их великой войне, куда после смерти уходят ведьмы. Ведьмы уходят, а мы, колдуны? Куда мы деваемся? За что идёт это война?..
Я найду ответы.
А пока можно обнять Бри и не думать ни о чём, кроме её близости.
Можно даже пересмотреть моё отношение к эльфам.
...Время летит, и летит оно быстро. Минула осень, настала зима; но и её дни истекли, в Лес наш пришла весна.
Мы с Бри сидим на веранде, только что пристроенной к моей башне. Весенний вечер полон шорохов, звуков, птичьих голосов — всё радуется теплу, солнцу и свету, даже сейчас, к вечеру.
На веранде у нас тоже устроен камин — не могу без живого пламени. Накрыт стол, весело посвистывает пузатый чайник, по вазочкам разложено варенье. Моя жёнушка выудила с самого дна бабкиного сундука сборник рецептов и весь остаток осени старательно упражнялась в изготовлении всяческих кулинарных изысков.
Иногда получалось даже съедобно. Вот, как с этим вареньем.
Бри сидит, с ногами забравшись в кресло, почёсывая Рашпиля за ушами. Они глядят друг другу в глаза, фамильяр и ведьма, и, я уверен, беззвучно общаются. Я держу на коленях раскрытую книгу — с того самого дня, как давно мёртвая ведьма поведала мне о Великих Иерархиях, я не могу об этом не думать.
И теперь я собираю странные, смутные, непонятные книги, написанные теми, кого у нас, колдунов, принято было считать «не от мира сего», «ненормальными», «придурочными», а то и попросту спятившими.
Книги тех, кто писал об ужасающих простого смертного последовательностях, из коих сложен наш мир и то, что за ним. О кирпичиках сущего, от мельчайших до поистине исполинских, невообразимых.
Правда, Бри на меня обижается. Считает, что «дурацкие книжки эти» отвлекают меня от единственного, по её мнению, стоящего занятия — выражения восхищения ею, Бри. Конечно, это она не всерьёз — но кто ж их, ведьм, разберёт!
Но мы действительно счастливы вместе. С Бри пришло тепло. Башня моя ожила, наполнилась её смехом, её стремительными, летящими шагами, шорохом её платьев, постукиванием её каблучков, ароматами её духов и всем прочим, что входит в твой дом вместе с любимой.
Внезапно оживает моё заклятие-предупреждение — большая сова зажигает алые огни глаз, расправляет крылья, хрипло произносит:
— Учитель… Учитель Святогор… Святогор…
Бри с Рашпилем разом подскакивают, и моя жёнушка, лихорадочно поправляя волосы и прихорашиваясь, мечется по веранде, старательно «наводя порядок», как она себе это представляет, — на самом деле лишь распространяя Хаос.
Почему-то Бри боится моего учителя до колик, сколько бы я ни объяснял.
Наставник появляется вскоре, верхом на смирном ослике — почему-то он предпочитает их и мулам, и коням.
Приветствия, рукопожатия, учитель со старомодной галантностью касается губами протянутой ручки Бри, отчего та заливается краской. На столе появляется ещё один прибор, дымится чай, и едва учитель принимается рассказывать о последней своей миссии — походу к заброшенной имперской обсерватории в горах, что оказалась возведена ещё на фундаменте какой-то постройки явно титанов — как вдруг заклятия мои оживают вновь.