Яростный горец

И, может быть, уже никогда не сможет.

– Фэллон?

Услышав голос Лукана, Фэллон с трудом встал с колен, но так и не смог заставить себя взглянуть брату в глаза.

– Оставь меня, – буркнул он.

– Что случилось? – Лукан нагнулся к нему. – Я видел, как Ларина влетела в замок, словно за ней гнались вирраны, и пошел искать тебя.

Фэллон, запрокинув голову, захохотал как безумный. И тут же осекся – до того неискренне звучал этот смех.

– Я ее потерял… впрочем, она никогда не была моей.

– Давай рассказывай, что произошло, – потребовал Лукан.

Фэллон покачал головой.

– Нет. Мне нужно побыть одному.

– Не сейчас. Ты нам нужен, Фэллон.

– Нет! – рявкнул Фэллон в ответ, поворачиваясь к брату спиной. – Ты прекрасно обойдешься и без меня. Все эти люди верят тебе, Лукан. Они пойдут за тобой.

– Нет, Фэллон. Прошу тебя, не уходи! Я уже потерял Куина. И не хочу потерять еще и тебя.

Фэллон молча смотрел на окружавшие его утесы. Он уже столько раз раньше подводил Лукана… Не мог он опять поступить с ним также! Надо быть последней свиньей, чтобы снова бросить Лукана одного. И хотя единственным желанием Фэллона сейчас было бежать на край света, он знал, что не сделает этого.

– Я скоро вернусь, Лукан.

Фэллон бросился бежать, карабкаясь по скалам и стараясь не слышать, что кричит ему вслед брат. Сердце колотилось в груди как бешеное, Фэллон задыхался, прыгая с утеса на утес и скользя, пока не добежал до холмов. И упал, только когда почувствовал, что ноги уже не держат его.

Рухнув на землю, Фэллон со стоном перевернулся на спину. Легкие горели огнем, сердце едва не выпрыгивало из груди. Приставив ладонь к лицу, чтобы заходящее солнце не било в глаза, он невидящим взглядом уставился в небо.

Фэллон лихорадочно пытался сообразить, что сделал не так. Он хотел, чтобы Ларина вернулась, хотел держать ее в объятиях, вдыхать аромат лилий, исходивший от ее кожи.

Но он потерял ее… возможно, навсегда.

Застонав, Фэллон потер руками лицо, словно пытаясь стереть ее образ, стоявший у него перед глазами. Напрасно… он знал, что будет помнить Ларину до конца своих дней.

Она стала частью его, как бог, который жил в его душе.

И это навсегда.