Отрочество

Глава 3. Новаторы (сентябрь 1961 – ноябрь 1962 гг.)

А лето неумолимо шло к своему завершению. Приближалось первое сентября 1961 года. Платона ждал уже шестой класс, а Настю – пятый, но, после учительницы начальных классов Зои Владимировны Беляевой, теперь с новыми учителями, а всю страну – новые свершения.

И это вскоре подтвердилось принятием 10 сентября в эксплуатацию Волжской ГЭС. Страна вступала в новый этап своего развития.

Но иногда неожиданные внутренние события в стране и в среде знакомых Кочетов, остужали их пыл, внося неожиданное смятение.

Вскоре они узнали, что ещё 6 сентября этого года отец Моховиковых Евгений Николаевич неожиданно погиб от тяжёлой травмы головы.

По официальной версии на него напали грабители и проломили ему череп. Однако тот всё же добрался до своей квартиры и умер у её двери.

По семейной версии это каким-то образом было связано с предстоящим получением жилья.

А по версии сослуживцев – его, опять пьяного, возможно сковородкой ударила дородная жена, с горяча не рассчитавшая свою силу.

В общем, дело милиция замяла, а общественность, пошептавшись и посовещавшись со старшими товарищами, отстала от семьи, а, главное, от детей, ступивших в возраст отрочества.

Теперь и Кочеты вступили в возраст осознанного познания окружающей их действительности, когда полученные ими ранее знания, теперь требуют новых, уточняющих и расширяющих их кругозор. Эти знания и умения толкали их на освоение нового, ранее казавшегося трудным, незнакомым, а то и страшным. А подходили они к этому новому – на основании своих накопленных знаний и своего, пусть пока не большого, но личного опыта – несколько критически, но творчески и новаторски. И этим они очень походили на своих родителей, с их преподавательской и методической, без менторских поучений, жилкой.

Но случались с ними и забавные казусы. С осени 1961 года и Насте тоже посчастливилось начать изучать французский язык в школе.

– «Платон, а как, кстати, по-французски будет корова?» – как-то спросила она брата во время рассказа бабушки о деревенских новостях.

Платон немного подумал и ответил с хорошим французским прононсом:

– «Бурронка!».

Теперь дети Кочеты стали чаще периодически что-то придумывать и даже изобретать. Особенно этим отличался Платон. Но отец как-то раз скорректировал усилия сына.

– «Платон! Не надо изобретать велосипед там, где он давно придуман! Надо пользоваться накопленным человеческим опытом, изучать его, больше читать и познавать! А изобретать там, где это ещё необходимо и возможно!» – увещевал его отец.

И Платон внял ему, отринув от себя множество областей человеческой деятельности, оставив себе только то, что сейчас ему нравилось, было необходимо ему и интересовало его. Но это коснулось и его учёбы. Ко многим предметам он стал относиться чисто формально, бездумно выполняя лишь то, что было задано преподавателем.

А увлёкся он чтением интересных ему и познавательных книг. Теперь на него произвела впечатление дилогия Ю. М. Королькова «Тайны войны» и «Так было».

И вскоре, под впечатлением от этих книг и многого другого Платон из обрезка толстой доски вырезал и выдолбил себе деревянный пистолет. На нём он, кроме необходимого, впереди на скобе выжег инициалы придуманного им персонажа Джона Фостера Дэйвиса «ДФД», про придуманные похождения которого стал рассказывать сестре и бабушке на ночь. Рассказчик даже не задумался о том, что инициалы иностранного шпиона он выжег на русском языке.

Отвлекался Платон и на конструирование. Совершенно случайно он из помятого листа бумаги сложил бумажный самолётик, но из-за лени крылья сделал не запирающиеся замочком, а сложил их от самого угла листа. Самолётик получился пикообразный и далеко и быстро летел по прямой, никуда не сворачивая. Тут же новатора осенило сделать самолётик из хорошего листа бумаги и аккуратнее. А когда пустил его, пришёл в восторг.

– Так я теперь смогу этим моим самолётом новой конструкции, как ракетой, по прямой сбивать другие случайно маневрирующие самолётики!? Во, здорово! – про себя радовался конструктор.

И, как новоиспечённый авиаконструктор, он решил присвоить своему изобретению шифр своей фамилии:

– Ну, номер, понятно, будет два, так как первый был из мятой бумаги! А вот сокращение? По типу илов, тушек, яков, мигов – может ПК-2, или К-2, или Ко-2, а? – остановился он в раздумьях на последнем варианте.

И Платон стал проводить дома воздушные бои. Заранее сделав оба типа самолётиков, он сначала пускал обычный, а потом пытался сбить его своим детищем Ко-2. И иногда это ему удавалось, вызывая восторг.

– «Насть! Давай поиграем в сбивание У-два Пауэрса!» – предложил он заинтересовавшейся сестре.

И он принялись играть, после неудачного сбивания меняясь ролями. Платон вообще увлекался разными играми, большей частью придумываемыми им самим. И это часто мешало урокам, так как время на них оставалось мало.

Но это не ускользнуло от внимания отца, который иногда отчитывал сына за формальное отношение к учёбе, в частности, к приготовлению домашних задний.

– «Сын! Ты стал относиться к учёбе очень формально. Домашнее задание выполняешь только то, что тебе задано, как говорится, от сих, до сих, и не больше!? И не желаешь даже посмотреть шире и глубже!

Неужто тебе не интересно?!» – как-то раз спросил он Платона.

– «Ну, почему же?! Иногда бывает интересно! А что дальше? А потом ещё дальше! Так можно весь предмет сразу изучить! А их сколько?! А ведь у меня ещё есть и свои личные планы и интересы! Когда мне ими тогда заниматься?!» – неожиданно для отца ответил сын.

Но главным, конечно, для любого подростка была школьная учёба.

С осени состав класса Платона стабилизировался. Если в его пятый класс в прошлом году пришли новые ученики, а кое-кто и отстал, оставшись на второй год, то состав их шестого класса изменился мало. Отстал по болезни только один Толя Калинин.

Однако, Платон стал свидетелем потерь не только в малом, но и в большом, в международном масштабе.

Своего товарища потерял не только их класс, но и ООН, когда 18 сентября в авиационной катастрофе вблизи африканского города Ндола в Родезии погиб генеральный секретарь ООН – швед Даг Хаммаршельд.

Кочеты были уверены, что эта катастрофа не была неслучайной. Они считали, что это были проделки поддержанного США Моиза Чомбе, пытавшегося отделить от Конго её южную, богатую полезными ископаемыми, провинцию Катанга, с чем, как раз, и боролся сначала Патрис Лумумба, а потом вынуждены были ООН и её генсек Даг Хаммаршельд.

– «ООН не вынесло уроков с убийством Лумумбы! Они потворствуют Чомбе! И вот вам результат – сами же и поплатились!» – больше всех злорадствовал старший Кочет.

– «Сын! Помни, что истинные друзья познаются только в беде!» – напутствовал Пётр Петрович Платона.

А тот сразу подумал о своём школьном товарище Саше Сталеве, в четвёртом классе предотвратившим разборку и групповое нападение на него Васи Симаева со своей компанией.

Правда, он прекрасно понимал, что Сталеву это удалось не из-за какого-то его личного мужества, хитрости или физической силы, а во многом из-за того, что Симаев был его другом детства, а Саша очень хотел дружить с Платоном, на что его всегда наставляли мудрые родители.

Да и сам он давно понял, что Платона не только гарантия его физической защиты в классе и даже в школе, хотя он и сам был не хил, но и что он сможет набраться у него знаний и культуры, а может и умений.

Поэтому Платон Кочет и Саша Сталев по-прежнему сидели вместе за пятой партой центрального ряда.

А за первой партой их ряда, вместе с хлюпким маленьким очкариком, с торчащими наружу гнилыми зубами, потому напоминающим японца, и всегда заискивающе улыбающимся Сашей Новиковым, посадили новую девочку-отличницу – маленькую, но упитанную и во всём всегда аккуратную и чистенькую, ярко-рыжеватую кареглазую шатенку Олю Павлову.

За второй партой сидел сын начальника милиции Реутова – высокий и худощавый вратарь футбольной команды класса – брюнет Саша Безуглов.

А рядом с ним – всегда вертевшийся около девчонок, не игравший с мальчишками, и бывший чуть ниже его ростом, Вова Пищиков. В классе он появился год назад, сразу поняв, с кем следует подружиться, пригласив Платона к себе в гости. Но Кочет, после гостей, понял хитрость новичка и теперь держал того на расстоянии, но в то же время и не давая его в обиду.

За третьей партой худенькая и невзрачная, сероглазая и русая Люся Привезенцева сидела с высокой, стройной и красивой, кареглазой брюнеткой Таней Онегиной, сразу, ещё в четвёртом классе, положившей глаз на Платона.

И это казалось взаимным. Ибо она чем-то напоминала ему его московскую подружку-одноклассницу Олю Суздалеву, но только была явно крупнее, женственней и чуть жеманнее.

За ними, за четвёртой партой сидели старательная сероглазая шатенка Лена Каширина и по всем параметрам среднестатистическая и во всём безупречная русая и голубоглазая Валя Поскакухина.

А за самым крупным в классе – курчавым голубоглазым брюнетом Кочетом и веснушчатым, рыжеватым, светло-кареглазым блондином Сталевым одиноко сидел второгодник, породистый красавец и модник, сероглазый шатен Валера Глухов.

Ряд же у окна имел на одну, стоявшую на одной линии со столом учителя, парту больше. На его первой парте вместе с застенчивым и широконосым, сероглазым шатеном Серёжей Шихаровым теперь, вместо Толи Калинина, сидела невзрачная и белобрысая, весьма упитанная и блекло-голубоглазая Таня Воробьёва, иногда непроизвольно пукавшая на уроках и от этого густо красневшая.

За второй партой сидел худощавый и симпатичный голубоглазый брюнет Витя Мельников, всегда стремившийся стать интеллектуальным лидером в их классе, потому побаивающийся и уважающий Платона. А рядом с ним – всегда молчаливый и скромный, упитанный Вова Куранчёв. Его лёгкая и чуть ироничная улыбка серых, всегда чуть вытаращенных глаз за толстыми стёклами очков, напоминала в его облике большую и умную рыбу, действовавшую по принципу: молчание – золото. И это очень диссонировало с очень говорливым и красноречивым Витей, который в этой паре, безусловно, играл роль лидера. Хотя это была не пара, а троица. А третьим, то есть всегда последним, был Саша Новиков, сидевший от них точно через ряд и которому иногда от друзей доставалось книжкой по голове. Из-за такого отношения к своему же товарищу, Платону стало жалко самого маленького и беззащитного в классе, и он как-то раз предложил тому наедине:

– «Саш! Мне очень не нравится, что тебя твои друзья обижают! Если ты хочешь, я буду тебя от них защищать!» – предложил он тому своё покровительство.

– «Да нет, спасибо! – смущённо заулыбался тот – Они не со зла – по-дружески!».

За третьей партой этого ряда сидели худая, но стройная, с тонкими чертами бледного лица, почти неулыбающаяся сероглазая шатенка Рита Герасимова, напоминавшая спящую красавицу, и крупная, веснушчатая, всегда с открытым и улыбающимся лицом, весьма общительная сероглазая Тоня Любакова с чуть вьющимися русыми волосами. Со стороны было непонятно, что связывало вместе таких разных девочек.