Дама Тулуза

* * *

Вот кусачие веревки обвивают верхние колья палисада, и лестницы с треском падают на валы, выступая верхними концами выше заграждения. По всему периметру, от старицы Гаронны до собора Сен-Этьен, поднимаются и лезут по веревкам, лестницам, в бреши разъяренные франки. Многих еще гложет досада на Симона и спешат они сорвать зло на Тулузе.

Перебив всех, кто сторожил Саленские ворота, раскрыли путь конникам, и Симон во главе отряда ворвался на улицы, огласив их стуком копыт и ревом роговых труб. И гремело, отлетая от испуганных стен:

– Монфор! Монфор!

Но повсюду встречали франков арбалетчики и со всех сторон летели короткие тяжелые стрелы, пробивающие с такого близкого расстояния добрую кольчугу.

Рожьер де Коминж наказал не принимать с франками ближнего боя – издалека их убивать. Особенно же надлежало беречься Симона и его брата.

Из окон и с крыш на нападающих то и дело выворачивали корзину камней, благо этого добра в Тулузе заготовили много.

И, как и в прошлый раз, стали отходить франки, а бесславная смерть наступала им на пятки, обжигала затылок.

И видел сын Симона, меньшой Гюи, как родич его, Рожьер, закладывает стрелу и поднимает арбалет. Едва успел метнуться к стене, до последнего мига не верил. А зря не верил! Не пугать – убивать его взялся Рожьер.

Скривил губы брат Петрониллы и послал мужу сестры проклятие. И безмолвно поклялся сам себе молодой граф де Коминж: настанет день, когда этот Гюи будет лежать мертвым у его ног, и тогда смоется обида, нанесенная глупой Петронилле.

Под градом камней и стрел выбирался Симон из Тулузы. В сумятице сразу потерял из виду и брата, и обоих сыновей. Бился молча. И те, кто узнавал графа Симона, избегали его.

Меч у Симона длиннее и тоньше, чем большинству привычно. В ширину не более трех женских пальцев; острие имеет заточенное. Такой меч требует особого искусства им владеть, а при надлежащем умении пробивает кольчугу, разит наверняка и насмерть. И потому мало находилось охотников схватиться с Симоном.

И повсюду были в Тулузе засады и ловушки.

Большой камень ударил Симона в грудь, так что там, внутри, что-то звучно хрустнуло, пресекая дыхание. Симон потерял воздух, а второй камень оглушил его по голове. Пал Симон на шею лошади, и вынесла его лошадь из кричащего, разящего, стреляющего города – чудом не погубил себя Монфор.

А когда Симон открыл глаза, то увидел тусклое, вечереющее тулузское небо. Поблизости мирно переругивались на наречии Иль-де-Франса. Повернув голову и морщась от боли, Симон разглядел шевелящийся под ветерком бок шатра. Потом шатер натянули потуже, и он замер.

– Брат, – позвал Симона знакомый голос.

Симон осторожно перекатил голову в другую сторону. Зажмурился от боли. Немо шевельнул губами – голоса, оказывается, не было.

Гюи наклонился к старшему брату, подставил ухо его бессильным губам.

Симон прошептал:

– Где Амори?

– Цел, – ответил Гюи.

Разом расслабив лицо, Симон мгновенно заснул.