Пыль

— Опять врешь! — фырчит Незнам. Лидия Алексеевна поворачивается к нам, и мы замолкаем. Естественно, на минуту, пока ее внимание на переключится на Юльку Янову, которая, похоже, тоже отчаянно нуждается в помощи.

— Да я тебе прямо сегодня докажу! Пошли после уроков и посмотрим на дождевые канавы?

— Ну, пошли… — с недоверием покачал головой Незнам.

Я жил в получасе ходьбы от школы. Обычно я прибегал домой через сорок минут. Ну максимум час: почему бы нам не погулять в конце-концов? Я, прищурившись, смотрю на черную доску и лежащие рядом с ней два куска мела. Сегодня дежурными по классу назначили Солнцева и Аметистову. Естественно, доска вытерта абы как с громадными белыми разводами. Обоим лень пойти в туалет и помыть ее — так и мусолили мел по доске.

— А еще, — шепчу я Незнаму, — в Австралии есть целые леса из эвкалиптов! И звери почти все с сумками на животах бегают.

— Кенгуру? — шепчет Серега, тихо пряча учебник. Я еле сдерживаю смех, глядя, как забавно Юлька списала-таки у Аметистовой.

— Что кенгуру! Там сумчатые волки живут!

Ирка поворачивается к нам: похоже, ей стало интересно послушать про сумчатых волков. Но поздно: урок заканчивается, и Лидия Алексеевна мягко говорит, что пришло время сдавать контрольные.

Математика была последним уроком. Наш класс, сдав контрольные, помчался в гардероб, где лежала сменная обувь. Мишка с Настей обогнали всех, как обычно, хотя Настя то и дело с интересом посматривала на нас. Девчонки стали переобуваться — кто-то в галоши, кто-то в резиновые сапоги. Зато нас с Незнамом было не удержать! Быстро, переобувшись и накинув на ходу куртки, мы помчались вперед, не обращая внимания на дождь.

Мы пересекли школьный двор, где уныло мокли спортивные снаряды, и побежали к соседним домам. Некоторые из них были старые — с лепниной. Уже стаял первый снег, и поток воды уносился вниз по асфальту. Мы с Незнамом остановились и как по команде осмотрелись вокруг.

— Смотри, — сказал я, — видишь в канаве воды все больше и больше?

— Ну так дождь… — покачал головой Незнам.

— Правильно… А видишь какое течение? Потоп!

— А почему?

— А потому что вода сверху несется! — Каким-то образом тон мамы незаметно становился и моими. А теперь представь: такой поток идет с гор настоящих!

— От дождей?

— И от дождей. Или от ледника, он тает. А ведь послезавтра потока в этой канав не будет – все высохнет. Если, конечно, дождя не будет.

Незнам машинально поправил черную куртку, взял спичку и бросил ее в воду. Та весело побежала вниз. Мы, накинув капюшоны, побежали за ней. Поток нес ее вниз к громадному зданию фабрично-заводского училища. Пересекать его линию нам строго запрещали родители, но сейчас нам было все равно.

— А, представляешь, — сказал я, глядя на бегущую спичку, — жили бы мы с тобой в прошлом веке? Организовали бы экспедицию в Австралию…

— Может лучше в Африку? Там леса здоровые… — Незнам кинул новую спичку, и она понеслась ближе к училищу.

— Тогда уж в Южную Америку! Вот где леса так леса. Деревья в Аргентине такие, что их ни одно наводнение затопить не может. — Я вспомнил картинку в книге, как долговязый Жак Паганель сидит на такой ветке и смотрит за приливом воды.

— И на них сидеть можно?

— Ага! Представляешь, как Вовка с Иркой дрожать будут? И спрашивать, кто шалаш бы им построил?

Незнам прыснул, словно правда представил эту сцену. Смотрелась бы она в самом деле забавно. Неотрывно смотря на плывущую спичку, мы побежали к чугунной ограде.

— Давай проверим скорость корабликов в воде? — предложил я.

— А это как?

— Бросим две спички и посмотрим, какая поплывет быстрее.

— Давай! — охотно отозвался мой приятель.

Мы положили спички в водный поток. У Незнама спичка поплыла быстрее, чем у меня. Несмотря на дождь, мы побежали вниз — смотреть, как они помчатся по луже. Незаметно для себя, мы обежали училище и вышли к насыпной горке.

— Слушай, мне дальше нельзя, — сказал неуверенно Серега. — Родители не позволяют.

Мне, естественно, тоже было нельзя. Но поскольку я рос только с мамой, все думали, что у меня свободы больше, чем других. Я, естественно, не разубеждал их в этом.

— Ха! Что такое «нельзя»? Пошли скорее!

— Тебе можно… — пролепетал Незнам.

— Мне все можно, — покровительственно сказал я. — Пошли, пошли!

— А если…

— Я тебя спасу! Пошли, — насмешливо сказал я, хлопнув его по плечу. У меня были очень длинные руки, чего не скажешь о Сереге.

Запустив еще пару спичек, мы убежали за горку. Дождь немного усилился, и небо стало настолько серым, что съело половину видневшиеся вдали больших домов. Затем нам захотелось спустить спички вниз по течению — по канаве, текущей в сторону недавно построенной асфальтной дороги. Мы побежали за спичками, хотя вскоре они нам надоели. Вернувшись к горке, мы нашли несколько деревянных щепок, пахнущих терпкой сосновой смолой. Незнам поднял вверх кору и получилось в самом деле нечто похожее на кораблик. Умом я понимал, что давно пора идти домой, но запустить его было ужасно интересно.

— Как назовем? — спросил Незнам.

— «Дункан»! — не задумываясь ответил я, вспомнив любимую книгу. — «Дункан» из порта Глазго!

— Это где такой? — мой друг смотрел на меня во все глаза.

— Далеко. В Шотландии, — важно ответил я. — Жаль труб у него нет…

— Сейчас сделаем… — Незнам вставил пару спичек в дырочки и ловко поставил наше самодельное суденышко на воду.

— Отдать швартовы! — важно скомандовал я. Кораблик дернулся и поплыл по канаве, строго описывая круг вокруг горки.

Прошло, должно быть, минут сорок прежде чем мы, запыхавшиеся и промокшие, вернулись на прежнее место. По дороге я с восторгом пересказывал Незнаму про Австралию, в самом деле представляя себе эвкалиптовые рощи. Мы начали думать, как пустить это по новому кругу, как вдруг я вздрогнул. Со стороны училища показалась тонкая фигура в фиолетовом плаще и коричневых сапогах. В руках у нее был зеленый зонт с черными цветами. Мама! Я почувствовал, как у меня на сердце повис холод. Сколько же мы пробегали, если мать пошла меня искать? Это было чревато очень большими неприятностями.

Я не ошибся. К моему ужасу мама быстро подошла к нам и, остановившись, пристально посмотрела на нас обоих. Блеск ее очков предвещал грозу. «Может, обойдется?» — с ужасом подумал я. Однако взгляд мамы, который я знал очень хорошо, не предсказывал легкой развязки.

— Мама… — пролепетал я. Но она не обращала внимания на мои слова, а посмотрела на Незнама.

— Сергей, иди домой скорее, мама очень волнуется, — сказала она.

Незнам бывал иногда у нас в гостях, и очень уважал мою маму. Она, насколько я знал, тоже относилась к нему с теплом. Я подошел к ней.

— А с тобой, друг, у меня будет дома особый разговор, — процедила мама, смерив меня холодным взглядом.

Мы медленно пошли вперед, глядя на темное серое небо с маленькими рваными просветами. Стало настолько холодно, что дождевые капли, казалось, вот вот заменит ледяная крупа. Притихший Сергей шел с понурой головой. Я старался гордо смотреть вперед и даже перепрыгивал лужи. Не мог же я показать перед Незнамом, что меня можно жестко осадить! Но мама демонстративно говорила не со мной, а с Незнамом.

— Тетя Наташа, мы просто с Лешей пошли пускать кораблики… — начал он.

— Ну что же так долго? — грустно улыбнулась мама. На людях она всегда умела сохранять самообладание.

— У нас часов нет…

— Ну вы же смотрите, что делаете… Мы уже волноваться стали. Я побежала в школу — никого. Думаю, не случилось ли чего…

Мама говорила мягко, но меня словно не было при этом разговоре.

— Тетя Наташа, ну мы не специально…- пролепетал Незнам… — Правда!

— Мальчики, ну вы так не делайте… Вас нет пять часов! — Мы уже не знали, что и думать…

Я с ужасом заметил, что мы подошли к бетонным балкам. Здесь Незнам должен был убежать домой. Я с ужасом заметил, как он улыбнулся:

— Тетя Наташа, спасибо вам! До свидания!

— До свидания, Сергей! — улыбнулась мама. Как только он побежал по улице, он взяла меня за руку и, дернув ее, сухо сказала:

— А ну-ка марш домой, дрянь такая! Почему я должна бегать в школу и искать тебя пять часов по всему району? — Ее карие глаза смотрели холодно и жестко. — Я жду час — никого! Полтора — никого! Нашла Лидию Алексеевну — она не знает! У меня на сердце похолодело!

— Мы… — начал было я, но мама только крепче сжала на мою руку.

— Я бегу в одну сторону — никого… В другую — никого. Может, думаю, в яму попали… Может, бандиты схватили… Может, собаки напали… Может избили… А он, дрянь такая, кораблики пускает!

— Да мы думали немного… — только сейчас я заметил, что мама перешла на французский. Это было совсем плохо: значит, она была на пределе,

— Немного? Пять часов? У тебя есть мозги или совсем пустота?

Я молчал, глядя в землю.

— Я почему должна бегать за тобой в предынфарктном состоянии? Слава богу, нашла женщину, которая сказала, что видела двух мальчиков школьников! Кораблики он пускает, видите ли… Здоровый придурок, девять лет!

— Мама, ну мы правда не хотели… — как всегда я чувствовал себя ужасно в состоянии ее ярости и тоже перешел на второй родной язык.

— Что ты, балда, не хотел? Головой думать никак не научишься? Взрослый, а все ничего ее понимает. Кораблики… — скривилась она. — Как три года!

Я не заметил, как мама открыла дверь в нашу квартиру. Мы вошли в прихожую. Я стал снимать куртку.

— А ну-ка живо на диван, дрянь такая! — звонко воскликнула мама, вешая плащ. — Немедленно!

Это было совсем плохо. Обычно за провинности мама меня или сильно ругала, или лишала чего-то — например, права читать неделю любимую книгу. Только в особых случаях, каких было раза три за всю жизнь, она давала мне тонкого черного ремня. В таких случаях мать просто укладывала меня на диван и воспитывала им. Похоже, что сейчас меня ожидала новая порка, что было вдвойне унизительно для моего возраста.

Я уткнулся в синюю диванную подушку. Постараюсь хоть сегодня не зареветь, как девчонка (это всегда меня жутко бесило). Но я ошибся. Мама не успела даже переодеться, а вбежала в комнату в коричневых сапогах и сером платье. В руке сверкнул черный тонкий ремень.

— Вот ведь дрянь! — раздался ее звонкий голос. — Ты меня довел сегодня до предынфарктного состояния! Думаю, пора прибегнуть к другим методам выбивания дури.

Резким движением она сорвала с меня брюки, а затем трусы. Ноготь царапнул мое бедро. Я знал, что для отвлечения боли надо прикусить руку. Тогда другая боль перебьет эту. Но я ошибся. Ремень свистнул в воздухе и опустился на меня со всей силы. Затем снова и снова.

Жах-жах! Жах-жах! Жах-жах! — свистел черный тонкий ремень. Мне казалось, будто меня обжигают осокой или металлическим прутом. Я начал подвывать, но мама, не обращая внимания, продолжала методичную порку.

— Ммммм… — завыл я.

— Я из тебя дурь вышибу, дрянь такая! Ты у меня узнаешь, как надо вовремя приходить домой. — Ты у меня сегодня получишь отменное воспитание! Один раз, но на всю жизнь!