Янтарный след

Часть пятая

Средний Мир, Гарды

Свенельд сын Альмунда, воевода Олава конунга, тоже порой видел сны, но далеко не такие связные и красивые. Уже несколько месяцев, с весны, ему снилось, будто он бродит вдоль какой-то высокой серой стены, отыскивая в ней проход, но везде находит только гладкие камни. Забывает, в какую сторону шел, идет обратно, но ни ворот, ни конца и края найти не может. Ему зачем-то нужно попасть за эту стену, там ждет и тянет его что-то очень важное, но он может лишь бродить вдоль нее, унылый и бессильный. После таких снов он просыпался разбитым, с чувством, будто потерял у той стены что-то крайне важное, но забыл что.

Этим ясным утром позднего лета, когда на полях вокруг Хольмгарда уже приступали к жатве, он открыл глаза в шатре посреди дружинного стана на берегу Волхова, у Вельих Порогов, у начала южной их части, называемой Ве́лецкой Головой. Свенельд возглавлял целое войско – из двух сотен человек, посланное Олавом конунгом в Альдейгью, иначе Ладогу, как ее называли говорящие на словенском языке. Свенельд одинаково хорошо знал и словенский язык, и северный, в этих краях именуемый русским. Отец его был русом, а мать – словенкой из этой самой Ладоги. Но во главе войска он направлялся вниз по Волхову, конечно, не для того чтобы повидать родичей. С зимы в Ладоге засел Бёдвар Жила – один из вождей сарацинского похода. Более полугода назад, в самом начале прошлой зимы, Свенельд и его старший брат Годред привели в Хольмгард с Хазарского моря часть большого войска, что была набрана в северных землях: около двух с половиной тысячи человек. Народ это был самый разношерстный: ратники, набранные у словен, псковских кривичей, у их западных соседей – эйстов, которых сами псковичи называли вируянами; были дружины князей и бояр, словенских и русских, и особенно много было наемников-варягов. Сбором эти наемников несколько лет перед походом занимался и сам Свенельд, и другие люди Олава, посылаемые в Северные Страны. Часть варягов погибла в сражениях у сарацин и на реке Итиль, на обратном пути. Но вернувшимся пришлось остаться на зиму в Хольмгарде – по морю уже не ходили, для возвращения домой им пришлось ждать весны. Весной часть их благополучно уехала, как только сошел лед с ближней части моря (в восточной части лед держался дольше всего). Но остатки их все еще были здесь. Зимой Бёдвар Жила задумал сходить на карельскую чудь, жившую севернее Ладоги. Сотни полторы варягов пожелали к нему присоединиться – зимой наемники скучали, не имея никаких развлечений и занятий, кроме охоты. Да особенно сытой их жизнь не была – Олаву нелегко давалось обеспечить съестным более тысячи человек. Олав охотно отпустил дружину Бёдвара на север, даже помог со снаряжением. Он знал, что такой поход вызовет неудовольствие Бьёрна конунга из Свеаланда, который сам порой ходил туда за данью, но дед жены был далеко, а скучающая трудноуправляемая рать – в собственном городе и во всех окрестных селениях.

За зиму Бёдвар с дружиной сходил на чудь, привез неплохую добычу – скот, полон, меха, кое-что из припасов, – и засел в Ладоге, ожидая весны. Но вот весна давно прошла, начиналась осень, а Бёдвар все еще был здесь, и Олав понимал, что если не удастся выдавить его отсюда как можно скорее, он останется и на следующую зиму. Будто змей, Бёдвар расположился в том самом месте, где кончалась морская часть Восточного Пути и начиналась речная, ведущая в южные славянские земли, в Кенугард, владения Хельги Хитрого, и в Грикланд. Со всех проезжающих торговцев Бёдвар брал пошлину в свою пользу, на прокорм дружины, чем причинял Олаву и обиду, и убыток. Терпеть этого было больше невозможно. Едва Свенельд с дружиной в начале лета вернулся от хазарских рубежей, куда ходил зимой, и немного отдохнул, Олав был вынужден отправить его в новый поход.

Олав уже посылал к Бёдвару, и тот ответил, что уйдет, если ему пришлют выкуп. Но выкупать свои собственные земли у заезжего викинга Олав конунг не мог, приходилось посылать дружину, хотя мысль о возможном разорении Ладоги его не радовала. Мало того что разрушен древний путь в Хазарию и сарацинские страны, поток товаров, лет двести лившийся по Пути Серебра, грозил иссякнуть. А теперь и связь Хольмгарда с Северными Странами оказалась под угрозой! Олав надеялся, что от Бёдвара можно избавиться одной угрозой военной силы, потому и послал Свенельда, чья решительность и удачливость всем была хорошо известна. Но рассчитывать на это не приходилось: викинги люди упорные, а за свою жизнь не слишком цепляются, им в Валгалле уже приготовлен стол и хорошее общество.

– Ты чего такой смурной? – спросил Халльтор, когда подошел рассказать, что ночь прошла спокойно.

Халльтор, сильно хромавший после злополучной битвы на Итиле, был вождем тех наемников, что предпочли остаться на службе у Олава.

– Спал плохо, – неохотно ответил Свенельд, проводя пальцами по волосам. – Тьяльвара позови ко мне.

Дружина шла в лодьях, и за три дня одолели почти весь Волхов. Но теперь, когда до Ладоги оставался, если по берегу, один дневной переход, приходилось задержаться. Отсюда на два роздыха вниз по реке тянулись волховские пороги. От селения под названием Ве́льцы начиналась Ве́лецкая Голова и продолжалась три версты; потом был плес, потом Гро́мотская Голова. В этой части Волхов тек меж высоких обрывистых берегов серовато-белого известняка, а дно его состояло из ровных известковых же плит, расположенных уступами одна под другой. Русло усеивали валуны и песчаные отмели. Провести здесь даже небольшое речное судно стоило немалого труда, и поэтому выше Ладоги морские корабли никогда не ходили. Да и речные могли провести только привычные к этому люди. Население нескольких селений вдоль порогов называлось порожниками и промышляло двумя способами: проводом судов и ловлей сига на этих же порогах, которого было тут великое множество. Вчера вся дружина ужинала вареной, соленой и запеченной рыбой, привезенной жителями; с порожников Олав и дань брал рыбой.

Понимая, что Бёдвар в Ладоге может знать о том, что на него движется войско, Свенельд вчера вечером собрал старших в дружине на совет. Как люди опытные и многократно проходившие различные волоки, все знали: именно при этом любая дружина наиболее уязвима. Если у Бёдвара хватит наглости напасть, то скорее всего здесь, на порогах. Поэтому решили, что основная часть дружины, оставив свои лодьи на попечение порожников, пойдет по берегу вперед, до окончания Громотской Головы. Если все спокойно, там дружина дождется своих судов и поплывет дальше; если же Бёдвар выдвинется им навстречу, то не застанет врасплох, а лодьи у Свенельда за спиной будут в безопасности.

Позавтракав все той же рыбой, двухсотенная дружина отправилась пешком по гребню высокого берега. Предстояло пройти всего два обычных роздыха, но в боевом снаряжении, с щитами за спиной, под жарким солнцем конца лета они дались не так легко. Пустив перед дозор во главе с Тьяльваром, Свенельд не подгонял людей – видел, что они и так обливаются потом. Спешить было некуда, от конца Громотской Головы до самой Ладоги оставалось вниз по течению менее половины дня пути. Следуя за своим знаменосцем, Свенельд ехал шагом, поглядывая, как под высоким обрывом вода течет по наклонным плитам, будто широкая скатерть, вышитая узорами водяной травы. Вон белая цапля стоит на одной ноге у дальнего берега. На высоких старых ивах виднелось несколько больших гнезд – цапли выводили здесь птенцов. Вода в конце лета была низкой, но ее должно было хватить, чтобы провести легкие пустые лодки вниз по течению. Вот вверх будет труднее…

Остался позади плес – его здесь называют «перемена», на нем меняются проводчики судов. Эти люди знают каждый камень, каждый всплеск воды на извилистом судоходном пути между плитными утесами – ру́бами – и песчаными косами; несмотря на большую опасность этого прохода, суда здесь, доверенные местным умельцам, гибли очень редко. Вдоль реки были разбросаны избенки и дворики порожников; женщины и дети стояли возле изб, разглядывали дружину, рукой прикрывая глаза от солнца. Иные махали всаднику – в этих краях Свенельда знала каждая собака, – он приветственно поднимал руку в ответ. Не отрываясь от своих мыслей, проследил глазами за босой девушкой с толстой косой ниже пояса: девушка стояла на пригорке и тоже таращилась на него, держа на веревке серую козу.

Мало кто на месте Свенельда обрадовался бы нынешнему поручению. Последние пять лет, с тех пор как ему исполнилось двадцать, он дома почти не бывал. Сперва он провел лето в походе на Варяжское море – собирал наемников. Потом три лета – у сарацин. Пробыв дома около двух месяцев, зимой ушел опять к хазарским рубежам, в междуречье Оки и Дона. Вернувшись весной, еще через два месяца был отправлен в Ладогу. Хорошо хоть, Ладога не так далеко – вниз по течению Волхова всего три-четыре перехода. Дома его ждала жена, Витислава. Супруга была моложе Свенельда на девять лет и досталась ему совсем девочкой; вернувшись от сарацин, он ее с трудом узнал, так она выросла и изменилась без него. Теперь она наконец-то понесла дитя и была особенно недовольна тем, что муж ее покидает, да еще и снова идет воевать. Но Свенельд, не говоря ей об этом, был даже рад новому поводу куда-то сходить. После того как на Упу они ушли вдвоем с братом Годредом, а вернулся Свенельд один, он так и не оправился от тоски. Дома, среди мирной жизни, переносить эту тоску было уж слишком тяжко. Труды и опасности похода отвлекали, внушали чувство, что погибший брат где-то близко. Только неприятные сны, что мучили его с весны, и здесь не отпускали.

Нынешний сон был всего хуже. Над ним склонилась какая-то черная тень без лица, будто всматриваясь, и проговорила прямо в голову: «Пошли, тебе пора». Свенельд так и услышал эти слова – не в ушах, а прямо внутри головы, и еще гул пошел. Безликая чернота внушала ужас и отвращение, но все тело оцепенело, и эта беспомощность была всего хуже. Мерзкое ощущение не проходило, даже пока Свенельд вставал и одевался. Сходил окунулся в Волхов – не помогло, хотя он плавал, пока не замерз. И сейчас еще кусочек этой черной тени держался, прилипший где-то в уголке, и от этого было неприятно, будто душа промочила ноги.

Думая обо всем этом, Свенельд за шумом воды не сразу расслышал впереди звук рога и очнулся, только когда знаменосец обернулся и призывно помахал ему рукой. Прислушавшись, Свенельд послал коня вперед – Тьяльвар спереди подавал знак опасности.

Проскакав вдоль замершего строя, Свенельд увидел, как навстречу ему мчится Тьяльваров хирдман – для передачи вестей с собой из Хольмгарда взяли несколько лошадей.

– Идут навстречу! – еще издали прокричал гонец.

– Бёдвар? Точно они?

– Лодок множество! На берегу видели дружину, человек сто! Идут к нам! Кроме них, некому больше в такой силе!

Свенельд кивнул: примерно столько людей и должно быть у Бёдвара. По его знаку хирдманы стали надевать шлемы, у кого они имелись, а самые богатые – кольчуги или даже пластинчатые брони. После двух походов на хазарские владения люди Свенельда и Халльтора были весьма богаты дорогим хазарским снаряжением: шлем чуть ли не у каждого, кольчуг насчитывалось несколько десятков, пластинчатые брони имелись у самого Свенельда, у Халльтора, у Тьяльвара, у Эльрада, у Былемира. Хирдманы натягивали луки, брались за оружие и выстраивались близ своих десятских. Свенельд сошел с коня, оружничий надел на него доспех и застегивал ремни на боку, Хольми, телохранитель, держал наготове его высоких хазарский шлем.