"Антология исторического романга-6. Компиляция. Книги 1-12

ГЛАВА XVII

В то время как Бембо с тяжелым сердцем направлялся к Реджинальду Лебофору, Цезарь провожал двух закутанных друзей по черной лестнице во дворце Колонна, где он жил. Заперев все двери и спрятав ключ в карман мундира, Цезарь услышал звонок, извещавший о приходе третьего гостя. Это был дон Мигуэль. Его лицо было мрачно, сердито.

– Ну, что говорит моя красавица? – спросил Цезарь. – У тебя такое кислое лицо, которое совершенно не подобает для любовных переговоров. Я знаю, она наверно желает, чтобы я посетил ее, – засмеялся Цезарь. – Но это совершенно невозможно. Я делаю ей большое одолжение, не соглашаясь на ее просьбу. Она зашла слишком далеко, желая узнать, настолько ли я люблю ее, чтобы ревновать. Как видишь, я настолько ревнив, что даже не желаю видеть ее.

– Может быть, синьор, было бы лучше для вас, если бы вы вернулись к ней, так как ваша любовь – великое зло для всех наших планов! – решительно ответил Мигуэлото.

– Не знаю, можно ли назвать злом полный успех, – весело возразил Цезарь. – Однако, хотя ты сегодня более дерзок, чем обыкновенно, я не сержусь на тебя и даю тебе новое поручение. Она сегодня же должна уехать из Рима. Я приготовил ей прекрасных лошадей и соответствующий экипаж. Все это пойдет в подарок султану вместе с Фиаммой, как тебе известно.

– Это вы делаете для того, чтобы вызвать гнев Колонны? – с удивлением спросил Мигуэлото.

– Да, это вызовет их гнев и, кроме того, Фиамма почувствует себя настолько оскорбленной, что пожелает мстить мне, а это тоже входит в мои планы. Ну однако, довольно об этом! Скажи, ты не был удивлен, увидев такое избранное общество в замке Святого Ангела?

– Все главари черной банды! Мне непонятно, какая магическая сила помогла вам склонить их на свою сторону?

– Я обладаю такой силой. Она действует на многих, между прочим, и на тебя. В чем тут секрет, я расскажу тебе когда-нибудь в другой раз. Во всяком случае результаты уже имеются налицо. Оливеротто возбудил видимое неудовольствие. Вителлоццо ничего так не желает, как покинуть поскорее Рим, и с трудом ждет, пока окончится сегодняшняя суета. Меня только удивляет, что Савватий не подает признаков жизни.

– Это – несомненно обманщик. Он, вероятно, боится, что вы накажете его за донну Фиамму, – неуверенно ответил Мигуэлото.

– Между тем, мне очень хотелось бы видеть его. Я готов отдать тысячу золотых тому, кто найдет его.

– Можно попытаться, синьор, поискать его!

– Люди думают, что мое солнце уже заходит, а между тем, оно только что показалось на горизонте! – задумчиво проговорил Цезарь. – Я только не понимаю, почему ты сомневаешься в успехе? Ты, очевидно, считаешь, что для нас все потеряно с того момента, когда на сцене появилась Мириам? Успокойся, еще никогда у нас не было лучшего положения.

– Несмотря на то, что французы, испанцы, феррарцы, Орсини, Колонна, папа и донна Лукреция поворачиваются к нам спиной? – возразил Мигуэлото, пожимая плечами.

– Все это очень хорошо. Уверяю тебя, что они – марионетки в моих руках. Стоит мне потянуть ниточку – и они пойдут в ту сторону, в какую я захочу. Испанцы и французы под моим влиянием открыто восстали, я посоветую папе разделить между ними Неаполь. Это вызовет кровавые распри, что тоже входит в мои планы. Это я заставил неаполитанцев прислать сюда Колонну. Орсини совершенно одурачены мной. Сегодняшним требованием они навсегда потеряют связь с папой и, конечно, браку Паоло с моей сестрицей не бывать никогда. Что касается Лукреции, то она так возбуждена дерзким пренебрежением иоаннита, что во что бы то ни стало хочет влюбить его в себя.

– Следовательно, ему нужно умереть, синьор?

– Конечно!.. Не может же он жить вечно! Но нужно подождать, пока Лукреция настолько влюбится в него, что откажется как от брака с принцем Феррарским, так и от всякого другого. Вследствие этого я и поддерживаю ее фантазию, все время строго следя за тем, чтобы из-за этого каприза не произошло ничего бурного, чтобы он не зашел слишком далеко. В мое отсутствие за ней будет присматривать Фаустина. При малейшем намеке на опасность нужно будет тотчас же сообщить папе об истинных намерениях дикого ломбардца. Тогда его немедленно вышлют из Рима или другим образом совершенно обезопасят его. Я имею в виду и еще кое-что. Нотта и Морта рассказывали мне, что Лукреция, напоив феррарца снотворным, хотела помешать ему принять участие в турнире. Очень хорошо, что она решила прибегнуть к таким средствам. Постоянно раздражая ее самолюбие рассказами о пренебрежительном отношении к ней иоаннита, можно довести ее до того, что она сама отравит своего рыцаря. Ну, значит, все отлично. Нам нужно удалить только еще одно препятствие с нашего пути, а именно, духовника Лукреции. Как я слышал от Фаустины, этот монах настаивает, чтобы моя сестра в виде покаяния сама призналась папе в своей любви к феррарцу. Лукреция пока упорно отказывается от этого, но, я знаю, она не устоит перед продолжительным гневом монаха. Следовательно, нам нужно или отделаться от него, или посвятить его в свои планы. Я предпочитаю первое. Да, мне кажется, и для него будет безопаснее уехать из Рима, ведь Орсини страшно возмущены проповедью Бруно и будут сегодня жаловаться на него папе. Скажи пожалуйста, как ты думаешь: не любит ли отец Биккоццо поболтать о своем господине?

– Вы знаете, синьор, что мы неоднократно получали от него очень ценные сведения.

– В таком случае, нужно пригласить его в замок Святого Ангела и постараться, чтобы он в присутствии скрытых свидетелей рассказал, что говорит доминиканец о браке Орсини с Лукрецией. Однако, пора окончить этот разговор. У тебя есть свое дело, а у меня тоже дел немало.

Отпустив своего наперсника, Цезарь отправился к папе. Он умышленно явился в тот момент, когда весь двор уже был в сборе. Александра окружали высшие должностные лица. У огромных позолоченных дверей стояла Лукреция со своими дамами и несколькими благородными рыцарями, среди которых находился Реджинальд Лебофор. Зоркий взгляд Цезаря быстро нашел Альфонсо, затерявшегося среди толпы. Иоаннит сменил свое обычное черное одеяние на ярко-красное. К своему величайшему удовольствию, Цезарь заметил, с какой ненавистью Альфонсо посмотрел на группу, стоявшую у позолоченных дверей.

Посредине комнаты заняли место Орсини со своими приверженцами. Прихода Цезаря, очевидно, ждали, и все переглянулись, увидев, как нежно он обнял Паоло.

Когда Цезарь сел на свое место рядом с папой, последний сделал церемониймейстеру знак ввести неаполитанского посланника, Фабрицио Колонна.

Фабрицио вошел один, наморщив брови и крепко сжав губы. Это были единственные признаки, выдававшие его волнение при виде своего злейшего врага.

– Синьор Фабрицио Колонна, – резко проговорил папа, заметив, что посланник долго колебался, прежде чем решился стать на колени, – надеюсь, что поручение, данное вам, окажется более лояльным, чем лицо, которому его вверили.

– Я теперь – только посланник короля неаполитанского, а не Фабрицио Колонна, – ответил храбрый солдат, быстро вскакивая с колен. – Я пришел к вашему святейшеству от имени вашего верного вассала, короля дона Федерико, с жалобой. Вы поддерживаете французов в их намерении овладеть поместьями, принадлежащими неаполитанскому королю. В особенности поощряет французов в этом деле герцог Романьи. Действительно, герцог, вы оставили нас в самом затруднительном положении, тогда как мы рассчитывали на вас, согласно вашему обещанию.

– Я ответственен только перед его святейшеством за свои поступки, – высокомерно ответил Цезарь. – Считая себя вассалом и другом французского короля, я уеду к нему, как только будет возможно, и лично извинюсь за доставленные ему неприятности.

Последние слова герцога вызвали шепот удивления всех присутствующих.

– Кроме устного поручения короля неаполитанского, я имею к вашему святейшеству еще письмо от могущественного испанского короля, близкого родственника моего повелителя. Может быть, по прочтении этого письма герцог Романьи откажется от своей поездки. Синьор Датарий, вы хорошо разбираете всякие почерки. Пожалуйста, прочтите это письмо вслух.

По знаку герцога, Датарий вскрыл шелковый конверт и прочел содержание послания. Испанский властелин упрекал папу за измену в пользу французов, объявлял, что всеми силами будет защищать интересы неаполитанского короля, и в заключение просил папу Александра сделать Цезаря снова духовным лицом, так как, обладая светской властью, он является виновником всех недоразумений, смут и раздоров.

– Что же тогда будет с моей молодой супругой, если я по желанию испанского короля стану монахом? – серьезным тоном спросил герцог Романьи, чем вызвал общий смех.

– Я стараюсь не забыть, что вы – лишь посланник, синьор Фабрицио. Пожалуйста, говорите скорее все, что вам поручено сказать мне! – с трудом скрывая гнев, заметил папа.

– Остальное менее важно, – возразил Фабрицио, – я только обращаюсь к вашему правосудию относительно двух пунктов. Первый касается женщины, к сожалению, носящей имя Колонна. Это – Фиамма Колонна, бывшая монахиня. А второй касается наших имений, насильно отобранных у нас.

– Господи, неужели ты, чудовище, еще не насытился кровью, которую твоя партия пьет из каждой поры этой несчастной страны? – воскликнул папа. – Ты жаждешь еще крови, льющейся в жилах несчастного создания? Прочь с глаз наших!., уезжай как можно скорей из Рима!., ты больше – не посланник, а низкий предатель.

– Нет, ваше святейшество! Даже мы, Орсини, униженно просим вас вернуть наследникам Колонна отобранное у них имущество! – проговорил герцог Гравина, и положил по обыкновению, свою руку на эфес меча. – Мы желаем, чтобы вы наложили повязку на раны нашей страны, а Рим истекает кровью от раны, нанесенной Колонна.

Александр был поражен этим доказательством союза между двумя давно враждующими домами и воскликнул:

– Это – нечто новое: Колонна и Орсини дружески протягивают руки, союз тигра и волка! Впрочем, я и забыл, что у вас общие интересы. Вам хочется заполучить добычу, хотя бы для этого понадобилось разорвать ее.

– Ваше святейшество, мы просим вернуть Колонна их имущество имея в виду только их интерес, – вмешался в разговор герцог Урбино. – Что касается нас, то мы желаем только мира с вами, который мы уже заключили с герцогом Романьи. В залог наших добрых отношений мы почтительнейше просим вас немедленно назначить свадьбу донны Лукреции с нашим горячо любящим ее Паоло.

– Лукреция сама ответит вам на вашу просьбу, – возразил Александр и жестом руки подозвал к себе дочь. – Вы думаете, что можно насильно тащить к венцу женщину?

– Конечно, нельзя требовать, чтобы вы высказались беспристрастно на этот счет! – как бы подчеркивая затаенный смысл грязных слухов о папе и Лукреции, – заметил Фабрицио.

Лукреция подошла к отцу с видом разгневанной богини. Она поняла намек Колонны и бросила на него взгляд, полный глубокого презрения.

– Я здесь, святой отец, и всегда готова беспрекословно исполнить каждое твое желание, за исключением того, против которого восстает мое сердце, – проговорила она нежным, но решительным тоном. – Позволь мне, святой отец, удалиться в какой-нибудь монастырь. Тогда я, по крайней мере, не буду причинять тебе ни столько забот, ни столько огорчений.