Побег

— Бегите! — закричал во весь голос Пьер. — Гепард!

Кошка прыгнула на голову Бохлейна. «Это конец», — пронеслось у ошарашенного Пьера.

Не прошло и десяти секунд, и Пьер стоял с вылупленными от потрясения глазами. Возле его ног поваленный Бохлейн и гепард обнимались как лучшие друзья. Кошка лизала лицо старика, а старейшина прижал к себе её морду и ласково причитал:

— Здравствуй, Риго, друг мой прекрасный! Как же давно я тебя не видел, где ж ты пропадал около месяца?

Гепард громко промурлыкал, ответил на вопрос старика, и Бохлейн его понял.

— Ты прав, личная жизнь первом месте!

Удивление Пьера продолжало расти. Вот уже и его друг Экене трепал по пятнистой спине гепарда.

— Подойди поближе, — прокричал он. — Не бойся Риго. Он наш друг. Бохлейн его подобрал ещё детёнышем, когда Риго остался сиротой, так что он любит людей.

— Я нашёл его маленьким, испуганным котёнком, — вздохнул Бохлейн. — Эти кошки не живут в наших краях. Их родина далеко от Тинуваку. Белые люди везли пару гепардов через наши земли для подарка своим жёнам и детям. Но гепарды вырвались и убежали. Отца Риго застрелили на месте. А мать… Мать я нашёл спустя день умершей. Возле неё лежал новорождённый котёнок, к которому уже подбирались падальщики. Я забрал малыша к себе и помог ему выжить.

Риго проявил инициативу и подошёл к Пьеру, внимательно обнюхал его и потёрся о тело.

— Риго тебя признал, — довольно сказал Бохлейн. — У тебя чистая душа. Риго умеет отличать хорошего человека от плохого..

— По-вашему Ненмарди плохой человек? — воскликнул Экене. — Риго же никогда не подходит к нему.

Бохлейн положил руку на плечо к Экене и твёрдо произнёс:

— Я не говорил, что Ненмарди плохой. Что ж вы все любите мои слова коверкать. Ненмарди обладает жестокостью, высокомерностью, но это не значит, что он плохой. У него есть выбор на какую сторону встать. Пока есть выбор, — добавил старейшина.

Бохлейн улыбнулся, поглядев с добром на Пьера, и уселся на землю. Риго лёг к другу и положил большую тяжёлую голову на колени к старику.

— Уэйт, — заговорил старейшина. — Ты хотел услышать про Вернанта. Хорошо, я расскажу про него. Про моего самого лучшего на свете друга, прекраснейшего и чудеснейшего человека на свете! Кстати сказать, именно я встретил его самим первым, когда он приплыл к нам.

Филиппу было всего двадцать пять лет, но он уже стал капитаном корабля. У него была мечта — наладить отношения между нами и европейцами. Раньше к нам высаживались белые люди, но все до одного хотели силой подавить нас, если не поработить. Филипп был первым человеком, который пришёл к нам с миром. Он знал не больше тридцати слов из нашего языка. Филиппу решил пожить у нас, узнать наши традиции, язык. С первых дней мы почувствовали друг к другу глубокую привязанность.

Когда Филипп заслужил уважение и доверие среди нас, то он смог наладить торговлю. Громадными усилиями он добился от Франции и других государств нам права владеть своими землями. Нет ни одного человека, который бы не знал имени Вернанта. Даже гаапи до сих пор уважают и почитают его.

Филипп хотел торговать с наших землей золотом, рудом и другими дарами природы, но другие люди, в том числе и друзья Филиппа, желали заняться добычей слоновой кости, ценных шкур животных. Филипп был против такой торговли, даже жизнь ползущей или лохматой твари он ценил. Но ничего с этим Филипп так поделать и не смог. Когда дело касается денег, то люди готовы сломить все границы, совершить невозможное. Я прожил 79 лет, но так и не понял, почему эти цветные бумажки и яркие монетки для некоторый могут быть дороже брата, сына, матери и отца? Какое магическое влияние они оказывают на вас? Может, кто-то и купил на них лживую любовь, поддельную дружбу, но бессмертие так и не приобрёл.

Бохлейн замолчал.

— На чём я остановился? — призадумался он. — Ах, да, вспомнил! Филипп женился поздно, у меня уже первая внучка родилась. Он очень хотел, чтобы на его свадьбе был я и другие друзья тинуваку. Но ясное дело, мы не могли все приплыть к нему в Париж, поэтому Филипп сыграл свою свадьбу два раза — в начале у себя во Франции, а потом у нас в Тинуваку. В тот день, мне казалось, будто женюсь я, так я радовался сильно за друга. Как жаль, что мы познакомились уже взрослыми мужчинами, Филипп на моей свадьбе не побывал.

— А ты был когда-нибудь во Франции? — спросил с любопытством Экене.

— Всего лишь один раз, — ответил старик. — Но его мне хватило, чтобы понять их менталитет. Я знал, что увижу людей нищих и богачей, но не думал, что увижу бедных богатых.

— Кого? — переспросили Пьер и Экене.

— Тех, кто добился всего: славы до небес, несказанных богатств, крепкой любви, создали семью, но считают, что это им мало. Им тесно живётся в двухэтажном доме — нужен трёхэтажный! Деньги, на которые можно купить город, кажутся такими жалкими, нужно владеть страной! Приобретение украшений, одежды, которые наденут раз в жизни, прославление своего имени среди людей, которые никогда и не увидят — их мечта. Они возвышают и боготворят искусство, создают академию, где учат молодые умы замечать малейшие черты в рисунке на вазе, но пение чудных птиц под окном никто не слышит. Я так и хотел подать им всем милостыню. Однажды, я не выдержал и дал одному мужчине несколько купюр, так он забрал их. Даже гордости у него не было.

Мы не нуждаемся в красивых, но бесполезных побрякушках. Нам важно мнению наших близких, людей, которые что-то значат для нас. Какое мне дело, что думает обо мне, человек, которого я впервые в жизни увидел и никогда с ним не встречусь? Мы не живёт в мире миражей, которые же сами и выдумали, а стремимся познать мир, какой он есть. Мы посвящаем свою жизнь близких и любимым, а не кричим с высокого стула о добре, дружбе и любви, а дома заставляем плакать родных детей и родителей.

Пьер глубоко вздохнул:

— Я с тобой согласен, Бохлейн. Я не могу больше там жить. Я хочу быть другим человеком.

Старейшина посмотрел на него, грустно улыбнулся и потрепал его по голове.

— Если бы не Филипп, то я бы с вами не стоял, — взглянул он в голубое небо. — Вернант спас мне жизнь.

Бохлейн замолчал, с тоской вспоминая прошлое. Он заговорил спустя несколько минут.

— Это случилось ещё до свадьбы Филиппа. У меня потерялась корова, и мы отправились её искать. Мы, наивные дураки, как дети думали, что ружья или стрелы нам не пригодятся, и корову мою мы скоро найдём. Но нигде её не было. Я не мог поверить и смириться, что мою любимицу, кормилицу моей семьи, съели хищники. Я не мог без неё вернуться домой.

Мы с Филиппом, взрослые рассудительные мужчины, отправились вглубь леса без всякого оружия. Несколько дней мы её искали. Но я не сдавался, хотя её следы давно оборвались. Филипп уже сдался и уговаривал меня вернуться домой. Но я, дурак, не терял надежды. Вдруг я услышал в кустах какой-то шум.

«Это она!» — пролетела у меня мысль. Ведь ни о ком другом я тогда думать попросту не мог. Я побежал к кустам, чтобы освободить мою корову, я вздумал, что она запуталась в колючих травах.

Но в кустах сидела не моя любимица. Там оказался леопард. Он не церемонился и вцепился мне в шею.

— Какой ужас! — закричал Экене.

— Да, — согласился Бохлейн. — Тогда мне в глаза смотрела сама смерть. Я видел как-то я одной книжке изображение духа под именем Люцифер. Взгляд этого духа ничем не отличался от взора леопарда, пропитанного кровью и жаждой убивать. Я отчаянно боролся с ним, тогда ведь я был очень сильным мужчиной, не то, что сейчас — дряхлая развалина, — засмеялся Бохлейн. — Но его силы в несколько раз превосходили мои. Леопард откусил мне два пальца на правом руке, — Бохлейн протянул руку и показал её мальчикам. — Он распорол мне живот, спину. Я быстро слабел, я чувствовал, как сознание медленно покидает меня. Как вчера помню, довольный оскал зверя, который решил докончить меня, и готов вот-вот был сомкнуть свои зубы на моей шеи.

Внезапно он жалостливо завизжал. Мой лучший друг, Филипп Вернант, схватил с земли какую-ту палку и принялся колотить зверя что есть силы.

«Оставь моего друга!» — кричал яростно он.

Филипп не думал, что зверь может наброситься и на него. Моя жизнь была для Филиппа важнее.

Я не знаю, что тогда случилось. Всю жизнь я наблюдал за повадками диких животных и знаю закон: хищник, отведавший вкус крови, не успокоится, пока не разорвёт на куски жертву или того, кто попытается отобрать у него умирающую добычу. Но этот леопард отступил назад. Он почувствовал бесстрашие Филиппа, которое оказалось сильнее инстинкта убивать. Никогда я больше не видел, чтобы хищник на достигнутой победе оставлял умирающую жертву. Если бы мне кто про такое сказал, я бы никогда не поверил.

— Как же ты выжил с такими ранами и наверняка большой потерей крови? — спросил Пьер.

— Опять же благодаря Филиппу! — воскликнул Бохлейн. — Друг обработал и перевязал мои раны. Несколько дней он нёс меня на руках. То и дело я терял сознание, но Филипп возвращал меня без конца к жизни. Весь путь, который занял у нас пять дней, он отдавал мне всю еду и спал по три-четыре часа. Когда же он принёс меня в племя, но даже не присев отдохнуть, он вскочил на лошадь и помчался в город за врачом.

Из груди Бохлейн вырвался слабый стон. Руки старика задрожали.

— Я бы умер, — вздрагивающим голосом сказал он, —, но Филипп спас меня. Я обязан ему своей жизнью, жизнью соплеменников. Но я так и не отблагодарил его, разве что младшего сына назвал в честь друга. Благодаря Филиппу окончилась трёхлетняя война между нами и Гаапи. Не одна его поездка не обходилась зря. Последний раз, когда он приезжал к нам, двенадцать лет назад, Вернант помог заключить мир между нашими племенами. Я так и не отблагодарил его, не вернул долг.

Мальчикам стало жалко старика. Бохлейн обнял гепарда Риго и тихо стал поглаживать у него за ухом, грустно приговаривая:

— Филипп, я так и не отблагодарил тебя. Ты столько сделал для меня, а я…

Мальчики не знали, как утешить старейшину.

— А ты был когда-нибудь у гаапи после войны? — вдруг перевёл Экене тему, стараясь отвести Бохлейна от неприятных для него мысли.

Его ожидания не оказались ложными. Старик подскочил на месте.

— Нет! — воскликнул он. — Надо быть безумцем или великим смельчаком, чтобы пойти к гаапи! По каждым кустом, за каждым деревом тебя ожидает опасность! Риск не вернуться оттуда велик, громаден! Я был много раз у гаапи до войны, но после перемирия проход туда закрыт. Только великий человек сможет оказаться на их земли и остаться в живых.

Вдруг Бохлейн хлопнул себя по рту.

— Экене, не смей! — закричал он.

Экене не слушал старика. Его глаза загорелись, голова закружилась. «Смельчак! Опасность! Риск! Великий человек!» — мелодично звучали слова старейшины.

— Экене! — схватил Бохлейн его за плечи. — Дай мне слово, что ты ни ногой не вступишь на землю гаапи! Они убьют тебя!

— Да, да, да, — отмахнулся от зануды-старейшины Экене. — Никуда я не пойду. За кого ты меня принимаешь?