Собрание сочинений. Том 3. Жак. Мопра. Орас

— Знай я, что мне угрожает, — говорила она, — я бы не испугалась, но соблюдала бы нужную осторожность, никогда не оставалась бы дома одна, только с отцом и Сен-Жаном, который уже мало на что годен. Теперь я ничего больше не боюсь и всегда буду настороже. Но самое благоразумное, дорогой Бернар, избегать всякого общения с этим отвратительным человеком и, не жалея денег, откупиться от него щедрой подачкой. Аббат совершенно прав: траппист может быть для нас опасен. Он знает, что узы родства помешают нам прибегнуть к защите закона, чтобы оградить себя от его преследований; и если, вопреки его чаяниям, он и не способен принести нам большой вред, то все-таки может доставить множество неприятностей, а этим пренебрегать нельзя. Швырните ему золота, и пусть убирается восвояси. Но вы, Бернар, больше меня не покидайте. Видите, мне без вас быть нельзя; пусть это утешает вас, когда вздумаете упрекать себя за то зло, какое вы мне будто бы причинили.

Я сжал руку Эдме в своих руках и поклялся никогда не покидать ее, — если даже она этого потребует, до тех пор пока траппист не избавит нас от своего присутствия.

Аббат взял на себя переговоры с монастырем. Наутро он отправился в город передать от моего имени трапписту решительное предупреждение, что я выброшу его в окно, если он посмеет еще раз появиться в замке Сент-Севэр. В то же время я предлагал ему денежную помощь, и даже весьма щедрую, при условии, что он немедленно покинет наши места и удалится либо в свою обитель, либо в другое убежище, мирское или церковное, по своему выбору, с тем чтобы ноги его никогда больше не было в Берри.

Принимая аббата, настоятель дал ему почувствовать, что глубоко презирает его, как еретика, и питает к нему священную ненависть. Куда девалась любезность, какую он выказал накануне в беседе со мной! Он заявил, что желает остаться в стороне от этого дела, что умывает руки и ограничится ролью посредника между обеими сторонами; приют же брату Непомуку он предоставил из христианского милосердия и для того, чтобы явить монахам пример поистине праведного человека. Если верить настоятелю, то брат Непомук в согласии с канонами церкви займет место в первом ряду небесного воинства.

На следующий день к аббату явился послушник и пригласил его в монастырь для переговоров с траппистом. К великому удивлению аббата, противник переменил тактику. Теперь монах с негодованием отвергал любую форму помощи, ссылаясь на принятый им обет нищеты и смирения, и в сильных выражениях порицал своего любезного хозяина, настоятеля монастыря, за то, что тот позволил себе без его ведома предложить обмен вечных благ на бренные блага мира сего. Он отказался вступить в объяснения касательно своих планов на будущее и отделался двусмысленными и выспренними ответами. Господь-де осенит его своей благодатью, и в ближайший праздник девы Марии, в торжественный и величественный час святого причастия, он надеется услышать голос Иисуса Христа, который наставит его, как ему поступить. Аббат опасался выдать свою тревогу, упорствуя в стремлении проникнуть в сию «святую тайну»; он поспешил передать мне ответ монаха, в котором не было ничего утешительного.

Меж тем проходили дни и недели, а траппист ничем не обнаруживал своих истинных намерений. Он больше не показывался ни в замке, ни в окрестностях и упорно сидел взаперти в монастыре кармелитов, так что немногим удавалось лицезреть его. Однако вскоре сделалось известно — и настоятель самолично озаботился распространить эту весть, — что Жан де Мопра обратился на путь истины, проникся самым пылким и примерным благочестием и, вступив в орден траппистов, совершает паломничество во искупление своих былых прегрешений, а по пути остановился в монастыре кармелитов. Каждый день распространялись слухи о новых проявлениях добродетели обращенного и о новых подвигах умерщвления плоти, совершаемых святым человеком. Ханжи, жадные до чудес, жаждали увидеть его и приносили с собой великое множество скромных даров, которые он упорно отвергал. Порою он прятался столь искусно, что говорили, будто он покинул обитель и возвратился в свой монастырь; но когда мы уже проникались надеждой на то, что больше не увидим трапписта, мы узнавали, что, простершись во прахе и облачившись во власяницу, он подвергает себя страшным истязаниям; случалось, что, совершая паломничество, он босой отправлялся в самые пустынные и запущенные уголки Варенны. Шла молва, будто он даже стал чудотворцем, и если настоятель монастыря кармелитов не исцелился с его помощью от подагры, то лишь потому, что, покаяния ради, сам того не пожелал.

Около двух месяцев мы не знали, что нас ожидает.