Пыль

Мы набились в торжественно оформленный «предбанник», где стояла группа кресел с красными бархатными сидениями, белый полированный столик и большое зеркало в резной оправе. Ребята шумно спорили, кто и как будет стоять на фотографии. Споры закончила Лидия Алексеевна, указавшая, что строится все будут по росту.

Алексей, однако, казался немного задумчивым. Он отошел к столику и рассеянно посмотрел на занавеску. Не знаю, что на меня нашло, но я решила спросить его напрямик. Я подошла к нему и тихонько потрогала за плечо.

— А? — Алекс дернулся, забавно мотнув головой.

— Что-то случилось?

— Да так, ничего. Просто думаю об отце, — неожиданно спокойно ответил он.

— Кстати. Что произошло с твоим отцом?

— Знаешь, я сам не знаю… — вздохнул Алексей. — Мне кажется, что отца убили, — понизил он голос. — Мы ехали из Крыма на поезде, он читал какой-то журнал. Только вечером отошел, стал мне станции показывать и чай пить. Потом вышел в Ржеве и пропал.

— Вообще пропал? — спросила я. На душе было так неловко, что я вообще затеяла этот разговор.

— Нашли через несколько дней, — ответил Алекс. — Понимаешь, он ведь никогда о самоубийстве не говорил.

Его было жаль. Я вспомнила разговор родителей — не верилось, что Суховский старший совершил самоубийство. Выходит, его кто-то убил! Это просто ужасно. Но кто? Я не знала, однако и сына, и отца было очень жаль. Тем более, что Леша всегда был хорошим другом!

От неприятных мыслей меня отвлекло появление фотографа: невысокого человека лет сорока с пухлым лицом. Одет фотограф был в изрядно поношенный костюм: должно быть когда-то он был темно-синего цвета.

— Какой фон желаете? — подмигнул он. — Море? Динозавры? Осенний лес?

— Динозавры! — мгновенно отреагировал Алекс. Я вздрогнула: все-таки Француз отлично владеет собой, раз переключается сразу на шутку.

Женька и Антон прыснули. Юлька, Не знаем и Влад закивали в знак согласия, а Машка аж подпрыгнула от удовольствия. В моем детстве все не понятно почему обожали динозавров. Мы с детства знали наизусть их названия. В ателье часто были фотопанно: вид Крыма с Ласточкиным гнездом, а над ним — птеродактили. Или первобытное озеро с громадным диплодоком и стегозаврами в колючках. Помню висевшую на Невском рекламу «Росгермторга»: «Автомобили прямо из Германии!» На картинке в черном лимузине сидели мужчина в костюме и кокетливая дама в шляпке. Машина мчалась мимо моря и пальм, перед которыми важно разгуливала пара брахиозавров.

— Есть панно «Первобытный лес», — черные глаза фотографа весело смотрели на нас.

— Какие еще динозавры, Суховский? — возмутилась Лидия Алексеевна. — Взрослые ребята вроде бы, не в первом классе!

— А я хочу в первый, — хмыкнул Женька.

— Нет, давайте осенний лес… — сказала учительница.

— Прошу… — фотограф невозмутимо указал нам на правую металлическую дверь.

Комната для съемок оказалась темной и торжественной. Кое-где тусклым бежевым светом горели маленькие круглые плафоны. На обоях был изображен осенний лес: смесь сосен, красного клена и желтого дуба. Под кленом лежало прикреплённое бревно из папье-маше, а возле него — настоящие кленовые листья.

Мы встали в три ряда. Вверху — ребята, в центре которых устроился Мишка. Несмотря ни на что, он также важно смотрел из-под очков. Справа крайними стали Алекс и Незнам; слева — Женька и Вовка. Забавно, что они вместе — терпеть не могли друг друга. Ниже встали девочки повыше, а мы в переднем ряду. Я встала между Лерой и Викой. Лидия Алексеевна села в центре — между Иркой и Юлькой.

— Улыбку! — скомандовал фотограф из-под белой простыни.

Моя улыбка вышла немного натянутой, так как Лариса все еще не выходила у меня из головы. Потому я, наверное, и не успела понять, как нас обдала светом магниевая вспышка. Так мы и застыли навсегда на этой фотографии третьим «Б».

====== Глава 4 ======

Настя

После фотостудии я пришла домой пораньше, и с удивлением заметила в прихожей чужую одежду. На вешалке помимо привычной шинели отца висело белое драповое пальто. Рядом на маленьком черном комоде лежала серая мужская шляпа. Из зала доносились смех и веселые голоса отца и матери: похоже, они были рады гостю. Быстро сбросив верхнюю одежду, я побежала к ним.

Зал был наполнен табачным дымом — настолько, что я сразу закачалась от кашля. Оба наших кресла у большого коричневого стола оказались заняты. В одном сидел мой отец, а в другом — высокий сухопарый человек с тонкими черными усами. Одет он был в военной гимнастерке, хотя и без знаков отличия, и в черных хромовых сапогах, которые удивительно сходились с его усами. Рядом с гостем стояла пепельница, битком набитая смятыми окурками. Гость говорил весело, хотя его черные глаза сияли настороженно и строго. Мама пристроилась на стуле. Сейчас она надела свое лучшее синее платье, в каком обычно принимала гостей на праздник или свой день рождения.

— Вот и она! — всплеснула мама руками. — Настя, познакомься с нашим другом Павлом Сергеевичем Щебининым!

— Да мы с Настей уже знакомы! — подмигнул гость. — Я ее помню, когда ей было два года. Какая выросла…

— Тебя тогда отозвали из Берлина, — улыбнулась чему-то мать.

Я, опешившая, стояла в дверях, не зная, что делать. Родители во всю болтали с этим Щебининым — похоже, им было весело и без меня.

— Да, — вдруг сухо сказал гость. — Мы с Суховским в то время как раз закончили все дела в Берлине и Риме. Жаль Валериана, — нахмурил он брови. — Настоящий большевик был!

Я улыбнулась. Этот человек казался веселым и добродушным. К тому же он знал отца Алекса. Всё-таки было жаль, что его отец, хороший и популярный, видимо, человек, так быстро ушел на тот свет. Было бы интересно его увидеть, раз Леша так тепло вспоминает о нем. Мама, тем временем, с улыбкой подошла к стоявшему на столе граммофону и поставила пластинку. Раздались звуки танго — «В бананово-лимонном Сингапуре». Я тогда никак не понимала, почему взрослые, затаив дыхание, слушают его. Музыка была красивой, а вот слова казались мне глупыми и почти детскими. Мне даже стало немного стыдно от того, что родители в восторге от таких глупых слов.

— Мама, что это — «в бананово-лимонном Сингапуре»? — нахмурилась я, глядя, как мама, закинув ногу на ногу, качает белой туфлей.

— Ну это так, для смеха… — улыбнулась мама. — Паша, ты когда, наконец, женишься? — спросила она с притворной строгостью. — Скоро сорок, а все один, как перст!

— Браки совершаются на небесах, — улыбнулся наш гость, поправив манжету.

— Ой, перестань! Это гораздо проще, чем ты думаешь, — засмеялась мама.

— Видишь ли, в жизни мужчины есть два возраста, — Щебинин закурил папиросу, от чего я сразу кашлянула. — До тридцати каждый из нас думает «какая женщина нужна мне?», а после тридцати — «какой женщине нужен я?» — меланхолически закончил он.

— Ну и в чем твоя проблема? — отцу, похоже, тоже нравилось весело подтрунивать над нашим гостем. — Многим нужен. В расцвете сил, красивый, успешный…

— Понимаешь… Это надо было успеть сделать вовремя, — Щебинин снова выпустил облако дыма. — В моем возрасте ты сталкиваешься с проблемой: двадцатилетним ты не интересен, а свободных тридцатилетних практически нет.

— Как это нет? — недоумевала мама. — Поверь мне, их полным полно.

— Это только видимость, — наш гость продолжал наслаждаться табаком. — Да, есть незамужние, но у них по большей части свой контекст отношений. Кто-разведен, кто-то с кем-то в старых отношениях, кого-то держат женатые ловеласы в режиме ожидания… Не факт, — притворно-насмешливо развел он руками, — что ты впишешься в этот контекст.

— Разве любви покорны не все возрасты? — снова смеялась мама. Подойдя к серванту, она, поводив рукой в такт танго, достала кофейные чашки и поставила их перед отцом и гостем.

— Сказка для взрослых, — улыбнулся Щебинин. — Ты можешь быть покорным сто раз, но любая мать при выборе между любовью и ребенком выберет ребенка; любой отец также почти наверняка выберет семью и ребенка, а не любовницу. Великая любовь была в школе. Теперь будет та любовь, которую ты себе построишь, — меланхолично кашлянул он.

Я больше была согласна с матерью. Если любовь настоящая, то она длится долго. Я слышала из разговоров старшеклассниц, что возможна и любовь на расстоянии. Та рыжая, с веснушками, Вероника, подруга Ларисы, выдавшая ее, обсуждала с ней, что дружила с одним парнем, и сейчас он переехал в другой город. Рыжая с ним всё еще переписывалась и призналась, пусть и не вовремя, что он ей нравится, хотя этому человеку, судя по ответу Вероники на вопрос Лары, было немного за двадцать. И сама Вероника ему нравилась, несмотря на разницу в возрасте. Так что бывают случаи, что и двадцатилетним угодишь.

— Могу познакомить с отличной… — начала было мама, но Щебинин только покачал головой. Он правда казался мне забавным: словно добродушный ежик, который иногда сворачивается в клубок.

— Ты не забудь… Я сегодня же еду в Читу… Поезд в четыре утра. Красота! — вдруг сладко улыбнулся Щебинин. — Спать буду аж до завтрашнего вечера! Потом выйду, покурю на большой станции, выпью горячего чаю и снова станция… Жизнь удалась!

— В Читу? — покачала головой мама. — До сих не могу забыть Читу, когда ехала через нее. Ночью вдруг стало светло, как днем. Зарево огней и составы до горизонта… — прищурилась она, словно вспомнила тот миг.

— А ты думал, брат! Она у меня девушка дальневосточная, — добродушно подмигнул отец.

Наш зал был очень большим. У стены стояли стол и кресла; налево от них — старый немецкий сервант, видимо оставшийся еще с дореволюционных времен. Его крайняя секция у окна закрывалась на ключ, который мне никогда не давали. В витрине серванта стояли тарелки, фужеры и даже кофейный сервиз — все это мама ставила только к приходу гостей. А напротив стоял стоял огромный диван — туда родители укладывали гостей, когда он останавливались у нас.

— Будешь в Чите — посмотри обязательно на управление железной дороги. Местная достопримечательность, — сказала мама, прищурившись так, словно вспоминала о чем-то хорошем.

— Ты же знаешь, что мне немного дальше… — улыбнулся их друг краешками губ.

— Так, ладно, давай начистоту: в Пекин, Нанкин или Токио? — отец весело посмотрел на приятеля.

— А это нуждается в пояснении? — почему-то вздохнула мама. — Ой, давайте я чай заварю, а? — спохватилась она.

— Ну, а пока будет готовиться чай, мы решим одно маленькое дело с Настей, — вдруг подмигнул мне Щебинин.

Мне стало ужасно интересно, какое у этого веселого военного ко мне дело, и я, прикинувшись взрослой, важно повела Щебинина в мою комнату. Быстро осмотрев мой стол и полки, он сел на стул, а я, засопев, открыла форточку.

— Понимаешь, Настя, дело важное… — Он открыл коричневый кожаный портфель. — Я хотел зайти перед вами зайти к Суховским, да не получились. Натали на работе, Алешка видимо в школе.

— Мы сегодня фотографироваться ходили! — сказала я, словно знала какую-то тайну.