04.1912

Лиззи смотрела в никуда широко раскрытыми глазами, распахнув рот, и с её ресниц срывались слёзы. Шея её подрагивала, но кулаки оставались совершенно недвижимыми.

— Лиззи, — Джо мягко выпустил её из объятий, — Лиззи…

— Не говори со мной! — рявкнула Лиззи, и её глаза вдруг загорелись неистовым алым пламенем.

Мэри медленно поднялась из кресла. Она по-прежнему была согбенной, маленькой и хрупкой, с просевшей грудной клеткой, и её лицо оставалось серым и тусклым. Джо совсем не понимал, как же так вышло, что раньше она казалась ему строгой, высокой и внушала ужас.

— Я не хотела, чтобы ты знала об этом, Лиззи, — тихо произнесла Мэри, — и не проходило ни дня, чтобы я не давала обещание когда-нибудь рассказать об этом… только у меня всё не хватало сил. Я ненавижу себя за это малодушие.

Взор Лиззи бурлил презрением.

— Я тоже тебя ненавижу, — тихо сказала Лиззи. — Ненавижу! — её голос гулко разнёсся по каюте.

Мэри не шелохнулась. Слёзы беззвучно катились по её впалым бесцветным щекам.

— Прости, если можешь, Лиззи, — проронила она так, словно бы её душили.

Лиззи молча повернулась и вышла из разорённой каюты. Дверь хлопнула у неё за спиной, и Мэри снова опустилась в кресло, как подкошенная, закрывая лицо руками. Поскольку в каюте никого не было, никто не догадался бы, что она рыдает вслух, хотя, казалось бы, она давно разучилась это делать.