В когтях германских шпионов

22. У императора

Утром вылощенный, белобрысый кельнер подал в постель Флугу кофе. Настоящий немецкий кофе, где больше было молока, чем кофе. И все это из двух крохотных кувшинчиков выливалось в большую и тяжелую чашку, которой можно было бы проломить любой, самый крепкий череп.

И за кельнером вслед — мальчишка, но уже самодовольный и наглый мальчишка-шассёр в куцей, до пояса, расшитой тремя рядами пуговиц куртке — принес две телеграммы. Одну от Ирмы Чечени, другую от Гумберга. Обе шифрованные. Телеграмма от «гусара смерти» была подписана цифрою «12». Псевдонимом же Ирмы Флуг выбрал фатальное число «13».

Гумберг обещал, самое большее через двое суток, нагнать Флуга в Берлине и вручить ему похищенное у Агапеева. Отправлена была депеша из Вильно.

Флуг поморщился. Слишком долго придется ждать. Это его задержит. Он хотел, если удастся, сегодня же ночью покинуть Берлин.

Вооружавшись бумагою, карандашом и романом «Цвет цивилизации», Флуг занялся расшифровкою телеграммы Ирмы. Скучная работа. И текст довольно скучный. И хотя сообщения графини весьма и весьма не лишены ценности, он предпочёл бы из этих длинных, монотонных цифр вычитать хоть одно, ласкою и приветом дышащее, слово. Но такого слова не было. Вся телеграмма носила сухой, деловой, официальный характер доклада подчинённого своему шефу…

Флуг, весь в чёрном — черный простой галстук, черный сюртук — спустился вниз, в парикмахерскую, вышел оттуда помолодевший, до глянца выбритый, и через десять минут пузатый, в красном жилете и в белом клеёнчатом цилиндре извозчик с какой-то нелепой меховой пелериною на плечах остановил свою коляску возле казарменного типа здания прусской архитектуры еще времён Фридриха Великого.

Здание охранялось. У главного входа стояли две полосатые будки, и у каждой — по часовому. Рослые гвардейцы в касках, однобортных синих мундирах и по-летнему в белых парусиновых штанах. Какой-то штатский, по всей видимости, один из низших агентов, дружески беседовал с приземистым рыжеусым шуцманом, тоже в каске и тоже в парусиновых штанах.

Увидев Флуга, шуцман вытянулся и, задрав щетиною обросший подбородок, отдал честь с той прусско-немецкой выправкою, которая нам всегда кажется неестественной, карикатурной. Его штатский собеседник учтиво приподнял шляпу.

Флуга знали здесь…

Знали его хорошо и внутри старого, казарменного типа здания. Но здесь для всех были одинаковы правила. Флуга повели в приемную. Повели, потому что за ним по пятам шел жандармский унтер-офицер. В приемной дежурный чиновник, поздоровавшись с Флугом за руку, тотчас же с непроницаемым, «чужим» видом спросил:

— Как ваша фамилия и кем вы желаете быть принятым?

Ничуть не удивленный бритый господин с тусклыми глазами ответил:

— Моя фамилия Прэн. Американский подданный. Желаю быть принятым его сиятельством графом Ведлем.

— Его сиятельство здесь. Будет сейчас же доложено. Соблаговолите присесть.

Дежурный чиновник вышел, а Флуг остался в обществе жандармского унтер-офицера.

Чиновник вернулся.

— Пожалуйте наверх…

В обширном круглом вестибюле с каменным полом жандармский унтер-офицер передал Флуга другому унтер-офицеру. Флуг вместе с ним поднялся на второй этаж. Прошли вдоль коридора с тяжелыми сводами и остановились у дверей с курьером, обшитым галунами и позументом. Курьер, пожилой, бородатый человек, ветеран Франко-прусской войны, поклонился Флугу, как знакомому, и как незнакомого спросил:

— Вы тот самый Прэн, который желает видеть его сиятельство?

— Да, я тот самый.

Курьер скрылся за дверью, тщательно прихлопнул ее за собою и тотчас же вышел обратно.

— Просят…

Флуг очутился в кабинете графа и действительного тайного советника Ведля, одного из самых близких императору Вильгельму сановников.

Высокий, седой, сухощавый старик, типичный прусский бюрократ, приподнялся с легкой улыбкою навстречу. Флуг почтительно коснулся протянутой через письменный стол руки.

Стол завален весь был картами, чертежами. Там и сям, в виде пресс-папье — стаканы орудийных снарядов. Несколько обойм с патронами для винтовок. На стене висели гигантские карты Франции и России. Для удобства они могли подниматься и опускаться на горизонтальном стержне.

Граф молвил:

— Я не предлагаю вам сесть потому, что, вероятно, сейчас же Его Величество потребует вас к себе.

Флуг молча поклонился.

— Много интересных новостей?..

— Очень много, ваше сиятельство.

— Здесь мы готовы. Готовы с головы до ног. А как вы там, в Польше?..

— И там готовы. Мои наблюдения дали самые отрадные результаты.

— Да? Впрочем, я ни минуты не сомневался в нашем верном авангарде.

Ведль нажал кнопку. На пороге кабинета вырос ветеран Франко-прусской войны.

— Я сейчас доложу, — вставая, сказал Ведль Флугу.

Он скрылся за дверью, которая маскировалась сплошной, тяжело падавшей портьерой. Флуг улыбнулся глазами, чтоб не видел курьер. Повторяется та же самая комедия, как и в тот раз, когда он был послан в марокканские воды, на «Пантеру».

Минут через пять граф вернулся.

— Ступайте за мною.

Опять коридор с двумя кирасирами на часах в глубине. Кирасиры в ботфортах с раструбами и белых лосинах стояли, как изваяние. И только с приближением графа вплотную отсалютовали ему обнаженными палашами.

Флуг, неробкий, видавший всякие виды, почувствовал какой-то странный, сковывающий холодок во всем теле. Вслед за графом он вошёл в квадратную комнату с паркетом, сияющим, как лед, золочеными стульями и с громадным портретом Фридриха Великого кисти Менцеля.

— Подождите!

Флуг остался один. И опять улыбка глазами. Все исполняется по программе с математической точностью.

— За мной, — лаконически уронил как-то незаметно для него вернувшийся граф.

Ведль сам открыл массивную дубовую дверь и на этот раз пропустил Флуга вперёд. Флуг инстинктивно зажмурился на мгновение и, когда раскрыл глаза, увидел в пяти шагах от себя императора Вильгельма, сидевшего в маленьком кабинете за маленьким столом. На императоре был зеленый мундир со звездою «Пур ле мерит»[8] на груди.

Кайзер движением беспокойных перламутровых белков ответил на низкий поклон Флуга и сказал Ведлю:

— Оставьте нас вдвоём, граф.

Ведль вышел на кончиках пальцев, бережно и тихо притворив дубовую дверь…

Флуг с самого агадирского конфликта не видел императора. Мало переменился кайзер. Несколько новых морщин. В плотной щетке рыжеватых волос появились бело-серебряные нити. Но с таким же гордым вызовом торчат кверху концы спрессованных бинтом усов. Лицо бледно-желтое — повелитель Германии не выспался. Всю ночь терзал его надоедливый тик, и сейчас правый глаз подергивался все время каким-то моргающим движением, словно император неустанно подмигивал кому-то… И вдобавок еще болело ухо, заложенное ватой, чтоб остановить вытекавшую желто-зеленую жидкость.

— Поляки? — резко спросил Вильгельм.

— Встанут как один человек, Ваше Величество. Таково общее мнение. Слишком велика их ненависть к русским.

— Ну, положим, эти французы в славянстве и к нам особенно нежных чувств не питают… Но, если этому легкомысленному народцу вскружить голову и надавать обещаний… Ведь водил же их за нос Наполеон!.. И как водил!..

Император задал еще несколько вопросов Флугу. Потом вынул из письменного стола небольшую тетрадку, исписанную убористо машинописным шрифтом, и листик бумаги. Этот листик он протянул Флугу.

— Здесь всего несколько строк. Вы обладаете памятью, это я знаю по Агадиру. Сейчас же, слово в слово, заучите наизусть все содержание. Только три человека должны знать, что здесь написано. Я, вы и граф Бертхольд. Слышите!.. Отсюда вы отправитесь в Вену и, повидавшись с графом, с глазу на глаз, скажете от моего имени содержание этой бумажки. Пусть он руководствуется этим, и только этим. И если отсюда, из Берлина, и от нашего посла в Вене он будет получать самые противоречивые документы, он не должен ни на минуту считаться с ними. Поняли? Даже если бы получил мое собственноручное письмо… Даже! Поняли?..

— Понял, Ваше Величество.

— А теперь — наизусть… до последней запятой!..

Флуг, нечеловеческим усилием напрягая всю свою действительно богатую память, беззвучно шептал эти страшные фразы, чтоб каждая неизгладимым каленым железом отпечаталась в мозгу.

— Есть, Ваше Величество…

— Дайте сюда бумажку… Повторите.

Флуг повторил.

— Так, верно… Еще раз!..

Флуг повторил еще раз.

Император зажёг одну из восковых свечей, стоявших у чернильницы, и медленно поднёс к мигающему огоньку таинственную бумагу. Она вспыхнула и горела до тех пор, пока не превратилась в черный, как мягкий тюль, пепел и пока между большим и указательным пальцами не остался крохотный белый клочок.

— А теперь, теперь возьмите и спрячьте понадежней это. — Вильгельм подвинул Флугу тетрадку с машинным шрифтом. — Запечатайте сейчас же в конверты… При мне!.. Вот сургуч!.. Вот именная печать!..

— Слушаю, Ваше Величество! Каково назначение тетрадки, Ваше Величество?

— Вы ее вручите графу Бертхольду одновременно с моим словесным приказанием. Это уже готовый ультиматум Сербии… Что делать! Императору Германии приходится исполнять обязанности также министра иностранных дел Австро-Венгрии… И еще, на словах же: чтоб между Сараевским инцидентом и посылкою ультиматума в Белград прошло бы как можно меньше времени. Это очень важно… Не забудете?

— Ваше Величество…

— Я не удерживаю вас больше. Желаю полной удачи. У графа Ведля ждет вас необходимая сумма. Если покажется мало, он прибавит еще.

Подёргивания в глазу заметно усилились. И колющая боль в ухе давала себя знать. Кайзер движением своих бегающих перламутровых белков поспешил отпустить Флуга.

Флуг вышел, пятясь к дверям и унося в кармане сюртука пакет за именными печатями, а под черепом — страшное содержание сгоревшей бумажки.