Мост Невинных

— Зачем вам в Анжеррас? — насторожился Турвель. Солерн коротко рассказал ему про обнаруженный в Мосте Невинных ход, дикого мастера и необходимость поимки того, кто помог горожанам перерезать гвардейцев во время попытки казнить Жальбера. Глаза Капитана, конечно, загорелись при мысли о мести, но он недоверчиво уточнил:

— Вы уверены? В смысле, уверены, что чертежи этого дель Фьоре все еще там?

— Вряд ли ваш дикий мастер отыскал их в библиотеке кардинала Барберини, — нетерпеливо ответил Николетти, — так что да, уверен.

— Но если весь город пронизан этими тайными ходами, то лучше сообщить… — капитан запнулся.

— Кому? — устало спросил Солерн. — Герцогу фон Тешену?

Турвель холодно взглянул на амальский караул. Регент, похоже, окончательно испортил отношения с гвардией — Ги мог только удивляться тому, как человек, способный внушить такую любовь своим солдатам, никак не мог найти общий язык со всеми остальными людьми в мире, включая собственного брата.

— А графу де Фонтанжу вы об этом докладывали?

— Ему нужны результаты, а не доклады. То есть пойманный мастер, а не рассказы о том, как его ловить.

— Гммм… обстановка у нас напряженная. Могу выделить только две лодки и не больше десяти человек. Когда вы хотите отправиться?

— Чем скорее, тем лучше.

— Хорошо. Ждите около Вдовьих покоев. Заодно выясните, как обстоят дела в Анжеррасе — насколько он безопасен для королевы и короля.

— Регент все же решил их вывезти? — удивился Солерн. Что за странный всплеск здравомыслия…

— Нет, — процедил Турвель. — Я решил. Он обходится с племянницей хуже, чем с прислугой, а принц… король все же Монбриан, хотя бы наполовину.

— Кому вы об этом рассказывали? — резко спросил Солерн.

— Вам первому. С чего такой вопрос?

— Господи, неужели не понимаете? Если аристократия узнает, что королева и ее сын ускользнули из рук фон Тешена, то вцепится в такой козырь мертвой хваткой! Семья, которая захватит младенца Карла, сможет претендовать на регентство и власть. Нам только этого тут не хватает!

— Об этом я не подумал, — задумчиво изрек капитан, и Ги понял, что сам же заронил в его голову опаснейшую мысль.

— Надеюсь, вы отдаете себе отчет, что драка аристократов за трон в разгар народного восстания — не самая лучшая идея?

Турвель не ответил. Он жестом подозвал гвардейца и велел проводить дознавателя с мастером до Вдовьих покоев. Солерн, проклиная себя за тупость, мог лишь гадать, к кому в результате уплывет эта идея. Семья Турвелей была связана с кланом Монфрей — владыками севера Далары, но сам капитан в свое время пользовался расположением герцога де Суаз… Черт бы побрал их всех!

— Зря вы это сказали, — заметил Николетти. — Он не упустит случая нагадить регенту.

— Спасибо! А то я сам не догадался!

— Не переживайте. Увести королеву с принцем из-под носа герцога не так легко, как кажется. Он не зря сменил гвардейцев на своих солдат.

— Вы можете приказать Турвелю забыть об этом?

— Могу, но я уверен, что сия мысль посетила не только ваши головы, и герцоги с принцами уже прикидывают, как бы выхватить королеву с ребенком из рук регента. Благо, ее величество глупа, как пробка.

Солерн невольно задумался над тем, какой же ребенок получился у калеки Филиппа и Марии Ангелины, которая не отличалась выдающимся умом, а если говорить откровенно — на фоне Екатерины, супруги Генриха Льва, казалась просто слабоумной. Как будто король Амалы намерено сплавил Филиппу Несчастливому дочь, которую не жалко, а хороший товар приберег для более перспективных партий.

Около Вдовьих покоев никого не было: ими давно не пользовались, поскольку королева Екатерина умерла за два года до супруга, а перевести Марию Ангелину в апартаменты для вдовствующей королевы никто не позаботился. Гвардеец открыл дверь для камеристок, и Ги даже хотел спросить, откуда у него ключ, но не стал. Никто не собирался поддерживать в Эксветене нормальный порядок вещей.

Николетти стал с интересом рассматривать старые гобелены и темную резную мебель из Эстанты; Солерн присел на край подоконника и погрузился в невеселые размышления. А ведь еще не предъявили претензии на трон монархи, с которыми успели породниться Монбрианы! Но скоро Фердинанд, король Эстанты, припомнит, что Екатерина была его теткой по отцу…

Через полчаса, когда Ги вспомнил все родственные связи аристократов и монархов, появились гвардейцы — десять человек, как и обещал Турвель. Двое несли фонари. По знаку одного из гвардейцев, дознаватель и мастер направились в спальню королевы, где, замаскированная тяжелым буфетом, находилась дверь в тайный ход. Ги невольно подумал, не приложил ни дель Фьоре и к нему свою рук. Хотя вряд ли — раньше здесь находились покои епископа (еще когда Эксветен был епископской резиденцией), и ход проложили задолго до рождения ренольского архитектора.

— Надеюсь, — пробормотал Николетти, — об этой норе ваши революционеры не узнают. Иначе правление регента будет совсем уж коротким. Хотя у него и так не особо блестящие перспективы.

Солерн вздрогнул. Именно поэтому он и хотел отловить дикого мастера как можно скорее — даже если придется рискнуть собственной шкурой, пробираясь мимо окраин.

***

— Ну что же вы? — поддел дознавателя Николетти. — Давайте бодрее, бодрее!

Ги холодно отвернулся. Призывы к бодрости от человека, один вид которого вызывает мысли о самоубийстве, казались издевательством. Они плыли на двух лодках по Байе — укутанные в темные плащи, издалека они ничем не отличались от обычных лодочников. За исключением того, что с начала бунта ни один лодочник не выходил на реку — кроме труповозов.

Ги из-под края капюшона настороженно следил за берегами реки. Как только лодки выскользнули из тени Эксветена, он непроизвольно положил ладонь на рукоять пистолета. В центре Байя была одета в гранитные набережные, и сейчас там никого не было: слишком близко к дворцу и Площади Роз. Но вот они миновали здание Судейской палаты, гранит исчез, а на улицах появились редкие прохожие.

— К берегу, — тихо скомандовал капрал, и гребцы направили лодки под сень высокого левого берега.

— Нас все равно видно справа, — сказал Ги.

— Пусть ваш мастер об этом позаботится.

— Ах, — вздохнул Николетти, — как мило! Нам проще не привлекать к себе внимания. Гребите и делайте вид, что вы из народа.

Медленно они двигались вдоль жилых кварталов. Несколько раз Ги замечал, как приоткрывались ставни, и кто-то смотрел на их лодки. Чем дальше от Площади Роз, тем больше становилось людей на улицах, и многие провожали лодки взглядами. Обычно лодочники кишели на реке, как вши на собаке, но после того, как они перегородили ее цепями, передвижение по Байе почти прекратилось.

Когда они миновали кварталы ткачей, впереди показались цепи, преграждающие путь по реке на северо-запад. Одна огромная, тяжелая цепь, унизанная шипами, потянулась над рекой на уровне человеческого роста, другая почти касалась воды, третья — скрывалась под волнами. Капрал сделал знак гребцам увести лодки к опоре моста Сен-Роллен, где они укрылись от взглядов с правого берега.

— Что будем делать? — спросил Солерн у капрала. Тот откинул полу плаща и показал ему шкатулку. Николетти сощурился и сказал:

— Ваша ведьминская игрушка не сработает, пока я рядом. Что это такое, кстати? Надеюсь, ничего взрывчатого?

— Останетесь здесь, — сказал капрал. — Мы подойдем к цепи и откроем проход. Ваш мастер сможет отвести глаза прохожим?

— Сможет, сможет, — буркнул старик. — И какого черта я делаю это бесплатно…

Лодка с капралом тронулась к цепям, а Ги спросил:

— Разве вы с ведьмами не, гм… исключаете друг друга?

— Если бы у него в шкатулке была живая ведьма, то да. Но там только амулет, так что если отодвинуть его от меня ярдов на десять, то все должно работать как надо. Какого черта мы вообще потащились сюда ясным днем, а?

Насчет дня старик преувеличивал — погода была такой хмурой, что казалось, будто вот-вот наступит ночь. Но все же на реке они были как на ладони — и вскоре их заметили. Когда капрал подплыл на лодке к цепи и открыл шкатулку, кто-то на берегу заорал:

— Эй! Эй ты! Какого черта ты там торчишь?!

— Охраняют, — заметил мастер. — Бдят! — он поднялся, балансируя на покачивающейся в волнах лодке, и властно крикнул: — Идите прочь. Вы ничего не видели.

От внезапно раскрывшегося вокруг Николетти ореола дознаватель дернулся и отодвинулся так далеко, что едва не упал в воду. Гребцы и гвардейцы жалко съежились. Ги спрятал под плащом задрожавшие руки. Николетти, чуть подавшись вперед, проследил за тем, как несколько человек в плащах поспешно покидают берег.

— Ну как видите… — начал он, и с левого берега вдруг грохнул выстрел. Пуля выбила щербину в борте у ног старика. Солерн дернул его за руку вниз и, пригнув голову ренольца, рявкнул на гребцов:

— За опору моста, живо!

Очнувшись, те хаотично заработали веслами, так что лодка заплясала на волнах. Дознаватель зашарил взглядом по берегу, выискивая стрелка. Над Байей свистнула еще одна пуля, но, к счастью, лодка так дергалась, что никто не пострадал.

— Да отцепитесь же! — зашипел мастер. Ги отпустил его и плюхнулся на сиденье. — Не стрелять! — рявкнул Николетти. — А вы гребите, черт бы вас побрал!

Лица гребцов посерели. Люди, в сущности, против воли стали грести слаженно, и лодка наконец укрылась за широкой опорой Сен-Роллен. Мастер явно себя не сдерживал, и ореол вокруг него был так силен, что Ги скорчился и сжал голову руками. Рядом мелко трясся гвардеец.

— Прочь! — раскатился над рекой звучный хрипловатый голос старика. — Забудь о нас, забудь о них. Иди прочь, пока не упадешь от усталости!

Ги и сам бы бросился прочь, и бежал бы, пока ноги не отказали. Вокруг все посерело, и только мастер казался на сером фоне яркой фигурой, излучающей невыносимую, подавляющую силу.

— Они там закончили, — неожиданно спокойно произнес Николетти спустя, как показалось Солерну, несколько часов. Дознаватель с трудом поднял голову. Гребцы и гвардейцы даже не могли пошевелиться. Ореол вокруг старика поблек, и тяжесть, придавливающая Солерна к дну лодки, исчезла.

— Бравый капрал закончил с цепью, — повторил ренолец. — Путь свободен. Можно браться за весла и плыть дальше. Сколько еще фраз мне нужно подобрать, чтобы вы наконец очнулись и снова осознали окружающую действительность?

Ги обернулся. Лодка с капралом и его гвардейцами покачивалась около перерезанных цепей. Дознаватель сам взялся за весло и толкнул ногой одного из гребцов. Николетти сел, закутался в теплый плащ и прикрыл глаза с таким видом, словно сделал людям вокруг величайшее одолжение.

«Но ведь сделал, — подумал Ги, — нас бы перестреляли, как уток, если бы не…»

Даже думать об этом «не» было так тяжело, что Солерн предпочел сосредоточиться на гребле. Тем более, что выстрелы таки привлекли внимание других горожан, и на берегах Байи замелькали темные фигуры.

— Живей, — сказал Николетти. — если их соберется столько же, сколько во время представления регента народу, то даже я не смогу вам помочь.