Гордость Карфагена

* * *

На следующее утро Ганнибал не стал подбадривать армию вдохновляющей речью. Он не нашел поощрительных слов, которые бы не использовал прежде. Ему не хотелось, чтобы его фразы оказались обманом простых солдат. Если бы командир мог говорить с ними честно, он попросил бы их сра жаться храбро и без оглядки — не ради награды, а для продолжения карфагенской истории. Сражаться во имя того, чтобы позже кто-то смог остановить войну. Сражаться, чтобы затем покинуть поле боя и вернуться по своим домам. Сражаться, чтобы семья Ганнибала не превратилась в римских пленников. Это был такой же важный повод, как и предыдущие. Публий говорил ему правду. Война стала их личным делом. Но командир не желал признаваться в этом армии.

Когда Ганнибал поднялся на командный пункт, расположенный на склоне холма за спинами солдат, он даже не был уверен, что его армия действительно принадлежит ему. В уме крутилась унылая мысль, что у него осталось лишь несколько доверенных офицеров. Первую линию фронта, состоявшую из галлов, балеарцев и лигурийцев, возглавлял генерал по имени Гасдрубал. Но то был только тезка его брата. Вторую линию командир собрал из ливийцев, мавров и балеарцев, оставшихся от войска Магона. Среди них виднелись отряды африканских рекрутов. Он узнавал их по цвету кожи, но почти не помнил имен офицеров. В третьей линии стояли его ветераны — карфагенские и ливийские пехотинцы, прошедшие с ним сверху вниз по Италии. К сожалению, их осталось меньше, чем ему хотелось бы. Этим несокрушимым ядром командовали Мономах, Исалка и Имко Вака. Ганнибал был благодарен им, но сейчас ему не хватало тех, кто ушел в мир иной. Он уже не видел ни одного из своих братьев, хотя их судьбы переплелись неразрывными нитями. Они делили одну кровь, одни и те же чресла, один и тот же мир, одно и то же материнское молоко. Но теперь их больше не было с ним, как не было и Бомилькара, с его несгибаемой силой, как не было Бостара, с его невероятным умом и памятью. На правом фланге расположился отряд карфагенской кавалерии, но ими командовал не Карфало, а другой человек. И как бы сейчас пригодился грек Силен, который раньше нашептывал в его ухо похабные шутки? Он даже не мог призвать к темным чарам Мандарбала, поскольку жрец покинул его в Гадрументе и направился в Карфаген для выполнения священных ритуалов. Он чувствовал себя одиноким и отстраненным от своих солдат. Мечта его жизни уже перестала соответствовать их желаниям. Они сражались под его командованием ради победы над врагом, а он хотел мира и покоя.

Впрочем, приступ меланхолии в день битвы не принес бы пользы. Он снова взглянул на поле и осмотрел позицию врага, выискивая детали, которые могли бы потребовать изменений в его собственной тактике. Римская формация была типовой: широкая передняя линия пехотинцев в три манипулы глубиной, затем ряды ветеранов и далее резервные триарии. На западном фланге размещалась итальянская кавалерия, ведомая Лаэлием — доверенным другом Сципиона. Восточный фланг состоял из контингента нумидийцев, которым командовал Масинисса. Ганнибалу показался странным шахматный порядок в размещении манипул, но он оставил его без глубокого анализа.

При виде врагов, пошедших в атаку, он выпрямил спину. Когда копейщики начали обмениваться залпами дротиков, ему показалось, что он уже переживал этот момент в своей жизни. Сцена боя имела разительное сходство с прежними сражениями. Ганнибал и раньше наблюдал за такими перемещениями масс, и каждый раз ему удавалось менять ход битвы на свой лад. Возможно, он снова сделает это. Две армии были приблизительно равны по численности — около сорока тысяч воинов в каждой. Многие из его бойцов участвовали в сражении впервые. Некоторые из них не знали Ганнибала и не совсем доверяли ему. Но каждый из них понимал, что стояло за победой или поражением. Ив основе всего был серьезный стратегический план. Ряды солдат располагались с особым умыслом; каждый отряд играл свою роль, тайно назначенную Ганнибалом. Слоны, которых он разместил на передней линии, от небольшого дуновения Фортуны могли создать перевес в самом начале сражения.

Поймав уголком глаза какое-то движение, он обратил на него внимание. Пока копейщики обменивались залпами, кавалерия на правом фланге во главе с Махарбалом устремилась вперед и вскоре перешла на полный галоп. Изумленный Ганнибал повернулся к сигнальщику и прокричал смущенному воину, чтобы тот протрубил приказ о прекращении атаки. Но он уже знал, что никакие сигналы не помогут. Ему пришлось отменить свое распоряжение и дать другое указание. Трубач передал сигнал, который успокоил армию: ситуация не изменилась, сообщал им командир; не нужно ломать ряды и отступать; все под контролем. Ганнибал снова посмотрел на отряд Махарбала. Он подумал, что вспыльчивый генерал решил осуществить какой-то хитроумный план. Но командир не видел смысла в его атакующем маневре, и он не понимал, почему Махарбал не рассказал о нем на военном совете.

С римской стороны навстречу коннице Махарбала помчались нумидийцы Масиниссы. Два отряда сближались с такой скоростью, словно хотели врезаться друг в друга на полном скаку и разорвать противников в клочья. Но в последний момент — прямо перед столкновением людей и коней, зубов, копыт и копий — обе группы всадников развернулись и слаженным движением поскакали бок о бок, вообще не сражаясь, а наоборот, сливаясь, как две реки, в одно течение. Даже с расстояния Ганнибал услышал их улюлюканье, слетавшее с перекошенных подбородков. И тогда он все понял. Махар-бал и его люди перешли к Масиниссе — к их царю. В этом была логика. Они были массилнотами.

Ганнибал отдал новые приказы. Он оттянул часть карфагенской кавалерии на левом фланге, отвел ее за армию и приказал занять освободившуюся позицию. Это был правильный ответ, но, наблюдая за маневром, командир с трудом приходил в себя от потрясения. Тот факт, что он не предугадал грядущего предательства, ошеломил его. Ганнибал так долго сражался вместе с Махарбалом, что не учел перемен его симпатий после прибытия в Африку. Это была непростительная ошибка огромного масштаба. Таких промахов он прежде не допускал. Но у него не было времени на подобные размышления. Римляне продолжили атаку.

В ответ командир велел ввести в сражение боевых слонов. Когда они двинулись вперед, он отдал приказ передней линии приготовить копья. Ему было трудно управлять новобранцами на расстоянии, но он хотел заставить их выпустить хотя бы один залп снарядов в ту брешь, которую слоны пробьют в римских рядах. Однако прежде чем трубач успел дать условный сигнал, Ганнибал пережил второе потрясение за это утро.

На полпути к легионерам многие из слонов остановились как вкопанные. Другие, дрожа от страха, трясли головами и меняли направление. Звук пришел чуть позже, поэтому Ганнибалу потребовалось время, чтобы услышать взрыв звуков, встретивший слонов. Римляне, все как один, создали невообразимую какофонию. Почти каждый солдат передней линии нес с собой трубу или горн. Легионеры дули в них что было мочи. Остальные воины кричали в унисон по особым сигналам, подаваемым когортам, поэтому их рев пульсировал и перебегал с одного края войска на другой. Многие из них били мечами и копьями по щитам, по нагрудным пластинам и шлемам. Слоны, особенно молодые, никогда не слышали такого шума. Они не понимали, что за зверь к ним приближался и с какой стороны.

Как только первые слоны подошли на расстояние броска, сотни пилумов полетели в них, вонзаясь между глаз животных, попадая в уши, в открытые рты, впиваясь в тела, когда гиганты побежали. Многих из слонов охватила паника. Они повернулись и помчались прочь, добавляя свой безумный рев к беспорядочному грохоту. Около тридцати животных взломали вражеские ряды, но за ними их встретили широкие проходы между плотно сбитых манипул. Вот что было странного в шахматном порядке. Отряды располагались таким образом, чтобы часть их могла уйти в стороны с пути слонов. Они просто располагались в линии. Не встречая преграды, слоны бежали по траекториям минимального сопротивления и, как их ни убеждали погонщики, они выбирали проходы, а не скопления людей. Некоторых животных намеренно загоняли туда пиками и копьями. В них летели камни, дротики и пилумы — причем в таком количестве, что слоны спотыкались и падали, ревели и вопили. Слезы капали с их длинных ресниц. Шкуры были утыканы стрелами, словно подушки для иголок. Более смелые солдаты начали подходить к ним, доставать до боков и выдергивать копья, чтобы использовать их еще раз.

Пока на римской стороне солдаты расправлялись со слонами, карфагенское войско понесло свои первые потери. Несколько слонов вернулись с поля и помчались назад через ряды пехотинцев. Они топтали людей, словно большие валуны с ногами и хоботами. Слева четыре слона рассекли строй кавалерии, вызвав там полное смятение. Масинисса тут же воспользовался этой ситуацией. Его конница возникла в пыльном кильватере слонов и атаковала карфагенских всадников, сгоняя их с поля боя. Последовав его примеру, Махар-бал и Лаэлий напали на конные отряды, защищавшие правый фланг карфагенской армии. Отвлекая нумидийцев, конница Ганнибала поскакала наискось к северу. В следующий час кавалерия не играла большой роли в сражении.

Римляне вновь двинулись к первой оборонительной линии противника. У них почти не осталось снарядов, но Ганнибалу не удалось извлечь из этого выгоды. Его отряды рекрутов не метали копья залпами, как он надеялся, а старались попасть в отдельные цели — причем с малым успехом. В конце концов легионеры приблизились к ним и начали кромсать, пронзать, блокировать удары и снова кромсать, блокировать и пронзать тела неопытных воинов. Ударами щитов они сбивали противников с ног и убивали их мечами. Племенные отряды Ганнибала пытались сражаться с ними различным образом, однако они не могли противостоять безжалостному единообразию римского штурма. Пока галлы размахивали длинными мечами, римляне вонзали копья в их голые торсы, рассекали связки на ногах и срубали головы упавших на колени воинов. Юркие лигурийцы сражались очень хорошо на близкой дистанции. Короткие мечи мелькали в их руках. Они приподнимались и приседали, делая в водовороте движений высокие и низкие выпады. К сожалению, смертельные удары были у них редкостью. Многие африканцы умело сражались копьями, но каждый из них бился в одиночку, а на них шла непроницаемая стена хорошо обученных легионеров.

Ганнибал не удивился, когда его первая линия начала дробиться. Сначала дрогнул один солдат, затем еще несколько, и, далее, большая группа воинов отступила ко второй защитной линии. Они надеялись выйти в тыл армии для отдыха. Но внезапно солдаты обнаружили, что вторая линия не пропускает их, несмотря на крики, ругань и негодование. Их встречали мрачные лица. Копья и мечи сдерживали напор. А затем римляне вновь напали на них сзади, и им пришлось продолжить сражение. Таков был приказ командира. Нечестный и предательский? Да! Но обстоятельства не позволяли другого выбора.

Довольно долго римляне бились, стоя на трупах солдат первой линии. Ливийцы, мавры и балеарцы из армии Магона сражались со свежими силами и отчаянным задором. Очень дисциплинированные, они на какое-то время остановили продвижение легионеров. Но как река собирает силы и в конце концов прорывает дамбу, так и инерция римского войска прогнула вторую линию. Когда она сломалась, солдаты с изумлением поняли, что им тоже не позволят отступить. Третья линия не пропустила их с той же непоколебимой суровостью, с какой они отбросили своих предшественников. Они погибли в сражении, упираясь спинами в стену копий своих соратников.