Капкан для шоколадного зайца

Танина безукоризненная фигура, словно скопированная с обложки кассеты по аэробике, вызвала у теперешней голубевской жены тайную зависть. Катя налегла на гренки с сыром и блинчики с икрой, решив, во что бы то ни стало достигнуть таких же результатов. Но если кому-то для этого требовалось потеть в спортзале и до самозабвения мучиться на тренажерах, то Кате всего-навсего необходимо было прекратить истязать себя никчемными голодовками и кушать, кушать, кушать, как завещал великий обжора Гаргантюа.

— А Танька-то, того, — восторженно присвистнул Анатолий и тут же получил от Ангелины увесистый подзатыльник. — Я хотел сказать — ничего особенного.

— Не лукавь, дорогой, — Ангелина допила свой кофе и попросила у Кати добавки. — Татьяна — шикарная женщина. Мимо такой ни один мужик не пройдет. Но это как раз те качества, которые требуются для нашего общего дела.

— А вы уверены? — подала голос Катя, наконец-то справившись с волнением.

— В чем? — переспросил Илья.

— Просто я подумала, что если бы я была на месте твоей бывшей жены, я бы ни за какие коврижки не стала бы помогать человеку, который когда-то меня, то есть ее… — запуталась Катя, — шантажировал. И если бы мне, то есть ей, представилась возможность свести счеты, я бы, наверное, не устояла. Мне ее ночной звонок показался странным, будто она торопится и играет на опережение. Уж слишком она переживала за нас и наше имущество. А это крайне подозрительно! И откуда, кстати, она узнала номер моего мобильника?

— Ничего странного и подозрительного, — отмахнулся Голубев. — Я подарил тебе свою трубку… — он помолчал, решаясь на признание. — А номер Татьяне был известен. Только… Только она мне так ни разу и не позвонила.

— Ну да, — подхватила Ангелина, сглаживая возникшую неловкость. — Так все и было. Татьяна сразу же сказала, что звонит потому, что узнала от каких-то ваших общих знакомых о неприятностях. А еще она сказала, что хотела бы помочь новой семье Ильи выкарабкаться из проблем.

— Вот я и говорю, подозрительно все это, — талдычила о своем ревнивица Катя. — Не верю я ей! Хоть на куски меня режьте, не верю!

— Поживем — увидим, — резюмировал Анатолий. — Но, если честно, мне Танькин звонок тоже показался подозрительным. А с некоторых пор я не верю в счастливые совпадения.

— Нет! — не соглашался оскорбленный неверием в лучшие чувства бывшей жены Голубев. — Танька не способна на подлость! Это я по молодости и по глупости согрешил против совести, но она… Она простила меня и, не помня зла, ринулась ко мне на помощь. Она… Она… Она святая женщина…

— Что-то я не заметил нимба, когда рассматривал на фотографиях выдающиеся прелести нашей подруги детства, — осадил экзальтированного друга Анатолий.

— Как ты можешь бросаться такими словами?! — распалился Илья. — Я готов поставить на кон свою жизнь!

— А где ты намерен поселить эту мать Терезу? — вкрадчиво осведомилась Катя. — Уж не в нашей ли квартире?

— Я как бывший муж и джентльмен… — завел свою любимую пластинку Голубев.

— Даже не думай об этом! — перебила его Катя. — Только через мой труп!

— Ты ставишь меня в неловкое положение. Мы просим Татьяну о помощи, а сами отказываем ей в крове. Где у тебя совесть?! — увещевал насупившуюся жену Голубев. — И под каким предлогом я должен выставить Татьяну за дверь…

Неизвестно, чем бы закончилась начавшаяся перепалка, но из кармана Ангелининого халата донеслась мелодия полонеза Огинского.

— Кто бы это мог быть? — удивилась Ангелина, вытаскивая трубку. — Виолетта Павловна! Мы же обещали навестить в больнице Платона Платоновича. Надеюсь, что с ним ничего не стряслось.

— Дай я поговорю с ней, а то ты волнуешься, — Анатолий забрал у Ангелины трубку и ответил на звонок Виолетты Павловны: — Да? Да… Очень хорошо. Нет. Я запомню: пятая палата, второе отделение. А вы нас встретите в вестибюле через часик?

— Ну как там Платон Платонович? — переживала Ангелина. — Ему лучше? Да?

— Да, — успокоил ее Анатолий. — Его состояние стабильное, через недельку выпишут. Но…

— Что — но?! — всполошилась Ангелина, полагая, что Анатолий не договаривает самого страшного, и у человека, к которому она прониклась искренней симпатией, серьезное неизлечимое заболевание.

— Какие-то странные у него симптомы, — засомневался Анатолий. — Не похоже на гипертонический криз. Нужно обсудить диагноз с лечащим врачом и сделать повторные анализы, может, клиническая картина прояснится.

— Это вы — врачи — странные, — обрадовалась за сладкую парочку Ангелина. — Болеет пациент — плохо, выздоравливает — тоже плохо. Сколько было случаев, когда ставились ошибочные диагнозы и вместо аппендикса вырезали гланды.

— А вместо обрезания делали кастрацию, — хохотнул Анатолий. — Давай-ка лучше одевайся побыстрее, а то мы и через час в больницу не успеем.

— Бегу, бегу, — Ангелина проглотила остатки кофе и выпорхнула из-за стола, как юркая розовая птичка.

— Спасибо за завтрак, — Анатолий поблагодарил хозяйку. — Век бы столовался в этом доме.

— Катя, — переодевшаяся Ангелина вернулась на кухню с чужим мобильником. — Твоя трубка звонит. Ответь сама.

— Кто там? — Катя взглянула на дисплей; номер не определился. — Наверное, Танька.

Но это оказалась не Танька. Звонил адвокат Виктора Каррераса, которому Илья дал вчера свою визитку со старым номером мобильного телефона, и сообщил сногсшибательное известие: Виктор Каррерас исчез из апартаментов, в которые его вселили!

— Как? — кричал в трубку Илья. — Куда он мог пропасть? Мы же с тобой договорились, что ты с него глаз не спустишь!

— Прос-с-стите-с-с, — присвистывал адвокат. — Я так вс-с-се и делал-с-с. Привез его, спать уложил, сам в коридоре на топчанчике притулился. А наутро баба Зина пришла завтрак готовить. Она меня разбудила, и выяснилось, что в туалете кончилась туалетная бумага. Господин Каррерас еще спал, и я решил добежать до ближайшего универсама, заодно и пивка для поправки здоровья купить. Я всего-то на полчасика отлучился. Вернулся, пошел Виктора будить, а кровать пустая и вещей нет.

— Болван! — ругался Голубев. — Ты его проспал! Он мимо тебя прошмыгнул, а ты спьяну и не заметил.

— Нет! — обиженный адвокат тоже повысил голос. — Он дрых без задних ног, от его храпа хрусталь на люстре дребезжал. Баба Зина — свидетель, когда я в магазин уходил, господин Каррерас продолжал носом рулады выдувать!

— Это он прикидывался спящим, — Катя стойко уверовала в злой гений шоколадного зайца. — А сам ловил момент, чтобы обтяпать свое черное дело!

— Зачем Виктору скрываться от адвоката, — недоумевала Ангелина. — Он его нанял, он заинтересован в быстрейшем разрешении дела. Это мы тянули волынку, разрабатывая хитроумные стратегические планы совместного наступления по всем фронтам.

— Виктор раскусил, что я перекупил адвоката, — догадался Голубев.

— Интересно, когда, во сне что ли? — усомнился Анатолий. — Ему его Вуду-шмуду явился и предупредил, что бежать нужно подальше, а то баба Зина обдерет с зайчика шкуру и жаркое приготовит.

— У тебя есть другие версии? Тогда поделись с нами, неразумными, будь другом, — съязвил Голубев.

— Илюха, не злись, — Анатолий похлопал Илью по плечу. — Просто мне показалось поведение Виктора нелогичным. Давай так сделаем: сперва мы с Ангелиной проведаем Платона Платоновича и Виолетту Павловну, а на обратном пути заскочим к бабе Зине, осмотрим апартаменты. Обычно люди бесследно не исчезают. Всегда остаются какие-нибудь улики. А они, быть может, выведут нас на след Каррераса.

— Прости, Толян, — извинился Голубев. — Нервы совсем сдают, будто и не отдыхал две недели в райских тропиках. Ты прав. Но мне-то чем заняться? Давай уж, возглавляй, раз взялся.

— У тебя, Илюха, будет самая главная должность. Ну, разумеется, после меня. Ты у нас будешь главным связным. Раз ты всех дезориентировал с номерами своего мобильника, сиди на связи. Может, Танька позвонит, может, Каррерас объявится, а может, еще какие новости на твою счастливую голову свалятся, — руководил Анатолий.

— А мне что делать? — обиженно пискнула забытая и разжалованная разведчица Катя.

— А ты, Катюша, будешь самой главной, разумеется, после меня, — передразнила Анатолия Ангелина. — Следи за Голубевым и, если он надумает еще чего отчебучить, звони мне, звони Анатолию, мы сразу же прилетим и стреножим нашего попрыгунчика.

— Пока, ребята, — засмеялся Анатолий, выпроваживая Ангелину в прихожую. — Надеюсь, что вы с пользой для себя употребите свободное время.

— Хоть посплю по-человечески, а то после дивана позвоночник занемел, и шея со скрипом гнется, — пожаловался Илья.

— А я пирожков с капустой напеку, — улыбнулась Катя. — Все-таки гостей ждем… У меня нервы успокаиваются, когда я стряпней занимаюсь.

— Ну-ну, — констатировал Анатолий. — Я рад, что мы с полуслова понимаем друг друга.

— Как ты думаешь, дорогой, — уже в машине задала вопрос Ангелина, — зачем Каррерасу ресторан Голубева? Он же не нищий, у его семьи и так несколько ресторанов на Бали… К чему вся эта свистопляска? Неужели он такой алчный?

— Когда-то, — Анатолий сам сел за руль и завел машину, — мой профессор рассказал, что самая большая скряга Генриетта Хоуленд Грин хранила на своем банковском счету 31,4 миллиона долларов, но сама всю жизнь питалась холодной овсянкой, экономя на разогреве пищи. В 1996 году ее имущество оценивалось в 816 миллионов долларов, а ее сыну вынуждены были ампутировать ногу, из-за того, что его мать слишком поздно поместила его в бесплатную больницу.

— К чему ты это мне говоришь? — Ангелина пыталась проникнуть в глубину его мысли. — Ты считаешь, что Виктор Каррерас тоже скряга, и им движет безудержная алчность?

— Вовсе не обязательно, — философствовал Анатолий. — В этой, казалось бы, примитивной истории каждый волен выискивать свою мораль. Ты посчитала, что это был рассказ о человеческой алчности. Я посчитал, что это демонстрация человеческой глупости. А наш гастроэнтеролог доказывал, что старушка вела правильный образ жизни, питаясь замоченной в холодной воде овсянкой. Теперь даже есть такие модные диеты, основанные на сыроедении.

— Но ее сын потерял ногу, — напомнила Ангелина роковые последствия алчности, глупости и модной диетологии.

— Минус тебе, как бывшему психологу, — указал ей Анатолий, отъезжая от дома Голубева. — Ты поддалась, охватившему тебя праведному гневу и забыла, что жертвами становятся те, кто позволяют собой манипулировать.

— Теоретически ты прав, — неожиданно легко согласилась с ним Ангелина, лукаво прищурив глаза. — Но практически ты — сам жертва манипуляций своего друга-экстремала.

— Ловкий ход, — похвалил ее Анатолий. — Счет сравнялся: один — один. Но Илюхе я помогаю не из-за того, что поддался на его манипуляции или пожалел бывшего друга детства. Мне самому крайне интересно, чем же закончится его борьба с претендентом на чужое добро. Понимаешь ли, я — человек иного склада. Хирургу дозволяется идти на риск только в самом крайнем случае. Вот я и выделяю адреналин за счет Илюхиных приключений. Так что неизвестно, кто кем манипулирует.