"Орлы Наполеона"

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Наконец-то они остались наедине: художник и замок на воде…

Ради этого Сергей встал ни свет ни заря и быстро привёл себя в порядок. Мадам Арно, спозаранку готовившая завтрак для жильцов, благословила на дорогу куском хлеба с маслом. Завершив скромную трапезу чаем, Сергей вышел из гостиницы и быстрым шагом устремился через деревню и луг к реке.

Даже в ярких лучах утреннего солнца израненный столетиями Ла-Рош выглядел усталым и сумрачным. Ну да: поживи с его… При мысли, сколь многое видели и перенесли эти обшарпанные стены и башни, невольно замирало сердце. И как хорошо быть с древней крепостью один на один. Друзья и помощники — это замечательно, однако творчество не застолье. Оно требует уединения. Вот и сбежал, не в обиду им… Какая тишина!

Сергей поудобнее сел на поросший травой пригорок, достал альбом и приготовил карандаши. Ну, с богом…

— Мсье Белозёров!

По зелёному лугу грациозной походкой шла мадам Лавилье в светлом платье. В одной руке несла сумку, другой приветливо махала Сергею. Чёрт бы её побрал!

Внутренне рыча, Сергей вынужденно отложил альбом, поднялся и приветствовал соседку по гостинице сдержанным полупоклоном.

— А что вы здесь делаете в такую рань? Вам не спится? — поинтересовалась женщина, подходя ближе.

"Да тебе-то какое дело?"

— Сплю я нормально, мадам. А встал пораньше, чтобы поработать без помех, — сухо сказал Сергей, указывая на альбом.

— Ну, конечно, конечно, как я не сообразила! — Очаровательно улыбнулась. — И много успели нарисовать? Можно ли посмотреть?

— Нельзя. Ничего ещё не успел. А вам, похоже, точно не спится.

Мадам Лавилье весело засмеялась.

— У меня со сном тоже всё хорошо, уверяю вас. Просто привыкла купаться по утрам. Прихожу, пока никого нет и стесняться некого.

— Купаться? Но ведь только начало мая. Вода же холодная.

— Ну и что? Я такую люблю. Я вам не какая-нибудь неженка, я женщина крепкая. Бодрит замечательно, весь день потом порхаешь, просто порхаешь. — Бро сила на Сергея лукавый взгляд. — Как будем делить берег, мсье?

— Никак, мадам, — сурово сказал Сергей, подбирая альбом. — Оставляю вам его в безраздельное пользование. Купайтесь на здоровье, стесняться некого. А я пошёл.

Не было в этот миг ругательств, которые он про себя не адресовал назойливой соседке, явившейся так не вовремя. И стоило вставать с первыми лучами солнца, чтобы вместо работы болтать с этой ранней купальщицей!

Мадам Лавилье придержала его за рукав.

— Нет-нет, об этом не может быть и речи. Мы друг другу не помешаем. Я сейчас спрячусь вон за ту иву и буду чувствовать себя в полном одиночестве. А вы отойдите немного в сторону и спокойно работайте поодаль. — Многозначительно посмотрела на Сергея снизу вверх. Жгучие чёрные глаза искрились усмешкой. — Я могу рассчитывать на вашу скромность, мсье, не так ли?

— Можете, — отрезал Сергей, поворачиваясь спиной.

Отойдя в сторону, уселся с альбомом в руках и попробовал сосредоточиться. Не получалось. Сначала за ивой мадам Лавилье шуршала одеждой. Затем, судя по всплескам, зашла в воду. Мелодично вскрикнула — привычка привычкой, а вода холодная. Потом поплыла.

Сергей краем глаза увидел в воде светловолосую головку. Усилием воли заставил себя вернуться к рисунку. Спустя некоторое время увлёкся и ушёл в работу.

Но вот минут через десять у берега раздался всплеск. Невольно покосившись, Сергей тут же поспешно отвернулся. Однако цепкий взгляд художника успел схватить волнующую картину: обнажённая мадам Лавилье медленно выходит из воды. Глаза, чёртовы мужские глаза, увидели между ветвями ивы и по достоинству оценили пышную грудь женщины, её стройные ноги, широкие бёдра и тёмный треугольник внизу живота, оттенённый сметанно-белой кожей. Какая натурщица "ню"[27] могла бы из неё выйти!.. Мелькнула идиотская мысль: интересно, что делает её малахольный муж со всем этим богатством?

Сергей со злости саданул кулаком ни в чём не повинный пригорок. Только "ню" ему не хватало с утра пораньше! Вот ведь француженка… Представить себе русскую женщину, которая беззаботно купается голышом невдалеке от постороннего мужчины, фантазии не хватает…

Пошуршав одеждой, мадам Лавилье появилась из-за ивы — посвежевшая, с каплями воды на волосах, с румянцем во всю щёку и приятной улыбкой на ярких губах.

— Ах, до чего же замечательно искупаться поутру! — сообщила она, усаживаясь на траву рядом с Сергеем. — Как тут ваша работа, продвигается?

— Увы, мадам, что-то не очень, — мрачно сказал Сергей, поигрывая карандашом.

— Да? Ну, значит, сегодня вдохновение прошло мимо. Смиритесь.

"Какое, к чёрту, вдохновение! Ты же работать не даёшь!"

— А у меня к вам просьба, мсье, — сказала женщина, делаясь очень серьёзной.

— Чем могу?..

— Видите ли, мы с вами в некотором роде коллеги.

— Я тоже художница. Правда, начинающая.

Сергей похолодел.

— И вот я подумала: если рядом оказался признанный мастер кисти, то это не случайно, — трогательно лепетала мадам Лавилье. — Это знак судьбы. Вы должны оценить мои наброски и дать полезные советы. Над чем работать, в каком направлении совершенствоваться… Ну, вы понимаете.

"Должен?!"

Терпение лопнуло. Но прежде, чем Сергей, набрав полную грудь воздуха, успел дать отповедь настырной женщине, та проворно достала из сумки альбом и буквально впихнула в руки художника. При этом она искательно заглядывала в глаза, а миловидное лицо рдело от волнения.

Сергей обречённо раскрыл альбом и принялся машинально листать страницы. Как часто в салонах ему подсовывали работы великосветских любителей с просьбой дать оценку, высказать мнение, вынести вердикт… И всякий раз он терялся. Хвалить, как правило, было нечего, а врать он не умел. Вернее, умел, но не любил. Сказать же прямо, что предложенные рисунки безнадёжно дурны и созданы рукой дилетанта, язык не поворачивался — обижать людей он любил ещё меньше, чем врать…

Сергей с минуту небрежно переворачивал страницы альбома, мельком просматривая карандашные этюды. Потом оторвался и внимательно посмотрел на мадам Лавилье. Снова вернулся к альбому, — на этот раз эскизы подверглись тщательному изучению. Здесь были наброски натюрмортов, пейзажей, портретов. Наткнувшись на один из рисунков, высоко поднял бровь и было открыл рот для реплики, но промолчал.

— Ну, как? Что скажете? — с нетерпением и опаской спросила женщина.

— А вы знаете, неплохо, — медленно сказал Сергей.

Душой при этом ничуть не покривил. Рисунки, само собой, выходили пока сырые. Однако просматривался хороший любительский уровень, имеющий все шансы перерасти в профессиональный. У мадам был хороший глаз, твёрдая рука, чувство меры и пропорции. Ощущалось даже нечто вроде художественного почерка. И если одарённая самоучка не бросит рисовать, да ещё возьмёт уроки у хорошего мастера, то у неё вполне может сложиться яркая творческая карьера.

Всё это Сергей объяснил женщине, тщательно подбирая слова. В общении с начинающим автором важно не перехвалить. Но даже скупое поощрение произвело вулканический эффект. Мадам Лавилье по-девчоночьи взвизгнула, порывисто обвила его шею рукой и расцеловала в обе щёки, не забыв и губы. (Надо полагать, гонорар за консультацию.) Потом вскочила на ноги и, вырвав альбом, побежала в сторону деревни.

Сергей несколько растерянно смотрел ей вслед. До чего же взбалмошная женщина и, кажется, легкомысленная. На эту мысль наводил рисунок в начале альбома.

То был портрет Марешаля, и притом недурно выполненный. Само по себе это не удивило: если уж приходишь к мужчине в номер по ночам, почему бы и не нарисовать… Но ведь рисунок мог увидеть муж и задуматься, а почему, собственно, сосед по гостинице привлёк такое внимание жены. Или мужа из-за возраста и болезней поведение супруги уже не беспокоит?

Было в портрете француза нечто странное. Что-то в нём мимолётно зацепило, что-то привлекло особое внимание. Но что именно, Сергей сообразить никак не мог. Ну и чёрт с ним… Какое, собственно, ему дело ему до похождений мадам Лавилье? Пусть хоть на голове ходит. Работать надо. Уже третье мая, а замок Ла-Рош всё ещё не зарисован, во всяком случае до той степени, когда можно перейти от альбомных эскизов к холсту.

Выбросив женщину с её мужем и любовником из головы, Сергей решительно взял карандаш и принялся набрасывать очертания донжона.

Сотоварищи, как и следовало ожидать, появились в самый разгар работы. И кто после этого будет отрицать существование закона подлости?

— Сергей Васильевич, голубчик! — завопил ещё издалека Фалалеев, семафоря одной рукой. (В другой была корзина с торчащими из неё горлышками бутылок.) — Ну, что же вы от нас убежали? Небось, к тому же не пивши, не евши!

Сергей обречённо закрыл лицо ладонями. Хорошие, милые люди… Если бы только знали, как они ему мешают…

— Сергей Васильевич, мы же договаривались, что один вы ходить не будете, — строго заметил Долгов, приблизившись. — Как маленький, ей-богу.

— Так это мы когда договаривались? Теперь-то ситуация изменилась, опасаться нечего, — возразил Сергей.

— Опасность есть всегда, — философически изрёк Марешаль. — Например, где гарантия, что тройка пострадавших крестьян не бросит полевые работы и не заявится побеседовать с обидевшим их русским художником? Да мало ли что ещё может случиться в чужой стране… Так что вы уж от нас не убегайте.

— А вы меня не отвлекайте от работы, — огрызнулся Белозёров.

— Кто отвлекает? Кто отвлекает-то? — заволновался Фалалеев. — Я вот вам завтрак принёс. Сейчас накрою, перекусим, и работайте дальше на здоровье.

Сказано — сделано. Верный помощник проворно расстелил на траве скатерть и разложил нарезанные хлеб, сыр, колбасу. Украсил импровизированный стол тремя бутылками.

— Не рано ли? — усомнился Сергей, глядя на соблазнительные сосуды.

— В самый раз, — авторитетно заявил Фалалеев. — В тутошнем вине крепости почти и нет. Пьёшь-пьёшь, а всё никак не напьёшься… А не хотите, так и не надо. Пейте воду. Вон, целая река за спиной.

— Нашёл дурака…

С этими словами бывший гусар с удовольствием принял из рук помощника полный стакан.

Аппетитно жуя свиную колбасу, Марешаль сообщил, что накануне вечером получил телеграмму из министерства с информацией для Белозёрова. Сообщали, что выставка по-прежнему идёт с большим успехом. Можно сказать, с аншлагом. Министерство будет просить художника продлить запланированный срок работы вернисажа.

— Уж вы не отказывайте, Сергей Васильевич, — сказал Фалалеев, разливая. — Уважьте хозяев.

Сергей пообещал уважить. Выпили за дружбу между Россией и Францией.

Настроение стремительно улучшалось. После завтрака, разомлев, Сергей растянулся на траве и бездумно уставился в синее небо с белыми облаками. Думал о Настеньке и сыновьях, о своём доме думал, где в любимом саду под тёплым натиском весны сейчас распускаются первые листья. Как же теперь всё родное и близкое далеко… Ну, ничего. Ещё пара недель французской чужбины — и обратно к себе, в Россию. Там всё своё, там дел немерено…

Не заметил, как задремал. Всё-таки встать сегодня пришлось ни свет ни заря. Хотя с точки зрения работы польза от раннего подъёма оказалась мизерной. Спасибо мадам Лавилье и сотоварищам…