Город спит, просыпается магия

* * *

На самом деле, пустыри я любил. Точнее их очарование уединения и природы, побеждающей город. Но вот бывать на них ночью мне почти и не приходилось – необходимости не было. А уж с гримуаром под мышкой – ненароком почувствуешь себя героем дешёвого ужастика. Но описание ритуала гласило – пространство меж днём и днём, меж землёй и небом, меж двумя деревьями, меж двумя хоромами. Я сначала не поверил, но в тексте реально значились хоромы – надеюсь, ПИКовские новостройки подойдут. Хорошо хоть обойдётся без крови девственниц.

Радовало, что хотя бы к инструментам претензий не было. Рисунок я выводил прямо на земле ножом, нацепив налобный фонарик. Видно было плохо, но я старался, периодически поминая чёрта. Нет, не Энди, а того самого метафорического чёрта, который дёрнул меня помогать полузабытому знакомому, с которым мы и в лучшие годы обменивались всего парой слов.

Сложнее пришлось с текстом призыва. Имя – ещё не всё. Ритуал был старый, а гримуар хоть и перевели со староарамейского, но главные слова остались набором букв. Поэтому я, пытаясь хотя бы чисто логически уловить произношение, бормотал заклинания, закругляя части уже по-русски веским:

– Явись, Эквиа!

Линии, выведенные меж пожухлой травы, налились лунно-белым светом. Стало ещё неуютнее, а тело пробрала дрожь – от ночной прохлады или от страха, уже не имело значения.

– Ответь, Эквиа!

Знаю ли я вопрос? Времени на раздумья не оставалось, а сомнений в том, что я всё делаю правильно, тем более – пространство над кругом призыва наливалось сиянием, в котором проглядывал силуэт.

– Подчинись, Эквиа!

Уверен ли я, что хочу и, главное, могу подчинить трансцендентную сущность, которая старше, умнее и сильнее меня? Впрочем, своего научрука я уже пережил, а страшнее него вряд ли окажется даже она.

Она сидела в позе лотоса прямо передо мной. Похожая на человека и, одновременно, совершенно нечеловеческая. Эффект зловещей долины во всей красе. Я не сразу понял, в чём дело, но потом до меня дошло. Она была совершенно симметрична. Человеческая симметрия никогда не бывает идеальной – родинки, форма ушей, изгибы лица. Возьмите свою фотографию, отогните половину по линии носа и приставьте к зеркалу – эффект будет странным. А здесь, ночью, в лунном сиянии, он был, скорее, жутким.

Она смотрела на меня немигающим взором, совершенно спокойная и недвижимая. И произнесла всего одно слово:

– Быстрее.

– Мне нужно…

Когда я шёл сюда, вопрос был простым, но не имеющим ответа. Энди назвал мне имя, даже навёл на библиотеку, где можно было достать гримуар, но как именно Эквиа воздействует на Кирюху, не знал даже он. Этот ответ мне предстояло получить прямо на месте.

Спрашивать? Она не ответит. Проконсультироваться? Информация в этом мире ценится гораздо дороже действия, а я совершенно не представлял, что она попросит взамен. Потому я вглядывался в её лицо, пытаясь потянуть время. Опытный заклинатель держал бы её тут хоть всю ночь. А есть ли у меня хотя бы десять минут?

Эквиа. Второй раз за день я чувствовал, что ответ вертится на языке. Симметрия. Равенство. Эквиваленция. Функция, почти никогда не реализовывавшаяся в железе, но математике такие ограничения неинтересны – она позволяет всё. Функция, которая возвращает единицу при равенстве двух аргументов. Например, если подать на входы два ноля. Я улыбнулся.

– Мне нужно проклясть одного человека.

Она улыбнулась в ответ, будто читала все мои мысли и сочла их забавными. Но её улыбка напоминала мне улыбку сфинкса.

– Это просто. А взамен ты дашь мне имя того, кто назвал тебе моё.