"Антология исторического романга-6. Компиляция. Книги 1-12

* * *

От приторности причастного вина, чересчур сладкого на вкус Эдуарда, во рту все слиплось. Ребра ныли: вчера вечером из-за придурка конюха на него наступил его же собственный конь, и короля ничуть не утешало, что теперь конюх нянчится с собственными ребрами и напрочь исполосованной кнутами спиной.

Правду говоря, мрачно размышлял Эдуард, ребра просто ноют сильнее, чем все остальное: спать на сырой земле, завернувшись в плащ, как простой пикинер, на диво благотворно для репутации, но отнюдь не на пользу суставам.

Stabat Mater dolorosa, luxta crucem lacrimosa, dum pendébat Fílius[628].

Храмовники в день чествования их излюбленной святой — самой Пречистой Девы — пришли почти в такое же неистовство, как безумные брабантцы, подумал Эдуард с хмурой улыбкой. Добро, пусть же Матерь Скорбящая не покидает своего поста у Креста, коли сие повергает сэра Брайана де Джея и брата Джона де Соутри в воинственное исступление.

У скоттов просто недра протекут, когда храмовники пойдут в атаку во всем своем бело-черно-красном великолепии со свитами — пусть и небольшими, но чернополосный Босеан, несомненно, стоит еще сотни рыцарей.

Ветер донес со стороны рядов мятежников отдаленное вяканье, и Эдуарду не требовалось прислушиваться, чтобы понять, что они кричат.

Берик!

Будто он устроил там какую-то кровавую резню. Погибло всего-то несколько сотен. Тысяча, по крайней мере, — ничуть не больше, чем в любом взятом городе во время кровопролитной войны, и заслуженно, за сопротивление. Какие там реки крови, как расписывают эту оказию скотты…

Возвышенные голоса вырвали его из раздумий, и король обнаружил, что граф-маршал пререкается с Сурреем; спор уже дошел до этапа напирания грудью и тыканья пальцами, но оба тут же притихли, сопя и зыркая друг на друга, стоило лишь Эдуарду притопнуть, шаркнув шиповыми шпорами по грязной траве.

— Государь мой король, — на него устремил свои водянистые глаза Биго, граф-маршал Англии. У него за спиной, надутые, как получившие нагоняй малолетки, Херефорд и Линкольн в красочных нарядах источали ядовитые взоры.

— Что? — свирепо вопросил Эдуард, испытав удовольствие, когда те скривились и зашаркали ногами, как нашкодившие мальчишки.

— Я думал дозволить людям малость подкрепиться перед атакой, — проворчал Биго, и при виде насупленных бровей над полуопущенными веками живот у него скрутило.

— Глупо, — перебил де Варенн, собрав все свое достоинство графа Суррейского, дергая белой стрелкой бороды над стальным латным воротником. — Нас отделяет от мятежников узенький ручеек. Что, коли они ринутся на нас, пока мы будем сидеть на задницах и чавкать?

Эдуард ощутил давление в висках, словно золотой венец впился в кольчужный чепец. Святая Задница Христова, неужто у него одного тут сохранился здравый смысл?

— Нынче Святой День, — сказал он Биго мягко, как шелк, и знающие его нрав внутренне напружинились. — Так что, может статься, Пречистая Дева явит чудо с хлебами и рыбой — иначе, государь мой маршал, какое богопомазанное подкрепление можете вы предложить людям?

Граф-маршал несколько раз открыл и закрыл рот, но Эдуард уже обрушился на торжествующе улыбнувшегося де Варенна.

— Что же до вас, то нечего склабиться, как писающая мулова мокрощелка в зной, — рыкнул он. — Весьма прискорбно, что вы не были столь осмотрительны при первой встрече с сим Уоллесом, иначе мы не угодили бы в эту передрягу.

Граф Суррейский насупился, лицо его потемнело от прилива крови, отчего сердце Эдуарда подпрыгнуло в свирепом ликовании, и он вогнал нож поглубже.

— Конечно же, он не набросится на нас здесь, ибо мы не зажаты с трех сторон, как вы исхитрились в Стерлинге.

— Мы атакуем тотчас же, — поспешно заявил граф Линкольнский, отвесив головой аккуратный поклон.

Углядев во взоре де Ласи вкрадчиво переданное предупреждение, Эдуард взял себя под уздцы; негоже настраивать против себя каждого великого государя сей державы в утро сражения.

— Конечно, атакуете как миленькие, — проворчал он, взмахом руки приказывая оруженосцу подвести Байарда. — Вон там огр, на поиски которого мы потратили на пустой желудок не одну неделю. Так убейте чудовище, во имя Господа и всех его святых, и покончим с этим делом раз и навсегда.

— Аминь, — с этими словами Линкольн развернул коня.