В когтях германских шпионов

20. Дядя и племянница

Арканцев, елико возможно, избегал дам-просительниц. В особенности молодых и красивых. Это любят дон-жуанствующие сановники. А он — терпеть не мог.

Такие просительницы дают легкомысленный тон департаменту. Молодые чиновники с видом заговорщиков улыбаются подозрительной украдкою. А челядь в сюртуках с форменными пуговицами, та уж скалит зубы до самых ушей со всей своей хамской откровенностью.

Вот почему осанистый, в тяжёлых, звеневших на ходу медалях, курьер, как цербер, охранявший кабинет Леонида Евгеньевича, встретил весьма и весьма сурово княжну Тамару.

— Если по делу, так на то секретарь у нас имеется… А его превосходительство заняты. — И, желая щегольнуть своей осведомленностью, курьер добавил: — Новый шифр составляют… Так вот, если к секретарю…

— Мне надо видеть самого Леонида Евгеньевича… Кажется, ясно!

Обладатель звеневших, как сбруя медалей, служил тридцать лет в министерстве. И ох, как наметался у него глаз! Он понял, что эта барышня, скромно одетая и в простом соломенном канотье с черной лентой, судя по манерам и властному тону, явилась к его превосходительству как своя, равная, и хочешь не хочешь, — докладывай…

— Позвольте карточку.

— Я забыла карточку. Доложите просто: племяннница, княжна Солнцева-Носакина.

Курьер вдруг весь уменьшился. И куда давалась его осанистость разленившегося в холе, да на безделье, привыкшего червонцами брать чаевые холопа.

— Сейчас доложу, ваше сиятельство. Покорно прошу обождать в приемной.

Тамара вошла в приёмную с традиционным столом посредине и не менее традиционным графином воды на широком подоконнике. Утолять жажду никому не возбраняется. А курьер степенной рысцой пустился вдоль каменного коридора к кабинету Леонида Евгеньевича.

Курьер не зря похвастал своей осведомленностью. Арканцев действительно занят был составлением нового шифра для дипломатических депеш. Обновлять шифр необходимо время от времени. Слишком насобачились австрийцы и германцы в разгадывании чужих политических «ребусов».

Молодому чиновнику помогать в составлении шифра такому тузу, как Леонид Евгеньевич Арканцев, считалось в завидное отличие. Влиятельные тетушки желали воткнуть Арканцеву прибалтийского барона Дубль фон Тингель-Тангеля, но Леонид Евгеньевич отклонил это золотушное сокровище с моноклем и в чудовищных гетрах. И на вопрос, почему отклонил, разглаживая свои благоухающие «валуевские» бакены, отвечал, думая другое или почти другое:

— Недостаточно правильно говорит по… русски.

И взял к себе Кратова. У Кратова, сына священника, не было ни громкого титула, ни монокля, но была голова на плечах, и он считался способным, подающим надежны чиновником.

Курьер постучал согнутым пальцем в дверь, щедро обитую войлоком и еще какой-то материей, чтоб ни один звук не долетал из кабинета. Курьер громко повторил свой стук и привычным ухом поймал разрешение войти.

Посредине большого кабинета по диагонали — внушительный письменный стол.

— Пантелеев?

— Так точно… Ваше превосходительство желают видеть племянница вашего превосходительства.

— Какая племянница? — сощурил Леонид Евгеньевич свои «фарфоровые» глаза.

— Княжна Солнцева-Носакина.

— Проси в кабинет. — И, обращаясь к моложавому блондину Кратову: — Алексей Алексеевич, извините меня… Через пять минут я приглашу вас…

Кратов ушел в маленькую «интимную» одностворчатую дверь.

Леонид Евгеньевич указал племяннице тот стул, на котором за минуту сидел Кратов. И словно посещение Тамары было в порядке вещей и они только на днях виделись, Арканцев спросил:

— Как здоровье мама?.. Дмитрия встретил недавно в «Семирамис-отеле». Выровнялся, красавец… Уже поручик… Что папа? Все по-прежнему — гусиные перья, охотничья куртка и презрение к нашему брату-чиновнику?.. Скоро замуж?.. То есть не папа, а ты… Давно я у вас не был. Года… года три, пожалуй. Никак не соберешься. Все недосуг. В Париж легче съездить, чем к вам. У тебя ко мне дело? Говори! В моём распоряжении пять минут. Минута уже прошла. Осталось четыре.

— Я извиняюсь, дядя, что обеспокоила вас, вы так заняты… Вы не ошиблись, у меня дело к вам. Вы единственный человек, от которого я могу узнать, за что именно арестован Агапеев, известный авиатор?

— Вот как! А давно ли ты начала интересоваться воздухоплаванием?..

— Он наш хороший знакомый, дядя, — смутилась Тамара вспыхнув.

— К тебе очень идет, когда ты краснеешь… Я только что разглядел как следует твои волосы. Удивительный цвет! Теперь такие волосы попадаются лишь на портретах тициановских догаресс… Итак, Агапеев… Но, мой друг, это же не моя область!

— Я это знаю, дядя. Но с вашим влиянием…

— Ты преувеличиваешь мое влияние, — ответил, снисходительно улыбаясь, польщенный Арканцев. — Твой Агапеев…

— Он совсем не мой, дядя.

— Во всяком случае, он более твой, чем мой. Повторяю, этот Агапеев столь же талантлив, сколь и непростительно легкомысленный молодой человек. Так говорить у меня есть основание… и, вероятно, по милости своего легкомыслия он и попал в эту неприятную историю… Попробую узнать…

Арканцев подвинул к себе телефон, вызвал барышню, сказал номер.

— Попросите генерала Добычина… Говорит Арканцев… Сейчас подойдет, — бросил племяннице дядюшка. — Ваше высокопревосходительство? Здравия желаю… Как изволите?.. Мне хотелось бы знать подробности ареста частного летчика Агапеева… Да-да… Так-так… Скажите пожалуйста!.. Неужели?.. Вот и все?.. Благодарствуйте, имею честь кланяться, ваше высокопревосходительство…

Арканцев повесил трубку.

— Дело в следующем, друг мой. У него как-то загадочно пропали все чертежи и рисунки, относящиеся к «Огнедышащему дракону». Он объясняет это довольно фантастическим приключением. Ему устроили ловушку и тому подобное… Доказательств — никаких. А факт исчезновения чертежей — налицо. И кроме этого, получился анонимный донос, обвиняющий Агапеева в продаже этого материала агентам чужой страны.

— Я этому не верю, дядя! — горячо воскликнула княжна.

— И я не хочу верить. Надеюсь, это выяснится со временем. А пока… Ну вот и все, мой друг, чем я могу быть полезным тебе. Остается терпеливо ждать. Кланяйся дома. У мама целую ручку…

Пять минут прошло, Леонид Евгеньевич встал. Убитый вид племянницы слегка тронул его.

— Не падай духом. Все образуется… В этом простонародном словечке — целая философия! До свидания, моя милая племянница, с волосами тициановской догарессы. На Рождество заеду к вам… Кстати, хочется взглянуть лишний раз на портрет Боровиковского. Висит у вас в гостиной над роялем… Екатерининский прадед твоего отца, в красном камзоле и парике. Дивный портрет!..

Тамара покинула дядюшкин кабинет разочарованная. Ждала большего от посещения. Чего именно — сама толком не знала, но — большего.

В «Семирамисе» княгиня Долгошеева с маркезинами ждала Тамару. Предлагали закусить. Можно взять чего-нибудь из ресторана, тем более княжна, уехавшая второпях, не успела даже позавтракать дома. Но у Тамары не было никакого аппетита. Сама себе казалась несчастной. Княгиня сетовала:

— Какое безобразие!.. Погода стоит чудесная, мы завтракали все дни под открытым небом в «висячем саду». Это так нам напоминает Италию. И что же? Оказывается, по случаю ремонта «висячий сад» закрыт для публики. Решительно не понимаю, зачем этот ремонт! — И в южных глазах княгини было недоумение вместе с досадою.

Ремонт давал себя знать не только одним закрытием «висячего сада». Ежедневно с утра и до вечера нахально, почти вызывающе сновали через белый, в мраморных колоннах вестибюль и такой же белый читальный зал немецкие рабочие в синих блузах и съехавших на затылок блинообразных кепках. Лифт был к услугам этих развязных плотных людей, отравлявших воздух дымом вонючих сигар, трубок и запахом перепачканных чем-то жирным блуз.

Дирекция отеля кормила их на убой. Они поглощали неимоверное количество пива. За ними ухаживали, как если бы это были самые выгодные постояльцы. Руководившие «ремонтом» инженеры и два старших механика завтракали и обедали в общем зале ресторана.

«Нейтральный салон» княгини Долгошеевой — этот салон совершенно особый номер, обставленный, как гостиная, куда сходилась мать с дочерью, если был кто-нибудь чужой. Тамара не в счет, она была скорее своя, чем чужая, а вот зашёл еще Криволуцкий.

От Вовки, первого человека, узнала княжна хоть какие-нибудь подробности, связанные с арестом Агапеева. Авиатор успел рассказать Вовке свое приключение в автомобиле со всеми его последствиями.

Княжна слушала, вся притихнув, затаившись, так это было странно, фантастично, совсем глава какого-нибудь бульварно-уголовного романа.

— И вот, — закончил свой рассказ Криволуцкий, — те, кто арестовал Агапеева, сомневаются во всей этой истории, находя ее сочиненной. А между тем такого не выдумаешь. Или, чтоб выдумать, надо иметь фантазию Киплинга или Конан Дойла. И при том Агапеев, несмотря на свое легкомыслие, для того чтобы учинить предательство, слишком порядочный.

— Позвольте, — перебила княжна. — Вы говорите, этот ограбивший его спутник… От него сильно пахло какими-то пряными и сладкими духами?

— Вот-вот! И еще прежде, чем он усыпил Агапеева, у бедняги стала кружиться голова… Что с вами, княжна? — спросил Вовка, увидев, как Тамара вздрогнула вся, с полуоткрытыми губами, словно желая сказать что-то и не решаясь…

— Может ли это быть? Мне пришла безумная мысль… Хотя почему безумная? Разве то, что было с Агапеевым, а оно было, не может показаться безумным?.. Владимир Никитич, вы знаете барона Гумберга?

— Слышал и далее видел. Тип довольно мрачный, кажется.

— Поедем к нему! Сию же минуту. Не спрашивайте меня ни о чем, поедем!

И, оставив в изумлении княгиню и обеих маркезин, Тамара вышла вместе с Криволуцким. Через несколько минуть они были у подъезда гостиницы «Палас-отель».

На вопрос, дома ли барон Гумберг, портье ответил:

— Барон недавно вернулся откуда-то, застал телеграмму и полчаса назад уехал на Варшавский вокзал…