Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров

-Король, твой паж выздоровел,- сказал кладбищенский пророк.- Для него наступила добрая ночь. Теперь он не опасен ни для себя самого, ни для собственной тени.

-Чудо!- донеслось из королевской свиты тихое слово.

-Чудо! Чудо!- шепотом вторили другие голоса.

Паж подошел к королю, и тот, чуть наклонившись с коня, пригляделся к лицу своего любимца и ласково потрепал его за щеку.

-Теперь я вижу, старик,- проговорил король, коротким жестом указывая пажу на его обычное место в своей свите,- теперь я вижу, что твоего ученика можно отправлять послом в страну безумцев вместе с твоей ученой вороной.- И обратившись ко мне, король вопросил: - Назови свое имя, искусный целитель любовной горячки.

-Мне не известно мое имя, Ваше Величество,- признался я, не опуская глаз.- В том-то все мое несчастье.

-Сообщение полностью подтверждается, Ваше Величество,- раздался голос Ногарэ, приложившего немалый труд, чтобы сдержать волнение.- Действительно, ночь оказалась доброй, Ваше Величество.

-В таком случае мы сможем отплатить этому искусному целителю за его добрую услугу не менее доброй услугой,- таинственно улыбаясь, неторопливо проговорил король.- Вильям, известен ли тебе человек родом с Кипра, молодых лет, умеющий исцелять безумие и к тому же не ведающий своего настоящего имени?

-Да, я слышал о таком, Ваше Величество,- с не менее таинственной улыбкой на губах, сказал Ногарэ.- Он пришел. Он стоит перед вами, Ваше Величество. Не кто иной, как молодой граф де Ту.

Я обомлел, несмотря на то, что всем случившимся со мною чудесам уже давно потерял всякий счет.

-Граф де Ту?!- воскликнул я и невольно обернулся на старика.

Тот очень ласково улыбнулся мне, потом медленно опустил веки, как бы подтверждая поразительные слова Ногарэ и при том указывая мне во всем подчиняться обстоятельствам, а спустя пару мгновений вновь открыл глаза.

-Граф де Ту?- нарочито удивился король.- И все? Но где же имя?

-Полного имени не упоминалось ни в одном сообщении,- сказал Ногарэ.

-Какая досада!- покачал головой король.- Ято думал, что мы сможем отплатить графу сполна. Однако я полагаю, что дело поправимо. Итак, граф,- обратился он ко мне,- мы рады приветствовать вас в наших владениях. Нам кое-что известно о необычайной судьбе вашего рода и вас самих. Нам известно, что заставило вас избрать столь необыкновенный путь и какие ужасные опасности подстерегали вас в дороге. Но теперь главному свидетелю по делу о богоотступнических деяниях Ордена Соломонова Храма страшиться нечего. Отныне он поступает под личную защиту короля Франции.

"Может ли старик быть предателем?- не добавляя к тому волнению, что уже наполнило мою душу, ни капли сверху, спросил я самого себя и тут же самому себе решительно ответил: - Будь он кем угодно, а только обстоятельства, конечно же, находятся во власти той самой, невидимой силы, цели которой не известны никому из проводящих эту ?добрую? ночь посреди кладбища".

Признаюсь, что я опять думал только о своем собственном наследстве, судьба же Ордена тамплиеров волновала меня в те мгновения меньше всего.

-Ваше Величество,- обратился я к королю.- При всем моем желании я не уверен, что смогу стать истинным свидетелем. У меня отнято не только имя, но и память.

-Нам известно, граф,- продолжал король,- что ваша память хранит главную тайну Ордена, потомуто она, ваша память, и была запечатана, подобно самому ценному сокровищу казны. Нам известно также, граф, что ваша память может быть открыта с помощью особого ключа, коим является некое тайное слово. Это слово пригодно к использованию в качестве ключа только один раз, как если бы ключ был отлит изо льда, а замок был бы горяч, как живое человеческое тело. Тайное слово известно Великому Магистру Ордена, и он дал мне обещание произнести его. Дорога на Шинон очищена для вас от всех встречных. На этой дороге вас будет охранять целое войско. Мы желаем, чтобы вы отправились немедленно, но, разумеется, предварительно переодевшись в нечто более соответствующее вашему дворянскому достоинству и еще далеко не оконченной жизни.

-С великой радостью исполню волю Вашего Величества,- сказал я, кланяясь и действительно испытывая некое подобие радости: разоблачение тайны приблизилось, вроде колодца в пустыне, до края которого уже легко было дотянуться рукой.- Однако прошу у Вашего Величества позволения проститься перед дорогой со своим Учителем.

-Прощайтесь, граф,- разрешил король, поворачивая своего коня и вместе с ним приводя в движение всю свою свиту, а вместе со свитой - вереницу трескучих факелов.- Хотя, как говорят, уходя с кладбища, не следует оглядываться назад.

Я повернулся к могильному дервишу и увидел, что его черный балахон совсем побелел от падавшего с небес холодного пуха, и, если бы не продвигалась мимо нас долгая вереница факелов, я уже и не различил бы в темноте маленькую неподвижную фигуру. На правом плече старца восседал Карл Великий, невозмутимо отряхивая крылья.

-Учитель,- обратился я к старцу, едва не произнеся это священное слово на арабском наречии.- Скажи мне: то, что я теперь вижу своими глазами, происходит во сне или наяву? Сам король Франции со всеми своими придворными является на кладбище, в гости к загадочному старику, к которому он вполне мог бы выслать комиссара инквизиции. Не так ли? Ведь и ты, Учитель, опасался черного коня.

-Ваша новая память, монсиньор, не только успела пробиться из семени, но уже приносит первые добрые плоды,- ласково произнес старец, но его ласковую улыбку я мог только вообразить, поскольку края капюшона затеняли все его лицо.- То, что первым появился белый конь короля, наилучшим образом доказывает ваше право называться истинным посланником Удара Истины.

-Насколько я могу догадаться, на заднем дворе королевского замка растет дерево, в которое изредка попадают стрелы с важными сообщениями,- вслух подумал я.

-Возможно, есть особый вид плодовых деревьев, из которых порой произрастают оперенные прутики,- посмеиваясь, ответил мне могильный дервиш.- Однажды, монсиньор, некий честный человек шел по улице в позднее время и вдруг увидел, что ему навстречу приближаются какие-то люди, тихо между собой переговариваясь. Он очень испугался, подумав, что они могут оказаться грабителями и, перепрыгнув через ближайшую ограду, упал в канаву, полную воды и грязи. Там он и остался лежать, затаив дыхание и в ужасе замечая, что встречные тоже стали перелезать через ограду. И вот они окружили несчастного, склонились над ним и спросили: "Добрый человек, не грозит ли тебе какая-либо опасность, от которой ты решил скрыться в этом неприглядном месте, и не можем ли мы оказать тебе какуюнибудь посильную помощь?" Тот же с облегчением вздохнул и ответил им так: "Видите ли, добрые люди, случилась довольно непростая история: я попал сюда из-за вас, а вы попали сюда из-за меня".

-Теперь я почти готов поверить в то, что сам король Франции вынужден быть моим следующим провожатым к Великому Мстителю, мстящему не кому-нибудь, а самому королю за весь арестованный им Орден тамплиеров,- самым тихим шепотом проговорил я, надеясь, что топот коней заглушает мои слова.

-Монсиньор, вам пойдет на пользу узнать, что именно с кладбища Невинноубиенных младенцев донеслось до королевского Дворца пророчество о том, что король Филипп сменит прозвище, став Святым. Он поведет святое во всех отношениях воинство, дабы, сокрушив Рим, собственными руками воздвигнуть истинный Святой Престол посреди Иерусалима, освобожденного им от неверных.

-Теперь я уже не сомневаюсь в том, что король Франции явился к тебе наяву, Учитель,- только и оставалось признать мне.

-Во всяком случае, если кому и снится ныне приятный сон о посещении кладбища Невинноубиенных младенцев, так - только самому королю,- весело сказал могильный дервиш.

Между тем, его самого стала окутывать темнота, а стук копыт за моей спиной начал стихать. Обернувшись, я увидел, что уже вся королевская свита прошла мимо нас, и только один всадник остался на месте, держа за поводья второго оседланного коня.

-Поторопитесь, монсиньор, - сказал из темноты парижский дервиш.- Если король этой страны спросит вас, почему вы задержались, сообщите ему, что пророк с кладбища Невинноубиенных научил вас, как превратить всех рыцарей Соломонова Храма в святых. Ведь только святые должны составить королю отборное войско рыцарей, принявших обет Креста, для последнего похода в Святую Землю.

-Неужто и вправду я смогу превратить их в святых, дабы мне самому поверил король?- вопросил я.

-Монсиньор уже забыл о Великом Мстителе и его миссии?- нарочито удивился старец.- А также и об истории человека, который прятался в грязной канаве от грабителей?

-Учитель слишком рано похвалил мою новую память,- признался я,- ибо его ученик успел забыть и о третьем: о тайном слове, которое должно раскрыть его исконные воспоминания, а тем воспоминаниям, вероятно, и полагается подсказать ученику, каким способом можно восстановить святость истинных рыцарей Храма. Таким образом кольцо замкнется.

Невольно я прибавил еще два слова:

-Кольцо Змеи.

-Монсиньор, - донеслось до меня из темноты, и я, с великим трудом приглядевшись, увидел, что старец опускается передо мной на колени.

Тут я почувствовал могильный холод на сердце и сказал:

-Учитель, пощади меня. Поднимись с земли.

Я ничего не услышал в ответ, да и самого дервиша больше не мог различить во мраке. Тогда я повернулся прочь и подумал, что старец, сделав свое дело, уже соединился с Единым и слился с холодом могильных плит, подобно истинным джибавиям, которых я некогда видел лежащими на белом мраморе посреди площади в Конье.

Садясь на коня, я услышал хлопанье вороньих крыльев, однако стук копыт о твердую землю тут же заглушил те эфирные звуки.

Двигаясь по сумрачной дороге к крепости Шинон, я старался не думать ни о чем. Более же всего старался не размышлять о трех предметах: о своей родственной связи с графом Робером де Ту, о возможной родственной связи с ним же трактатора Тибальдо Сентильи (я весьма часто вспоминал о нашем внешнем сходстве) и, наконец, о том, где мне суждено повстречать Великого Мстителя и кто таковым окажется.

Подобно мрачной гряде неприступных скал, постепенно вздымались передо мной стены и башни крепости Шинон. К восходу солнца они поднялись из-за окоема земной тверди до стремян скакавших впереди меня всадников, к полудню доросли до их тускло поблескивавших наплечников, а на закате дневного светила обтесанные обрывы той цитадели уже возвышались над моими грозными стражами темной вавилонской громадой, превращая их всех из геркулесов в неприметных карликов.

Мне делалось зябко - скорее от робости, чем от крепчавшего к вечеру холода, и я все плотнее укутывался в роскошную меховую накидку, отороченную русскими куницами, и все ниже надвигал на глаза и уши большую меховую шапку. На ближних подступах к Шинону в руках сопровождавших меня воинов, как и в прошлую ночь, вспыхнули трескучие факелы, и я невольно обернулся назад: за моей спиною двойная вереница тревоживших душу огней неисчислимо растянулась едва ли не до самого Парижа. Это зрелище придало мне, посланнику Удара Истины, столь почетно принятому на французских землях, немного бодрости и немного мужества.