В когтях германских шпионов

12. Графиня Чечени действует

До сих пор графиня Чечени видела русский пейзаж из окон вагона. После такой причесанной, умытой, разграфленной на клеточки немецкой природы, после до приторности слащаво красивых ландшафтов Ривьеры, после виноградников Венгрии, эти без конца бегущие навстречу поезду унылые равнины с темно-серыми, в землю вросшими деревнями и колокольнями на далёком горизонте, казались ей какими-то загадочными, тяжёлыми снами. И действительно, клонило ко сну от этих, навевающих дрему, пустынных, бесконечных равнин.

Теперь же, теперь не сон, а действительность. Каблучки дорожных американских ботинок отпечатывают след в густой и свежей траве аэродрома, охваченного забором. Луг, опоясанный дощатой изгородью.

И там, за этим поясом — скромные, как белые невесты, северные деревья, которых Ирма никогда не видела, а может, и видела, но не обращала внимания.

У неё одно желание и, что ей до этих деревьев — бедных невест, до ясного, голубого неба, такого редкостного здесь, на этом чухонском Севере и до всего, что не связано с «Огнедышащим драконом»?

И как хлыстом ударил ее по мыслям невинный, скорее заискивающий вопрос шагавшего рядом с нею летчика:

— А это, графиня, зачем у вас аппарат?

Графиня делано усмехнулась.

— Вас удивляет? Но вы же сами бывали на Западе. Там не разлучаются с «кодаком»… А я старая, поколесившая немало в своей жизни туристка…

И слово «старая» как-то совсем не ко двору сорвалось с её тронутых кармином губ.

Вот и ангары вытянулись длинной, сколоченной из досок постройкой. К другим ангарам, каменным и гордым, как дворцы, привыкла графиня там, у себя на Западе.

Тихо. Только пропахший бензином закопченный механик хлопотал у какого-то «фармана». Зияла глубь ангара, откуда извлечён был аппарат.

«Огнедышащий дракон» всегда под замком, и ключ хранился у Агапеева. Лётчик распахнул одну половину ворот, другую.

И — точно в сказке… В самом деле, что-то напоминающее порождённого ненынешнею фантазией дракона было и в первом впечатлении, и в рисунке мощных крыльев, и в очертаниях корпуса, хребта.

— Какой восторг! — искренно, без всякого желания сказать другое, чем думает, воскликнула Ирма: — И это вы, все это — вы?..

— Я люблю это, — словно оправдываясь, отвечал Агапеев.

Ирма осмотрелась, выйдут ли удачные снимки. Свету много. Так и льется ярким потоком в громадный простенок вольно и широко распахнувшихся ворот, играет на металлических частях «дракона».

Чечени раскрыла золотой кольчужный мешочек, и лицо её испугалось.

— Неужели?.. Неужели я потеряла!..

— Что такое графиня, в чем дело?..

— Бог мой, исчезло портмоне! Этот противный мешочек поминутно раскрывается. Это ужасно!..

— И там были деньги?..

— Вопрос? Конечно, были! Довольно крупная сумма. Иначе, я не волновалась бы. Две пятисотрублёвые бумажки и еще разная мелочь.

Теперь уже Агапеев испугался.

— Как же так?.. Как же быть!.. Дамы обладают удивительной способностью терять свои кошельки…

Графиня замерла. Пытливо соображая что-то, вдруг коснулась руки Агапеева.

— Вспомнила! Подъезжая сюда, к вам, я слышала какой-то мягкий, чуть уловимый стук, словно упало что-то возле моих ног. И я уверена… Мосье Агапеев, пожалуйста сбегайте туда… Шофер меня ждет… Но вы знаете, какие это люди… Пока не поздно еще… найдите и принесите.

Агапеев растерялся.

— Но как же… В таком случае вместе…

— Вы с ума сошли! — рассердилась графиня. — Разве я могу состязаться с вами в беге при моей узкой юбке… Повторяю, каждая секунда… Скорее же, вы, кавалер, рыцарь!..

«Рыцарь» пустился через весь аэродром. Только замелькали его жёлтые гетры.

Ирма, не теряя попусту времени, выглянула. Синяя блуза в сторонке вся ушла в свой «фарман». Следить некому.

«Кодак» сухо защёлкал. Ирма успела сделать двенадцать снимков. И общих, со всех сторон, и детальных. В увеличенном виде это будет материал богатейший!

Чтоб не внушить Агапееву и тени каких-нибудь подозрений, графиня вышла далеко ему навстречу. Он бежал со всех ног, встревоженный.

— Ваш вид красноречив… Портмоне исчезло?..

— Обыскал весь автомобиль. Нигде ничего! — отвечал запыхавшийся Агапеев.

— Успокойтесь, в конце концов, это все не так уж страшно.

— Да, но тысяча с лишним рублей! Деньги!..

— Человек должен ко всему быть готовым. Люди теряют целые состояния. Однако я загостилась. У вас здесь так мило, привольно… Мне пора…

— Что я слышу, графиня? А наша воздушная прогулка на «блерио»!.. Я вызвал моего механика. Он с минуты на минуту примчится на мотоциклетке.

— В другой раз — с удовольствием. Отчего же не полетать со знаменитым русским авиатором? С французской знаменитостью я уже летала. Минувшей весною в Каире Гарро сделал со мною круг над пирамидами. Это было забавно и, пожалуй, величественно. Сверху пирамиды казались острыми шляпками гвоздей, вбитых в песок пустыни… Вы меня проводите? К мотору?

— Да-да… конечно! Графиня, осмелюсь предложить вам… ведь вы остались без гроша… Возьмите у меня рублей двести-триста?..

— Зачем? Дома у меня чековая книжка, а шофёру заплатит портье. Идем, тороплюсь…

— Когда я вас увижу?

— Попробуйте заглянуть сегодня вечером к княгине Долгошеевой. Я, может быть, буду там.

Это не понравилось Агапееву, и он скорчил соответствующую гримасу.

— Я хочу быть вдвоём с вами. И потом, у княгини будет княжна Тамара.

— Ваша невеста?..

— Если хотите…

— Я ничего не хочу, это вы — хотите! Эта маленькая княжна очаровательна. Темно-рыжие волосы, зеленые глаза… Чего же лучше? И не холодные, большие русалочьи глаза, это банально, а узкие и горячие. Она прелесть, и я удивляюсь, как это, будучи женихом такой обворожительной девушки…

— Но что же делать, когда меня тянет к вам обеим. Вы дополняете друг друга. Для княжны — одни ласки, для вас — другие.

— Испорченный мальчишка. А я думала, вы способны увлекаться одной, только одной женщиной.

— Так и было. Мне казалось, что, кроме Тамары, никого не существует на свете. Но я увидел вас, и…

— А если б вам предложили сделать выбор?..

— Я затруднился бы, и наконец это зависит всецело от настроения. Иногда я хочу княжну больше, чем вас, иногда — наоборот. Но все же вас — чаще.

— Вы останетесь? Или я могу подвезти вас в город?..

— Останусь. Мне надо сделать проверку мотора. Мой «дракон» что-то уже второй день капризничает. Работа меня рассеет. Я не буду о вас думать. Ах, если можно бы было вечно работать!.. Женщины перестали бы меня волновать…

— Ваш труд красивый! Эта вечная борьба с воздухом, вечные стремления к небесам. Вы долго работали над вашим «драконом»?

— Около года.

— И много чертежей, рисунков?..

— Целые груды, папки.

— Любопытно! Меня как-то болезненно интересует всякое техническое завоевание… Я напрашиваюсь к вам в гости. Вы меня позовете. Хочу видеть, насколько вы сумели отразиться, отпечататься в шаблонной обстановке гостиничного номера. Кстати, мы едва ли не соседи?..

— Почти. Я этажом выше над вами.

— Вот мы и будем вдвоем… Довольны?..

И какое-то шаловливое полуобещание прочёл он в её восточных глазах…

Чечени вернулась в отель к позднему, очень позднему завтраку. Шёл четвертый час — сколько времени на чистом воздухе — Ирма успела нагулять аппетит.

Особый лифт умчал ее вверх, сквозь все шесть, даже семь этажей на плоскую крышу «Семирамис-отеля». Оттуда, завтракая, можно было видеть далеко вокруг хаотический каменный пейзаж большого города. Целое море крыш, белых труб и огнём сверкающие на солнце кресты и купола храмов.

Этот «висячий сад» «Семирамис-отеля» был пуст. Белели квадраты никем не занятых столов. Лишь за одним сидел Флуг, кончая свой поздний завтрак.

Звук шуршащих по гравию шагов заставил его повернуться.

— Я адски голодна, Флуг!..

Он буравил ее своим тусклым взглядом. Она кивнула утвердительно.

— Браво! Я проявлю их у себя. Я устроил в уборной великолепную темную камеру. Садитесь, графиня… Человек!..

Подбежал бритый и смуглый, весь в белом, начиная с куртки и кончая матерчатыми туфлями, лакей, напоминающий итальянского моряка летом.

Графине подали что-то рыбное в соусе. Прэн говорил:

— Какой дивный вид отсюда! На ладони чуть ли не весь город. Знаете, мой друг, я решил использовать эту крышу. Право, грешно было бы не использовать. Она так соблазнительно доминирует… И когда вы откушаете, мы поднимемся еще выше и, я уверен, вы скажете: «Этот Флуг умеет применяться к местным условиям»… Но если директор наш, эта каналья Шнейдер, заартачится, я перерву ему горло… Впрочем, разве он смеет!..