"Антология исторического романга-6. Компиляция. Книги 1-12

Глава 3

Скунский приорат

Праздник Святых мучеников Каста и Эмилия, май 1297 года

Сумерки поспешали во весь опор, а мрак наступал им на пятки, так что головы и плечи казались черными пятнами на фоне пламени. Хэл слышал, как люди гортанно ворчат и отплевываются, разгоряченные не меньше разлетающихся искр; давненько уж ему не доводилось слышать, чтобы такая большая толпа говорила на лоулендском наречье, и эта мысль навела на дурные прошлогодние воспоминания, когда он с остальными по-кошачьи осторожно, борясь с тошнотой, пробирался через гноевище, в которое обратился Берик после ухода англичан.

И запах жареного мяса только усугублял дело, потому что Хэл знал, что к пище сочный сладковатый запах отношения не имеет.

Они прошли через скопище плетней и мазанок, лепившихся вокруг монастыря, будто моллюски к скале, ломясь через задворки и усадьбы, в щепу разнося кособокие сортиры, швыряя факелы, почти не слыша собственных криков, тонувших в воплях убегающих.

Никаких грабежей и изнасилований, пока не кончится схватка, провозгласил Уоллес перед выступлением, и Брюс, насупившись из-за его дерзости, вынужден был согласиться, поскольку толпа явно признавала командиром только его. Ну, хотя бы присутствие Бьюкена не сыпало соль на эту рану — тот отправился в собственные края якобы затем, чтобы помешать Мори примкнуть к Уоллесу, исхитрившись в критический момент устремить взгляд не туда, куда следовало бы.

Хэл брел рядом с объявленными вне закона головорезами со всего Эршира, кернами и катеранами[583] с северных нагорий; все они явились сюда из любви к великану по прозванию Уоллес и его деяниям. Хэл видел, как тот размашисто шагает по разбитой колее между убогими домишками, кроваво-красный в отблесках пламени, в вихре мечущихся искр.

Одет он был в длинную рубаху под сюркотом, стянутым ремнем, без шлема, босой, с голыми руками и ногами, почти не отличаясь от дикой толпы, коей предводительствовал, не считая того, что его голова и плечи возвышались над самыми рослыми из них, а свой полуторный меч, который большинству пришлось бы стискивать обеими руками, без труда нес одной рукой.

Хэл, Сим и хердманстонцы шли пешком, ибо блуждать сквозь пламя и задворки верхом было мало проку, но Брюс и его каррикцы не спешились, пытаясь пробиться сквозь толпу по главному тракту к Скунскому приорату. Хэл слышал, как он кричит: «Брюс, Брюс!» — в попытке не дать своим людям рассеяться с дороги в бестолковое копошение по обе стороны от нее.

— Спаси нас, Христе! — пропыхтел Сим Вран, с проклятьем оттолкнув плечом какую-то темную фигуру. — Ну и сброд… И это армия, божечки ж ты мой? Плачевное отребье — англичане разгонят их, аки курей по двору, дай им только шанс…

Это правда, но армии тут у англичан нет — лишь улепетывающие писари, монахи, раскаивающиеся, что польстились на предложенные Эдуардом шотландские пребенды, да горстка солдат.

Впереди послышались крики, и Хэл увидел, как Уоллес поднял голову, будто борзая, идущая верхним чутьем. Рычащий мародер, намотавший шерстяной плащ на шею на манер брыжей, перескочил через хлипкий заборчик; убегавшая от него женщина с визгом запиналась о собственные юбки, а он хохотал в безумном упоении.

Уоллес, даже не сбившись с шага, выбросил свободную руку, ухватил того за толстый шерстяной плед и поднял в воздух, будто кота за шкирку. Тот болтался, чиркая по дороге носками в такт широким шагам Уоллеса.

— Я те упреждал, — пророкотал Уоллес в лицо пойманного на горячем, и в свете пожаров Хэл увидел, как в глазах нарушителя полыхнул беспредельный ужас. Потом Уоллес отшвырнул его, будто яблочный огрызок, шагая дальше как ни в чем не бывало.

— Смахивает на то, что его маленько душит черная желчь, — заметил Сим Вран.

Но ответить Хэлу не довелось, потому что тут же они напоролись на первое серьезное сопротивление.

Из темной громады каменного монастыря с ревом бросилась в отчаянную атаку горстка солдат-отставников, нанимаемых для сбора податей или доставки обвиняемых. Облаченные в стеганые одежки, вооруженные клиновидными щитами и копьями вояки выказывали не больше боевой сноровки, чем однорукие калеки. Они были местными жителями, вовсе не желавшими сражаться и не бывшими англичанами, не считая предводителя, размахивавшего мечом и кричавшего; слов его Хэл разобрать не мог.

И все же внезапность сыграла им на руку; они налетели на головную кучку людей Уоллеса, бросившихся от них врассыпную, но слишком поздно. Одного, повернувшегося бежать, проткнули копьем, и он с криком рухнул. Вооруженный мечом предводитель замахнулся на другого, и тот с проклятьем отскочил.

Уоллес врезался в них, как железный плуг, разя огромным мечом налево и направо почти беспрерывно. Отразил удар копья; его люди, снова сплотившись, устремились вперед с хриплыми криками, выставив свои кинжалы и копья.

Настала очередь солдат броситься врассыпную, и одна группка, спотыкаясь, направилась к Хэлу, угрюмо ковылявшему посреди помойных куч заднего двора, увлекая горстку своих людей за собой. Чертыхнувшись, тот увидел, как Куцехвостый Хоб и Джок Недоделанный скачут, будто пустившись в пляс, с тремя противниками, а Сим Вран, изрыгая угрозы и насмешки, ринулся еще на двоих. Откуда-то донесся вопль Мэггиного Дэйви.

Увидев на своем пути единственный темный силуэт, Хэл заметил удар пики и с воплем отбил его, отступил, пригнулся, развернулся и ощутил, как его второй удар увяз, будто в тряпку. Раздался скулящий вскрик, и Хэл увидел, как темный силуэт шатко попятился, пробежал пару шагов и упал.

Он бросился следом, чувствуя, как комковатая черная гниль помоек чавкает под подошвами. Силуэт, запищав, пополз прочь, загребая пальцами рыбьи головы и потроха. Хэл нанес удар ему по затылку. Череп хрустнул, как яичная скорлупа, послышался резкий крик. Противник обмяк и затих; Хэл перекатил его на спину, чтобы убедиться, что тот мертв. Невзрачное лицо, безбородое, вымазанное помойной дрянью, с приметным родимым пятном на одной щеке. Отрок, не боле. Жив, но едва-едва.

— Матушка, — выговорил он, и Хэл сглотнул подкатившую под горло желчь, зная, что его меч сотворил с затылком мальчонки и что мать он уже не увидит.

— Хорош пялиться на него, аки на свежевылупившегося воробышка, — прорычал Сим у него над ухом. — Кончайте сие…

И осекся, увидев возраст мальчишки, утер рот тыльной стороной ладони, поглядел на лицо Хэла и понял, что голова у того полна малышом Джонни. Опустившись на колени, Сим выхватил свой захалявный нож, быстро и сноровисто перерезал горло, одновременно закрыв глаза отрока, и выпрямился, заступив его собой, чтобы прервать взгляд Хэла на лицо мальчишки.

— Что сделано, то сделано, из памяти долой, — проворчал он, и Хэл, заморгав, кивком указал в сторону криков и пожаров.

Подоспели Куцехвостый Хоб и Недоделанный, поддерживая с обеих сторон третьего.

— Воистину есмы доблестные повстанцы, коли взаправду дали сему местечку волю, — жизнерадостно возгласил Куцехвостый, и обвисший посередке чертыхнулся. Хэл увидел, что это Мэггин Дэйви, а потом учуял вонь от него и сдал на шаг назад.

— Верно, — с горечью возгласил Джок Недоделанный, — вольно же вам чураться, вам-то не приходится его тягать повсюду.

— Свалился в нужник, — простонал Дэйви. — И сломал себе нос, это уж наверняка.

— Господи, жаль, что и я его себе не сломал, — злобно огрызнулся Сим, — а то не пришлось бы обонять твой смрад… Надо быть, ты ахнулся в сортир самого Лукавого.

— Ждите здесь, — велел Хэл троим, а потом свирепо дернул головой, чтобы Сим Вран следовал за ним. Ему хотелось убраться от запаха и воспоминания о лице убитого мальчика с родимым пятном как можно дальше.

Сим поглядел на мертвого отрока. Ничего общего с малышом Джоном, подумал он отстраненно, но каждый малолетний пацан взирает на Хэла ликом его собственного умершего сына, знал Сим. А будет все больше и больше маленьких убиенных мальчиков, когда этот мятеж разгорится, добавил он про себя, уклоняясь от глаз отрока, казалось укоризненно глядевших на него даже сквозь закрытые веки.

Они двинулись вперед сквозь вопли и отблески пожаров, шарахаясь от зловещих теней, которые могли принадлежать и друзьям, и врагам, хотя в конце концов Хэл и Сим поняли, что врагов не осталось, — лишь безумцы армии Уоллеса, распаленные кровью и разбегающимися жертвами.

Хэл переступил труп, приметный во тьме только благодаря седым волосам, — монаха-августинца в темной рясе, с нарамником, залитым его собственной кровью. Сим, поморщившись, оглянулся на пламя, тени и вопли. Прямо Геенна Огненная, подумал он, точь-в-точь как в росписях на стенах каждой церкви, которую ему довелось посетить.

— Еще священники, — произнес Хэл, оставив остальное недосказанным. Мальчишки и священники — славное начало сопротивления, и вид Брюса, сидящего в огороде на своем приплясывающем боевом коне с крутой выей, расшвыривая зелень и свеклу, размахивая мечом, в сверкающей от света гербовой накидке так, что шеврон на ней зияет прорехой тьмы, только все усугубляет. «Мощи Христовы, — подумал он свирепо, — брошу я это безумие при первом же удобном случае…»

— Зрите, — вдруг сказал Сим. — Он-де Киркпатрик.

Хэл увидел, как тот соскользнул с доброго коня, швырнув поводья Брюсу, что было диковинно уже само по себе — чтобы граф держал лошадь собственного слуги? Хэл и Сим переглянулись, а затем последний увязался следом в нагромождение расколотого в щепу дерева и битого стекла, в которое превратился монастырь. Промешкав лишь кратчайшее неуютное мгновение, Хэл побрел за ним.

Они настороженно огляделись, держа сверкающие мечи наголо; пробиравшийся мимо силуэт с охапкой медной утвари увидел их и свернул столь поспешно, что один кубок с лязгом упал на плиты двора. Откуда-то доносилось пение, и Хэл понял, что они потеряли след Киркпатрика в тени.

Двинулись на звук, нашли дверь, открыли ее осторожно, как мыши, выглядывающие из норки, и ощутили движение тел во мраке, как только находившиеся внутри монахи заметили колебание огоньков своих скудных свечей в сквозняке от открытой двери. Кто-то хныкнул.

— Счастливая кончина есть величайшее и последнее благословение Господа в сей жизни, — возгласил звучный голос, и Хэл увидел, как настоятель в черной рясе ступил в свет одной из свечей, воздев руки, будто в знак капитуляции, и обратив лик ко мраку под стропилами. — Посвящаем сие бдение Святому Иосифу, Названому Отцу нашего Судии и Спасителя. Силы Его страшится Дьявол. Смерть его особливо благостна и счастлива из всех ведомых, ибо он почил в присутствии и под опекой Иисуса и Блаженной Марии. Святой Иосиф выхлопочет нам ту же привилегию при нашем переходе от сей жизни к вечной.

— Экое веселье, — пробормотал Сим, а кто-то, зайдя к Хэлу сзади, высунул лицо над одним его плечом, так что Хэл увидел сальный пот на щеках и учуял луковый дух. Скотоложеское блядское отродье, свирепо подумал он.

— Стало быть, это тута англичане и богатеи, — выплюнул тот из недр бороды, оборачиваясь, чтобы позвать остальных.

Но рукоятка меча Сима загнала ему слова обратно в глотку, сломав кости носа и повергнув на плиты пола, будто зарезанного вола.