Янтарный след

О ее делах с Эйриком могло быть известно в вике Бьёрко, откуда остров Алсну хорошо видно. Но здесь, через два дня пути, к тому же в такое время, когда корабли не ходили? С тех пор как Эйрик предложил ей обручиться – в тиши спального чулана, за прочно запертой дверью, – ни один корабль еще из Озера на восток не ушел! Асвард и его люди – первые. Да и на Алсну Снефрид и Эйрик ни одному человеку не рассказывали о той своей беседе.

От изумления у Снефрид закружилась голова.

– Мне рассказал мой сын, – невозмутимо, с легкой усмешкой на бледных губах ответил старик.

– Сын? Кто же твой сын – всезнающий мудрец Мимир?

– Нет. Да вон они, мои сыновья, – старик кивнул в угол. – Хравн Белый и Хравн Черный.

– Они родились одновременно, вот мы и дали им одно имя на двоих, – добавила старуха.

На первый взгляд, когда Снефрид только вошла, хижина показалась ей совсем тесной, пригодной не более чем для двоих жильцов. Теперь же, когда глаза ее привыкли к свету огня, хижина оказалась больше. И кроме старика со старухой в ней обнаружились еще люди – на спальном помосте напротив Снефрид, дальше от двери, сидели два парня и дружелюбно улыбались ей.

Снефрид вздрогнула. Как она могла сразу их не заметить? Двое молодых мужчин – не серые козлята, которых не приметишь под лавкой, пока не начнут шевелиться. Парни были очень похожи и весьма хороши собой – красивые открытые лица, блестящие глаза, – только у одного волосы и бородка были темными, а у другого совсем светлыми.

– Каждую ночь я отпускаю их побродить по свету, и они узнаю́т много любопытного, – продолжал старик. – И как Эйрик предлагал тебе обручиться, они тоже слышали. Правда, Хравн Черный?

– Это правда, – немного смущенно улыбаясь – его уличили в подслушивании, – ответил тот, что с темными волосами. – Эйрик сказал, что, мол, может, вам стоит обручиться, чтобы он мог оберегать тебя и не допускать, чтобы ты подвергалась опасности. А ты ответила, что, мол, не нужно, потому что у тебя есть настоящий муж и ты должна отыскать его.

– А потом еще раз, – вступил в беседу второй сын, светловолосый, – Эйрик сказал, что глупо уезжать за море, когда здесь все наладилось и вам досталась половина страны. А ты сказала, что теперь, когда все наладилось, ты больше не нужна ему и можешь следовать за своей судьбой.

– Потому что раз уж норн приговор таков, что тебе придется бежать до самого Утгарда, то нужно выполнять, – подхватил темноволосый. – Судьба все равно заставит выполнить то, что было врезано в кору Ясеня, и если противиться, то она возьмет с тебя более высокую цену…

– Ты врешь, этого она не говорила! – Светловолосый толкнул его в плечо. – Это ей говорила тетка, еще давно, пока она жила дома и тетка только уговаривала ее принять жезл вёльвы!

– Нет, она говорила! – Хравн Черный повернулся к брату. – Говорила, что должна бежать до Утгарда, где замок встретится с ключом, а иначе ей не будет счастья, и она еще принесет несчастье всему Свеаланду, заделавшись его королевой, но не исполнив собственной судьбы!

– Этого я не говорила! – закричала Снефрид, видя, что братья уже вовсю пихают друг друга и вот-вот подерутся. – Но может, это и правда…

– Хватит, горлопаны! – Старик привстал и пригрозил пристыженным сыновьям. – Раскричались! Уже стемнело, вам пора! Отправляйтесь.

– Но еще ведь… – начал Хравн Белый, глянув за оконце.

– И там дождь! – жалобно подхватил Хравн Черный.

– Теперь ничего не происходит особенного, Бьёрн и Эйрик больше не сражаются, нам негде…

– Ступайте, я сказал! – Старик прервал их, гневно нахмурившись.

Оба парня встали, Хравн Черный потянул было свою рубаху с плеч, но брат толкнул его и показал на Снефрид. Оба молча вышли. У порога Хравн Черный обернулся, приветливо кивнул Снефрид и даже подмигнул.

Дверь за ними закрылась. Очень скоро из оконца донеслось хлопанье крыльев, хриплый вороний крик…

Старуха вышла наружу и сразу вернулась, неся охапку одежды…

У Снефрид гудела голова, отказываясь понимать увиденное. Билась одна мысль: лучше убраться отсюда побыстрее. Если уже ночь, ей давно пора к своим. Асвард, Лейви, Мьёлль и Лунан – все давно заметили, что она исчезла, и пошли ее искать. Вот-вот кто-нибудь из них войдет – больше на всем острове ее негде скрыться, кроме этой хижины, – но лучше ей самой вернуться к дружине. Даже если дождь еще идет, лучше добежать и просушиться в доме, наверное, огонь уже развели как следует…

И едва она вдохнула, собираясь поблагодарить и попрощаться, как снаружи послышался шум. Кто-то уже идет!

Без стука отворилась дверь, но вместо Асварда или кого-то из его людей Снефрид увидела двоих совершенно незнакомых молодых мужчин.

Эти двое были повыше ростом и лет на пять-семь постарше тех, что ушли, однако такие же худощавые и мускулистые. Разглядеть их сложение удалось без труда – на них не было вовсе никакой одежды, на обнаженные плечи наброшены волчьи шкуры. Довольно густые русые волосы на груди и ниже, странные, нечеловеческие лица, застывшие резкие черты, неподвижные взгляды. Волосы длинные, распущенные и спутанные. Оба тяжело дышали, явно были уставшими, на коже блестели капли воды.

Конечно, за два дня Снефрид не сумела запомнить даже тех людей Асварда, что плыли с ней на одном корабле, но эти двое явно были другой породы. Такой, с которой лучше вовсе не встречаться.

– А вот и вы! – Старуха поднялась навстречу вошедшим. – Устали, бедные. В такую погоду только и бегать по свету! Нет бы ты, старик, хоть раз дал им спокойно посидеть дома! Зимой и летом приходится им все ноги стирать в кровь ради твоего любопытства!

– Ничего! – Старик ухмыльнулся. – Здоровее будут.

Снефрид сидела застыв, едва смея дышать. Она плохо понимала, где находится и тот ли безымянный остров лежит за оконцем, на который она прибыла с людьми Асварда. Она догадывалась, кем может быть этот старик, его старуха, их сыновья – все четверо. Но эти догадки бродили где-то в дальних углах головы, на опушке сознания, не давая мыслям проясниться. Она не испытывала страха, а скорее неуверенность, понимание, что нужно быть очень-очень осторожной и внимательной. Эта встреча – из тех, где одно-единственное слово может всю жизнь человека повернуть к счастью или несчастью. Но если к старику и старухе она притерпелась – поначалу те выглядели такими безобидными! – то эти двое были очень опасны, и это бросалось в глаза. Не хотелось, чтобы они ее заметили, хотя они, разумеется, заметили чужую женщину в своем доме сразу. Не зря они так дергают носами, хотя и не глядят на нее.

– Ульв Белый и Ульв Черный! – пояснил для нее старик.

Видно, и эти родились одновременно. Два новых сына подошли к лохани и стали умываться, сбросив шкуры на пол. Старуха поливала им из кувшина, потом дала пить. Пили они жадно, проливая на грудь, тяжело дыша, и в этом дыхании слышался хриплый рык.

– Идите оденьтесь, – старуха подтолкнула их куда-то в угол. – У нас женщина в гостях.

Оба Ульва отошли, потом вернулись к огню, одетые как люди. Снефрид мельком подумала, не те ли штаны и рубахи они надели, которые остались после Хравна с братом. Если пары братьев носят одежду по очереди, то двух рубах хватит на всех четверых.

Старуха указала этим двоим на места возле очага:

– Садитесь, еда готова!

Над очагом обнаружилась баранья туша, уже поджаренная. По всему дому плыл запах жареного мяса, и Снефрид ощутила, как сильно проголодалась – после завтрака на Гусином острове она среди дня поела только хлеба с водой, но казалось, что это было лет десять назад. Однако к этой бараньей туше ее ничуть не тянуло. Она могла бы поклясться чем угодно, что когда она вошла, никакой туши над очагом не было, и у нее на глазах старик не резал и не свежевал барана. Поешь такого мяса, а потом живот разорвет, и оттуда вывалятся мох и камни.

Старуха тем временем заботливо угощала усталых сыновей. Старик отрезал им по огромному куску, они хватали горячее мясо руками и вгрызались, не пользуясь ножом или блюдом. Обглоданные кости бросали в черную шкуру, разложенную на полу у них под ногами. Снефрид старалась на них не смотреть: в их жадном насыщении было нечто нечеловеческое. Не попадись им баран – и тебя съедят, даже жарить не станут… Глядя на это, Снефрид не смела подать голос и напомнить, что ей пора идти.

– Ну, рассказывайте, что повидали? – спросил старик, когда эти двое насытились и обглоданные кости уже не так часто падали в шкуру. – Ты, Ульв Белый?

Снефрид заметила, что эти двое тоже, как и первые, были похожи, но не совсем одинаковы: у одного темно-русые волосы и темно-серые глаза, у другого волосы светлее, а глаза скорее зеленые.

– Сейчас уже любопытного не много, отец, – хрипло заговорил зеленоглазый. – Люди, что собирались в войско, все разъезжаются по домам. Поживы нам больше не будет.

– На осенние пиры назначена свадьба Бьёрна Молодого, – таким же хриплым голосом подхватил другой. – А в конце зимы у него родится сын. Говорят, станет великим мужем.

– Тебе должно быть это любопытно, – старик взглянул на Снефрид. – Ты ведь знаешь Бьёрна Молодого?

Оба парня при этом тоже глянули на Снефрид, и ее передернуло под этими взглядами – острыми, пристальными, пронзающими насквозь.

– Но кто может знать, что он вырастет великим мужем, когда дитя даже еще не шевелится в утробе? – ответила она. – Лишь когда оно родится, норны нарекут ему судьбу…

– А откуда норны знают, какую судьбу ему наречь? – возразил старик. – Кто им подсказывает? Чью волю они оглашают?

Снефрид задумалась.

– Фрейя? – осторожно предположила она. – Ведь она – Великая Диса, владычица норн…

Оба парня дружно хмыкнули.

– Нет, – сказал старик, как будто недовольный. – Пока в мире правили ваны, в нем ничего не менялось. Женщины рожали детей от кого попало, эти дети тоже рожали детей, подростки уходили в лес, добывали волчью шкуру и возвращались, чтобы тоже рожать детей. Твоя Фрейя только и знала, что учить мужчин и женщин похоти, лишь бы рождалось как можно больше детей, у кого попало от кого попало. И так оно шло бы до самого Затмения, если бы не появились три вещие девы и не принесли людям судьбу. Нечто такое, что только твое. Такое, чего нужно достигать всю жизнь, а не один раз. Пока не пришли асы и не научили мужчин быть героями, а женщин – восхищаться героями. Великую судьбу может дать только Один…

– Но ты не прав! – от возмущения Снефрид даже забыла свое решение быть осторожной. – Фрейя сама любит одного человека! Одного, того, кто ей дороже всех на свете! Для похоти годится кто угодно, но она уже сколько лет ищет одного-единственного, кто мог сделать ее счастливой!

– Потому что мудрые асы даже ее научили любви! – ответила ей старуха.

Пока сыновья ели, старуха вновь принялась за пряжу, и Снефрид вдруг заметила, что никакой кудели на палке у хозяйки нет, а нить она вытягивает из оконца, прямо из серой дождевой хмари.

– Но она страдает!

– Она была счастлива и надеется быть счастливой вновь. У нее появился путь.

– Но хоть когда-нибудь она найдет Ода? – в волнении воскликнула Снефрид, в безумной надежде разрешить одну из самых важных тайн божественной судьбы. – Она будет счастлива вновь?