Клеймо дьявола

Лапидиус вздохнул и поднялся со своего любимого кресла. Надо набраться терпения и укладывать кирпичик за кирпичиком, чтобы выстроить прочное здание аргументов против убийц. Прежде всего надо перепроверить содержимое бутылочки из пещеры Шабаша. Вытащив ее, он снова удалил восковую пробку и понюхал. Как и в первый раз, жидкость на запах не определялась. Хоть и улавливался легкий аромат белены, уверен он не был. Тут ему пришла в голову мысль. У него еще остался пузырек с образцом от Вайта, аптекаря. Вынув и его, он сунул туда нос. Да, сходство явно было. Но, возможно, в содержимом бутылочки находилось не только hyoscyamus niger, но и другие вещества. Надо было знать точно. Поэтому он решился на следующий шаг. Надо самому попробовать питье, а заодно и проверить его действие. Вопрос только в том, какую принять дозу. Он закрыл глаза и сделал глоток. Напиток и на вкус оказался таким же горьким, как на запах. И все-таки он принял еще два глотка и снова заткнул пробку.

Он сидел и ждал действия. Его не было. По крайней мере, пока. В памяти всплыл нож, который едва не попал в него, и по спине побежали мурашки. Снова окатила дрожь. Тот, кто бросал нож, явно имел причину посягать на его жизнь, потому что Лапидиус слишком близко подобрался к месту их дьявольских ритуалов и может выдать тайну. Кто же метнул нож? Наглые мальчишки? Нет, они прыгали за углом. Скорее всего, некто, кто все время следил за ним…

В его размышления вторгся громогласный рык Горма со двора. Что он вещал, слышно не было, только вслед за этим раздалась брань Марты:

— И куда энто ты опять прешься? Пошел отсюда!

Лапидиус вышел во двор. Горм и Марта стояли у колодца, как два бойцовых петуха. Как только исполин увидел Лапидиуса, тут же спросил:

— Фрея… как сегодня?

— В порядке.

Горм отодвинул Марту, словно сдул пушинку, и подошел ближе:

— Чё говорит Фрея?

Лапидиус покачал головой:

— Ты опять за свое. Зачем тебе знать?

— Много говорит?

— Кто тебе велел задавать вопросы?

— Говорить нехорошо… для здоровья.

В Испании Лапидиус как-то видел попугая, забавную птицу, которая умела повторять одни и те же слова, не меняя тона. Это животное ему сейчас и вспомнилось. Горм был на него очень похож. Или ему это только казалось? Подмастерье вроде бы качнулся в его сторону, но тут же снова оказался на месте. Лапидиусу захотелось повторить это движение, но он сдержал себя. Хотя это не совсем удалось. Происшествие повторилось. Лапидиус нашел это забавным. Горм, могучий небезопасный колосс, выглядел сегодня тоже забавным, таким забавным…

Лапидиус опомнился. Он чуть было не поддался влиянию напитка, а этого нельзя допускать. Горм здесь, и это надо использовать.

— Марта, иди к себе на кухню… да, прямо сейчас. Ну, Горм, давай, скажи, что делает корзина в вашей мастерской? Помнишь, такая большая, для сбора плодов?

Горм больше не выглядел забавным. В примитивных чертах его лица наблюдалась напряженная мыслительная работа.

— Должон был принести, — наконец выдавил он и тут же прикрыл рукой рот.

— От Кривой Юлии? Ты знаешь, что с ней произошло?

— Я… я… не скажу. — Горм отвернулся.

Лапидиус попробовал по-другому.

— Знаю, что ты не должен мне говорить. Но то, что сказал мастер, ты ведь можешь передать? Он сказал тебе: «Горм, принеси от Кривой Юлии большую корзину», да?

Подмастерье тупо уставился перед собой. Но таким уж тупым он не был. Он молчал. Лапидиус вдруг почувствовал себя как на облаке, тогда он широко расставил ноги, чтобы не улететь. И зашел с другой стороны:

— Это мастер Тауфлиб сказал тебе: «Горм, спроси, много ли говорит Фрея, может, о пещере?»

Великан сглотнул слюну.

— Он сказал: «Горм, отрави колодец Лапидиуса», да?

— Я… не скажу, а… мастера нет.

И снова Лапидиус ощутил на спине мурашки. Интересно, виноват в этом напиток или то обстоятельство, что Тауфлиба не было дома? Может, он как раз прогуливался по городу? Может быть, с ножом?..

К мурашкам на спине добавилась распирающая боль в висках. И ярость. Вполне вероятно, что это Горм отравил его колодец, вот пусть он же его очистит! Лапидиус махнул рукой в сторону деревянной бадьи:

— Хватит у тебя сил вытянуть его сто раз подряд?

Горму потребовалось одно лишь мгновение, чтобы понять вызов. Лицо его прояснилось. Мускулами он играл лучше, чем владел языком.

— Сто много, да? Хо… умора!

То, как подмастерье сказал «Хо… умора!», снова показалось Лапидиусу страшно забавным. Он собрался с силами и приказал:

— Тогда за дело! И смотри, вычерпай все, что мутит колодец! Листву, мусор, мертвых животных и что там еще есть. Выливай воду в кусты смородины. Столько, пока она снова не станет прозрачной.

— Хо… умора!

Лапидиус оставил великана стоять и пошел в дом. Голова трещала. Он устремился через кухню прямо в лабораторию, чтобы прилечь, но служанка не дала ему выполнить благих намерений. Она сидела у стола и выла — перед ней Мадонна-Заступница и карманный алтарь.

— Ну, что опять? — спросил Лапидиус слегка раздраженно.

Марта запричитала:

— О Боже, Боже, хозяин. Забежала-к-Трауте-Шотт-на-минутку-токо-на-минутку-порази-меня-Бог. А-она-мне-чё-сказыват-чё-все-знают-токо-я-не-знала-токо-я. Траута-та-давай-смеяться-потому-как-думала-я-знаю-а-я-не-знаю-целай-день-кручусь-с-готовкой-чищу-мою-носу-из-дому-не-кажу. Ничё-не-вижу-ничё-не-слышу…

— Марта, Марта, давай к делу!

— Дак вот. Вальтер, Кёхлинов муж, помер намедни. Ужо не первай день как его нашли. Совсем мертвехонького. Пьянай, говорят, был. И кружка все щё в руке.

— Ну, и что здесь необычного? Не он первый, кто упивается до смерти, — Лапидиус помассировал гудящие виски.

— Дак то-то и оно. Не пил он, совсем не пил. А упокойного начальник стражи самолично увез. Народ и говорит, вместе с Кёхлин они и прикончили. Потому она и не оплакиват мужа-та, вона как! Ох, чё делатся! Ужасть, ужасть! У-у-у-у… у-у-у-у!

Лапидиус не мог для себя решить, что больше взяло Марту за душу, загадочная смерть рудокопа или то, что она только сейчас об этом узнала. Если подумать о том, как падки люди до пересудов, то Вальтер Кёхлин вполне мог умереть собственной смертью.

Чернь склонна к преувеличениям и часто видит такое, чего и в природе не существует. Ну, кто, например, сказал, что рудокоп не пил? Не всякий пьяница являет свой порок миру так бесстыдно, как старый Хольм.

Куда важнее было утверждение, что Аугуста Кёхлин завела шашни с Крабилем. Разве сам он не видел, как ворковали эти голубки? А Крабиль при этом еще и развязывал пояс. В помещении вахты это было, вспомнил Лапидиус. Есть ли связь между свидетельницами и Крабилем, между свидетельницами и «сынами дьявола»? Был ли начальник стражи Filius Satani? Третьим, помимо Тауфлиба и Фетцера?

— Марта, — сказал Лапидиус, жаждущий добраться до любимого кресла, — не бери в голову. И не спрашивай, не хочу ли я поесть. Я хочу отдохнуть.

Лапидиус проснулся от крика. Он вскочил со своего кресла посвежевшим и отдохнувшим, хотя головная боль и не совсем прошла. Снова послышался рев. Кто-то выкрикивал имя Горма.

Он поспешил в кухню, к окну, выходившему на двор. Во дворе он обнаружил Тауфлиба, который тянул своего подручного за рукав от колодца.

Все это время Горм черпал?!

Полдвора было залито водой. Лапидиус чуть не расхохотался. Надо было сообразить, что Горм не способен сосчитать до ста. Он просто черпал и черпал. Как автомат.

Мастер и его подручный скрылись за кустами смородины. Лапидиус вернулся в лабораторию. Где, интересно, Марта? Наверное, понесла еду матери. Голова была полна мыслей. Нашел же он забот на свою голову!

Внезапно опять раздался шум. Кто-то молотил кулаками по задней двери. Тауфлиб? Лапидиус прошел в кухню и увидел в окно мастера, который, задыхаясь от ярости, прыгал перед дверью. Чего ему надо? Открыть и обрушить на его голову, что он «сын дьявола»? Нет уж, памятуя о неудачном разговоре с Фетцером и принимая во внимание головную боль, этого делать не стоит. Пусть себе стучит, сколько хочет — он не откроет!

Лапидиус добрался до любимого кресла и сел. Тем временем Тауфлиба уже не было слышно, видно, убрался восвояси. Тауфлиб. И Фетцер. И возможно, Крабиль. В отношении первых двух он был уверен, что они причастны к убийству Гунды Лёбезам и обезглавленной девушки. А вот что касается начальника стражи, надо поразведать. И прежде всего выяснить, на какой повозке он увозил тело Вальтера Кёхлина. Если это фургончик Фреи, то сам этот факт уже доказательство его виновности.

Вообще о доказательствах. Каким наивным он был, когда начинал свои расследования! Он полагал, будет достаточно того, чтобы выяснить, кто скрывается под маской Filii Satani, а теперь видел, что это еще далеко не все. Необходимо их уличить, и лучше при свидетелях. Смелое предприятие, которое казалось невыполнимым.

И ко всему требовалось еще кое-что: прежде чем уличать кого-то, надо было самому убедиться, что тот является убийцей.

Уверен ли он, что это Тауфлиб, Фетцер и Крабиль? Честно говоря, нет. Были и другие в высшей степени подозрительные личности. Все еще были.

Лапидиус застонал. Так много всего он узнал! И все-таки недостаточно. Приведет ли его это к неоспоримым доказательствам? Существуют ли они вообще, «неоспоримые доказательства»?

Очевидно да, и это потрясало. Единственное, что было несомненным, установленное убийство двух женщин. Больше ничего. А дальше начинались его домыслы, потому что даже то, что обе были зверски убиты в пещере Шабаша, еще не являлось фактом. Одну, Гунду Лёбезам, нашли на рыночной площади. Другая, чьего имени никто не знал, была обезглавлена, а голова повешена над его дверью. Тело же так нигде и не всплыло. Но где-то же оно должно быть. Если не в пещере, не в его доме и не у Тауфлиба, то где?

Лапидиус прикидывал так и эдак. И пришел к единственному решению: придется еще раз подняться на Оттернберг.